Пётр Кудряшов: Театр «Эрмитаж» – это мое место, место моего сердца, место моей силы

Сегодня театр «Эрмитаж» — это образец подлинно авторского театра, театра-дома, в котором живут и играют люди одной веры. Это театр, ставящий Пушкина и Гоголя, Сухово-Кобылина и Булгакова, Маяковского и Эрдмана, Шекспира и Мольера, Брехта и Маркеса, Аксёнова и  Довлатова и многих других. В репертуаре больше двадцати спектаклей, идет работа над новыми постановками. Уже четверть века ему служит Пётр Кудряшов.

Актер много снимается в кино и на телевидении, но на спектаклях  с его участием всегда аншлаг.

 – Пётр, у вас юбилейный год. Думали ли вы в детстве, что станете актером, причем одним из ведущих актеров театра «Эрмитаж»?

– Еще ребенком я  вел артистическую жизнь, рассказывал ребятам из своей дворовой команды какие-то истории о собственных приключениях. Я брал советский песенник и заставлял друзей вместе со мной петь известные произведения. В детстве стать артистом казалось неосуществимой мечтой. Да я и не артистом мечтал стать, а «неуловимым мстителем». Но жизнь меня как-то сама вела к тому, чтобы стать актером. Сначала я поступил в технический институт, долго и нудно там учился, но параллельно что-то искал. Только спустя годы решил попробовать стать актером, хотя сначала меня даже до первого тура не допустили. Это такие приключения! Я учился год в Ярославле, оттуда приезжал к Олегу Павловичу Табакову заниматься по воскресеньям. А потом, когда узнал, что он будет проводить добор, подошел и сказал: «Олег Павлович, а можно я тоже попробую к вам поступить?», а он говорит: «Петьк, ну а зачем иначе ты мне здесь нужен, вот по воскресеньям тут сидишь?»

И вот в далеком 1986 году я окончил ГИТИС. Я «табаковский», это очень хорошая школа. Да, со своими какими-то привычками, со своими знаниями, со своими штампами. Я пришел в театр «Эрмитаж» много-много лет назад, а тут всё не так! Помню, попал на первую вынужденную репетицию, меня надо было срочно ввести в толстовского Каренина, но не из «Анны Карениной», а из «Живого трупа», и я полтора часа репетировал две фразы, всего два предложения! Помню начало до сих пор: «Елизавета Андреевна прислала мне записку, а я и сам хотел…» – и там дальше что-то еще. И я полтора часа не мог двинуться дальше! Я понял, что  бездарен, что не должен заниматься этой профессией. Говорю нашему художественному руководителю: «Михаил Захарович, я уже пою с вашего голоса», а он мне в ответ: «Пойте, Петенька, пойте. Это не так плохо!» Только спустя годы я понял, что Михаил Захарович – особый человек, а еще он слухач, ему очень важен голос, тональность, ритмы, музыка. И вообще театр, скажу шире, жизнь – это музыка и ритм! Всё – музыка, ритм и игра! И всё это – счастье! А сейчас театр «Эрмитаж», созданный Михаилом Захаровичем Левитиным, – это мое место, место моего сердца, место моей силы.

И вот о чем я точно в детстве даже не думал, так это о том, что я буду преподавать в ГИТИСе, в мастерской Михаила Захаровича Левитина. Уже третий набор у нас. Люблю и горжусь нашими учениками! Но это уже отдельная большая история.

– Сколько лет служите в этом театре?

– Уже почти четверть века! С конца того столетия, с конца того тысячелетия.

– «Эрмитаж» – авторский театр. Над чем сейчас работаете? В каких постановках заняты?

– Я занят в очень многих спектаклях театра – на данный момент их сейчас штук 14. Аметистова в «Зойкиной квартире» я уже больше 20 лет играю. Недавно мы выпустили «Путешествие на Багровый остров», там я тоже занят. «Новый Мокинпотт» – это пьеса, с которой Михаил Захарович начинал свою творческую жизнь в Театре на Таганке, и вот он решил поставить ее снова в нашем театре. В «Маленьком воскресном приключении» по Катаеву я играю две роли: Филиппа Максимовича, швейцара, а сейчас вынужденно частенько заменяю своего друга, любимого Лёшу Шулина, и играю Зайцева. Сейчас у нас будет замечательная работа, чудесный спектакль по произведению писателя, которого люди не очень-то и знают, это Гайто Газданов, по его произведению «Призрак Александра Вольфа», но в нашем театре спектакль будет называться «Слепые кони фортуны». Очень люблю «Хоттабыча», да и вообще детские спектакли. Недавно у нас была премьера по Юрию Олеше «Три Толстяка», я там доктор Гаспар.

– Многие театры сейчас обращаются к классике. Вам интересны классические произведения или больше – современная драматургия?

Ну конечно, классика, потому что это отстоялось, это проверено временем. Ну а современные… Кто это? Что? Где они? Может быть, и есть… Вот в прозе есть, Водолазкин, например, и еще кто-нибудь. Но классика – это то, что отобрано временем, и то, что прекрасно! Это то, что в течение десятилетий, столетий заставляет людей смеяться, плакать, читать, меняться, строить себя через эти произведения, понимаете? А есть ли что-то подобное в современной литературе, особенно в драматургии? Ну, наверное, что-то есть, я не берусь судить.

Хотя я и сам человек тайно пишущий. Сам пытался и стишки какие-то писать, и даже пьески. Но всё же давайте посмотрим, кого я играл? Всех сейчас, наверное, и не перечислю. Это Булгаков, одна из моих любимых ролей – Аметистов в «Зойкиной квартире», я играю его уже больше 20 лет. Наш замечательный спектакль «Путешествие на Багровый остров» – тоже булгаковский.  Я играл Толстого, Чехова, Мольера, Гоголя, Шекспира, Сухово-Кобылина, Олешу, Эрдмана, Катаева, Хармса. Хармс – это вообще очень значимая фигура для нас и для нашего левитинского театра, и спектакль «Меня нет дома» о Хармсе и по Хармсу, с моей точки зрения (со мной далеко не все согласны), — это великий спектакль! Дважды я даже играл в нем роль отца вместо захворавшего в те дни Бориса Леонидовича Романова, замечательного нашего народного артиста. Конечно, там должен быть Борис Леонидович, конечно, я жалкая тень его. Дело не в том, что я себя уничижаю, я очень хороший артист, но ведь важно быть на своем месте, вот на том месте должен быть Борис Леонидович, я просто выручил театр два раза, но я счастлив, что я был дважды внутри этого чуда, этого любимого моего спектакля «Меня нет дома»! Так что, конечно, классика!

– Кто вы в душе больше – театральный или киноактер? Есть ли у вас в кино любимые роли? Какие характеры вас больше привлекают?

– Знаете, есть такое расхожее мнение, что театр – это семья, дом родной, а кино – это такие любовные похождения, и оно верное, это так! Основа жизни, опора жизни – это, конечно, театр. Причем сейчас меня удручают эти споры о том, что такие понятия, как репертуарный театр, театр-дом, больше не нужны, что все должны быть свободны и так далее. Это как после революции говорили, что мужчины и женщины должны быть свободны друг от друга, а всё равно потом это сорвалось, и люди стараются жить семьями, долго ли, коротко ли, но семьями. Люди стараются не случайно привязываться друг к другу, а по любви и надолго. Вот театр – это по любви и надолго, а кино – это приключение, оно прекрасно, оно очень много дает, оно дает путешествия, новых людей, быструю смену каких-то внутренних образов, можно попробовать и это, и то, с одной командой, с другой!

Опять же возникает вопрос денег – деньги несравнимы с теми, что в театре. Даже такому не звездному артисту, как я, всё-таки платят деньги, несравнимые с нашей театральной зарплатой. Узнаваемость опять же. Когда-то давно я испытал это, снимаясь в «Кармелите» (смеется), сам бы, возможно, и не смотрел бы этот сериал, если бы не был в нем занят, но все равно благодарен ему за знакомства, за людей, за то, что понял, что такое узнаваемость на улицах, понимаете? Хотел бы я сниматься в «Кармелите» (смеется)? Не хочу отказываться, но предпочел бы сниматься в чем-то другом.

Наш театр редкий, это отмечают все: и молодые люди, и немолодые, которые касаются как-то серьезно или походя нашего театра, они все говорят, что наш театр какой-то особенный в смысле атмосферы и человеческого тепла.

Говоря про любимую роль, про любимую работу в кино… вот почувствовал себя художником, автором, если угодно, снимаясь у своих молодых друзей – у студентов, а теперь уже выпускников ВГИКа из замечательной мастерской недавно, к сожалению, ушедшего от нас Абдрашитова. Я снялся у Феди Соколова в «Иудушке», у меня была возможность сыграть Иудушку Головлёва в двух замечательных, внятный сценах, и я крайне доволен этой работой! Такого мне в кино, к сожалению, не предлагают. Есть, безусловно, работы, которыми я горжусь: это и дядя Проша из «Адвокатъ Ардашевъ. Убийство на водах», и Фролов из «Анна-детективъ», так что с кино все сложно, но что-то есть.

Говорят, что театр – это склоки, подсиживания, что это террариум единомышленников и так далее. Наверное, где-то это так, возможно, везде это так, но не у нас! У нас замечательный театр! Со многими дружу, а все остальные мне приятны, рад их видеть. Захожу иногда в театр просто так, чтобы окунуться в эту атмосферу. Спасибо мастеру, что он собрал и продолжает собирать таких людей. Все талантливые, все деликатные, глубокие, думающие. У нас феноменальная труппа, об этом мало кто знает. Судят ведь по чему-то «модненькому», вот по телевизору увидят кого-то – значит, это хороший артист, а у нас изумительные артисты, у нас изумительный театр!

– У каждого человека, состоявшегося в профессии, есть мечта. Какая ваша профессиональная мечта? Возможно, это какая-то роль, которая пока еще не сыграна?

– Мечта у меня есть, хотел бы сыграть определенную тему, а не конкретную роль. Я очень много ролей в своей жизни играл на сцене, даже чуть-чуть в кино, но любовь, как тему, не играл. Это очень сложно, это почти невозможно. Но думаю, что я для этой темы гожусь больше, чем большинство актеров. Трудно сыграть на сцене тоску и любовь, но мне иногда кажется, что мог бы. А еще мне хотелось бы сыграть человека… возможно, писателя или какого-то другого творческого человека, у которого очень непростая и изощренная внутренняя жизнь идет сама по себе, а внешняя жизнь идет несколько иначе. Вот эту тайну, эту двойственность бытия мне бы очень хотелось сыграть.

Есть у меня еще одна мечта, не связанная с ролью, – я буду счастлив увидеть, как рождается моя актерская династия! Ведь у меня и сын актер, он тоже окончил ГИТИС и вот уже 9 сезонов работает в Театре Пушкина, и внучка моя – девочка бесконечно артистичная! Так что, возможно, и сложится такая прекрасная династия!

Нина ДОНСКИХ.

Фото из архива театра «Эрмитаж»