Ольгу Мухину театральные постановщики считают одним из самых «любопытных и загадочных» современных драматургов. Она ворвалась на литературный Олимп в начале двухтысячных, когда на экране (да и в некоторых театрах) процветала «чернуха». Коллеги по цеху с энтузиазмом сталкеров бросились исследовать неприглядные глубины человеческого бытия, те «зоны», куда ранее был закрыт доступ советской цензурой. Постепенно выяснялось, что «зоны» — это вовсе не территория, а та проверка, в результате которой человек может либо выстоять, либо сломаться. Выстоит ли человек, зависело от его чувства морального достоинства, способности различать главное и преходящее. Вот в эти-то годы, на фоне засилья мрачных сюжетов, неожиданно и раздался чистый, слегка ироничный голос молодого драматурга, нутром чувствовавшего пульс времени, уловившего, что именно было в то время нужно зрителю.
Пьесы Мухиной оказались сплошь про любовь. Не удивительно, что творчеством ее заинтересовались и Петр Наумович Фоменко, и Евгений Каменькович, и Вера Попова, и Игорь Коняев, и много кто еще.
Сегодня пьесу Ольги Мухиной «Ю» репетирует в «Театре на Покровке» режиссер Михаил Милькис. Наш обозреватель беседует с драматургом Ольгой Мухиной.
– Ольга, репетиции спектакля выходят на финишную прямую. Но когда я разговаривала с некоторыми артистами в самом их начале, то они были слегка растеряны: пьеса насыщенная, но при этом главная идея запрятана глубоко внутри…
– Пьеса была написана в 1995 году. Предпосылка ее была такова: а если в Москве война? Я тогда хотела вложить в нее всю свою любовь к Москве. По сюжету рядом идет война, а люди в Москве, как и прежде, продолжают танцевать. В финале два мальчика из этой танцующей Москвы уходят воевать.
Я, конечно, ждала, что ее кто-то поставит именно сейчас – время такое, непростое… Мне было интересно, кто возьмется. И я очень рада, что это оказался «Театр на Покровке». Здесь такой красивый режиссер, такие красивые артисты, красивый отремонтированный театр. Надеюсь, что получится талантливо. Я еще не видела прогона, мне интересно, что это будет в итоге.
А вот почему меня столько лет назад посетил этот сюжет, я действительно не знаю. Евгений Борисович Каменькович говорит, что я интуитивно предсказала сегодняшние события.
– А каков был ваш посыл залу в этой пьесе?
– Идея у меня в то время была рассказать о том, как прекрасна Москва. Меня переполняло чувство любви к родному городу – ни больше ни меньше. Если моя пьеса «Таня-Таня» была просто про любовь, то «Ю» – про чистую любовь к Москве. Больше я туда ничего не вкладывала. Но по сюжету в Москве – война, не так все просто и спокойно. Я писала о том, что любовь не может быть бесконфликтна. Писала это, когда была очень молода. Это я сейчас могу в свои пятьдесят что-то сформулировать, но в двадцать пять я большим умом, подозреваю, не отличалась. Широким сердцем, может быть, да, но точно не большим умом…
– Мне очень импонируют люди с чувством самоиронии. Марк Захаров говорил, что среди таковых точно нет глупых людей. Кстати, это качество самоиронии присутствует не только в вас, но и передалось «по наследству» вашим героям. В «Ю» много юмора…
– Я старалась сделать из этой истории комедию в чеховском стиле, это был мой максимум на тот момент.
– Как-то вы проговорились, что являетесь в пьесах «противником временных знаков». В «Ю» четко обозначено место действия, но совершенно непонятно, когда происходят события – в сороковые, в шестидесятые, в двухтысячные? Это сделано намеренно?
– Наш учитель, драматург Юлиу Филиппович Эдлис, призывал писать «на века», чтобы в любое время действие происходило бы в наши дня. Поэтому я шелуху всякую в пьесе стараюсь подчистить. Время – такая штука, что оно мало что меняет в людях. Основное в нас – вечно, не зависит от временного отрезка.
– В одном интервью вы себя называете «бессюжетница». Почему так?
– Это не я. Это меня мой мастер в институте так называл. И я обещала ему найти сюжет. Вот, продолжаю его искать до сих пор.
– У вас есть режиссерский опыт. Вы ставили в театре пьесу «Летит». Если бы вы взялись сегодня за «Ю» как режиссер, то каким бы был спектакль?
– А я не взялась бы. Мой режиссерский опыт дался мне очень сложно, и я теперь просто преклоняюсь перед режиссерами. Это работа непростая, сейчас я ничего не стала бы ставить. Ну, может быть, если только с детьми поработала бы.
Более того, я сейчас уже не стала бы и обращаться к этим моим пьесам. Меня волнуют новые темы. Все силы направляю сейчас на них. У меня в данный момент сложная жизнь: нужно написать несколько важных сценариев. Не до режиссуры.
– А какие темы вас волнуют сегодня?
– Божественные, библейские. Например, тема жизни после смерти. Я доделываю недописанный проект для Евгения Борисовича Каменьковича, который долго ждет.
Кроме того, я ведь еще и преподаю: в Институте культуры – кинодраматургию (у меня своя мастерская), в ГИТИСе читаю курс лекций о работе режиссера с драматургом.
– Чему вы хотели бы научить молодых драматургов?
– У меня есть некая педагогическая теория: я хотела бы, чтобы в них совместилась наша русская сердечность, открытость, душевность с четкой структуризацией, свойственной американской драматургии. Мне кажется, что в этом соединении можно найти новую форму. Тогда и вернется наш прекрасный кинематограф советских времен, который не будет уступать голливудскому.
– О чем бы вы спросили у себя, если бы брали у себя интервью?
– Я уже все у себя спросила. У меня вся работа из этого состоит: сама задаю вопросы и сама же на них отвечаю. Вопросов не осталось. На все, в принципе, ответила.
– Все настолько ясно?
– «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…» Я тоже пишу потихоньку свою «Божественную комедию».
– Оказаться в сумрачном лесу – замечательное состояние: рождает свежие драматургические решения. Удачных вам премьер, Ольга!
Елена Булова.
Фото предоставлено Ольгой Мухиной
