Так считает Владимир Галедин, автор книг о Яшине, Стрельцове, Бескове, Черенкове (две последние – в соавторстве), отдавший 26 лет воспитанию подрастающего поколения и продолжающего писать для него потрясающие книги. Об этом и многом другом поговорили с Владимиром Игоревичем накануне выхода (надеюсь на дальновидность издательств) его очередной книги.
– Вы завершили очередную работу – «Книга о школе». Ваша цитата: «При отсутствии настоящего прошлое во многом занимает вакантное место». Расшифруйте, пожалуйста.
– Прошлое занимает важное место. Я уже говорил в предисловии к книге: сегодня нет детского кино. А еще лет сорок назад оно было. Кинокартины (я уж не говорю о телесериалах) в России выпускают. Однако как быть с понятием «народного кино»? А я вот помню, что в 73-м на одном из первых показов фильма «Иван Васильевич меняет профессию» вообще не мог услышать текст неподражаемого Куравлёва и замечательную музыку Зацепина. Так как зал в кинотеатре «Правда» очень смеялся. Хохотал. Да что там – просто ржал! Попал Гайдай? Так и не в первый раз. Но не один же он! Я, например, лично стоял в очереди за билетами на «Служебный роман». А когда вышел «Мимино», то мы с мамой его посмотрели дважды. Сначала вдвоем. А потом, когда отец из командировки вернулся, и третьего нашли.
Так в чем же глубина? В том, осмелюсь утверждать, что истинно народный фильм делает совсем зыбкой грань между экраном и зрительным залом. То есть вам в какой-то момент кажется, что, оказавшись в том «зазеркалье», вы сможете там спокойно жить вместе со всеми. Вот и пора вернуться к школьному кино. Так как оно и являлось по-настоящему народным! Там же все – наши! А то, что режиссеры буквально выжимали из нашенских ровесников по капле и до конца, – никого не интересовало. С другой стороны: а как иначе-то? Иначе вообще ничего не получится. Ни народного кино, ни кино вообще. «Ералаш» был велик в самый застой. А на тех черно-белых лентах – люди. Дети в том числе.
– Почему вы обратились к теме советского детского кино?
– Суть, попросту говоря, в том, что очень бы хотелось вернуть семейные просмотры. Скажут: как вернуть? Разве они когда-то были? У нас в семье такое являлось нормой жизни. Сначала родители ходили в кино без меня. Правда, затем возвращались, и мама рассказывала про фильм. Помню, например, что «Бриллиантовая рука» была оценена весьма средне, а вот «Белорусский вокзал» – почти восторженно. Затем стали ходить вместе. А к концу школы я увидел афишу «Пяти вечеров», пришел домой и твердо заявил, что мы идем вместе, потому как это про их время. Наслаждение получили, помнится, колоссальное. Никогда не забуду, как шли из кинотеатра «Алмаз» и родители живо обсуждали просмотренных «Подранков» Губенко. Я молчал и слушал. То кино меня поначалу придавило. Все не мог понять, как могла после войны умереть девочка, сестра главного героя. Это же СССР, советская власть… Здесь и обязан помочь коллективный просмотр. К тому же сейчас никуда ходить не надо – есть благословенный интернет, и найти способно почти все. Конечно, сложностей много. И даже не в одних разных жизненных реалиях дело. Во-первых, дети не любят что-то смотреть, зная финал заранее. Ну надо что-то придумать, вы-то взрослые люди. Второе, как ни странно, цвет. Они не любят черно-белое кино! Может, сюжетом увлечь? Или рассказать что-то об актере. Вообще-то у меня девочка-ученица под влиянием мамы уже просмотрела всего «Анискина» и даже «Берегись автомобиля» зацепила. Что, понятно, удивительно, правда, нам на радость. Кроме того, я ходил же с ними в театр. В общем, реагируют.
– Вы то сами каким были учителем в те годы?
– Во-первых, я еще учу, пусть и в ином формате, который не связан с госфинансированием. Во-вторых, не дело педагога оценивать себя. Этим должны заниматься ученики, их родители, а также коллеги, если пожелают. И третье. Мы же должны ставить оценки. От одного, как говорится, до пяти. Ясное дело, что на одних положительных баллах отучить невозможно. Кто-то будет получать и неуды. После чего соответствующим образом относиться к тому самому предметнику, что «зарубил», «завалил» и т. д. Я человек на самом деле мягкий. Но приходилось преодолевать себя и отдельных граждан сильно огорчать. Кто-то из них после первой же двойки многое понял и отучился затем великолепно. Большинство же затаило обиду (несправедливую, на мой взгляд) и при любом опросе скажет обо мне столько, сколько и на ином допросе не выбьешь.
Мы были перестроечные учителя. Что это значит? Да то, что реалии этого поразительного времени, когда год равнялся пятилетке, а то и десятилетию, вошли в производственную жизнь легко и свободно. Причем я-то молодой тогда, ладно. Однако и люди старшего поколения новые идеи восприняли вполне сочувственно. Тот же плюрализм, скажем. Главный пример торжества плюрализма случился у меня в 1990 году. Закончили изучать чеховский «Вишневый сад». Дал сочинение по Лопахину. Так вот: три парня написали совершенно по-разному. И все на пять. Первый, Миша Слученков, был коммунист. Он и разразился: давить таких надо, паразит, на шее народной, кровь пьет из людей; такие вот сейчас потихоньку повылезли, богатеют, но мы их к ногтю и т. д. Миша, отдать ему должное, и на уроках всегда говорил то, что думал. А думал так, как писал. Второй мальчик, Илюша Захаров, на парах (это техникум) вообще ничего громко не говорил. Быть может, оттого, что власть принадлежала тем же коммунистам, если по факту. Зато в сочинении разошелся: нет ничего глупее, нежели обижать Лопахина, потому что за такими людьми – будущее; они и другие поднимут нашу страну, дадут новые рабочие места и т. д. «Демократ», как тогда говорили. А третий юноша, которого звали Дима Кушнер, сказал просто и ясно: «А мне Лопахин нравится. Потому что он сам живет и дает жить другим!”
– Чем вы занимались на БАМе?
– Я там служил. Сначала рядовым, потом младшим сержантом. В последний месяц окончил офицерские курсы. Мы там работали – не воевали. Стреляли всего два раза за всю службу. Зато я принял участие в самой длинной практике БАМа. Это значит, что нашу учебку решили не учить, а бросить прямо на трассу. И так четыре месяца. Мы заполняли шпальные ящики, меняли шпалы, иногда даже участвовали (там вопрос сложный) в поднятии на чуть-чуть рельсов. Мы, безусловно, приносили пользу. И ни в кого не собирались стрелять. По некоторым данным, восемьдесят процентов именно восточного участка той нужной железной дороги было построено силами военных, а не зэков и комсомольцев.
– Действительно ли между нашим поколением и нынешним – пропасть?
– Пропасть между поколениями есть. Зачем обманываться? Иное дело, что нужно работать над устранением, мосты создавать и укреплять. А не плакать на своем берегу. Или того хуже – детей нещадно клеймить за бездуховность. Хотя, конечно, дети, как и все люди, – разные бывают. Поскольку я работал 26 лет на одном месте, то могу даже по годам определить близко-далеко или холодно-горячо в смысле отношения поколений. Да, вынужден признать сразу: лучшие ребята и девчата у нас пошли в конце 90-х и начале нулевых. Наш завхоз, человек с советским высшим техническим образованием, сообщил, что у той молодежи имелась национальная идея. Мы полезли спрашивать (идею-то ловим до сих пор), а он торжественно произнес: «Все просто. Они хотят хорошо учиться, чтобы потом хорошо зарабатывать». Правда затем, после моих славословий, завхоз пытался усомниться и чуть не откреститься, но память меня пока не подводила.
В общем, ясно, что еще лет двадцать назад людей было можно позвать в театр, например. Между нами (учитель-ученик. – В. С.) было два десятка лет разницы – поколение другое. И мы ходили с разными группами на «Бешеные деньги» Александра Николаевича Островского в филиал Малого театра на Ордынке. Однажды был один спектакль, который меня потряс. Меня задела публика – сплошь молодежная. Особенно выделялась компания пареньков лет по пятнадцать. Легкие, симпатичные, смешливые. Смотрю, уже заигрывают со всем противоположным полом. Какой, думаю, спектакль? Сорвут сейчас. Но началось действо – и зал успешно затих. Сначала. Потом воспрянул – и опять молчок. Затем засмеялся. Вновь помолчал. После – чуть взвыл с паузой. В конце – опять хохот, причем общий! Мы совместно с детьми смотрели пьесу и получили те же абсолютно эмоции. На выходе столкнулись с теми ребятами, коих я так опасался. Мальчишки были просто счастливы! И один из них, наиболее, по-моему, обаятельный произнес историческую фразу: «Это был первый спектакль, который мне реально понравился!»
– Как вы пришли в спортивную журналистику?
– Отец был огромным любителем и знатоком футбола и хоккея. Я с ним с пяти лет на футбол или (значительно реже) хоккей ходил. Потом – московский двор, где я вырос. Там те, кто равнодушен к спорту, несмотря на прочие достоинства медленно изымались из обращения. А у нас зимой – хоккей (на стадионе, который очень глупые люди снесли лет десять назад; что ж, теперь там растут и вырастут явно неполноценные дети), весной и осенью – футбол. Причем играли или за воротами на том же, покойном ныне стадионе, или вообще непосредственно во дворе. Дальше – институт. Некая часть немногочисленных юношей на филфаке пединститута выбрала определенную триаду: литература (это специальность все-таки, да и по душе), кино (однажды, скажу по секрету, даже пару прогуляли: четыре мужика, не самые двоечники-то, рванули на премьеру «Вокзала для двоих» в кинотеатр «Октябрь») и… футбол. Сами играли много двое на двое, однако и обсуждений хватало. На игры даже выбирались.
И все-таки никакой моей журналистики не существовало бы вообще, коли бы не Алексей Михайлович Щукин. Он в 1996-м предложил писать биографические очерки. Ясное дело, что предложение шло от перспективного тогда бизнесмена. Помнится, что почти ушел из преподавания, а время стал проводить с пользой. В Ленинской библиотеке. Я там, конечно же, не второе высшее получил, но курсы повышения квалификации точно прошел. Надо было научиться писать ясно и коротко. Одним словом, так, похоже, и получилась моя первая статья о футболе. Она, между прочим, вошла в спартаковскую энциклопедию, которую издал тоже очень славный бизнесмен. Да, а на энциклопедию меня подорвал тот же Щукин. Позвонил, объяснил… и мы сделали все 70-е годы «Спартака». Плюс я один написал 14 очерков в Зал славы: там и Шавло, и Гесс, и Морозов, и Гаврилов. И Черенков, кстати… Хорошая была книга. Там всего 5 тысяч экземпляров.
– В чем принципиальное отличие московской «школы футбола» от киевской и тбилисской – ну если оно есть?
– Московской футбольной школы никогда и не было. Ибо трудно совместить Аркадьева, Якушина, еще позднее – Бескова и Морозова. А Симонян с его «Спартаком»-69? Затем – Валентин Иванов с «Торпедо» и тот же Романцев. Это ж всё разные планеты! К тому же Москва всю жизнь соперничала внутри, так сказать, себя. Взять тот же «Спартак». Какой матч принципиальнее: с киевлянами или с какими-то земляками? Здесь стоит уточнить, когда играли. В пятидесятые, например, принципиальнее противостояния, нежели со столичным «Динамо» (Игорь Рабинер растягивает эту принципиальность вообще на весь советский период – редкий случай, когда не соглашусь с уважаемым соавтором) не было. 60-е? Да, украинцы уже в силе, однако как же могучее «Торпедо»? Самый застой, 70-е. Да нет, как и десятилетием позже соперничество с ЦСКА оставалось весьма актуальным. Хотя и игры с Киевом, конечно, собирали стадион и аудиторию у телевизоров.
Теперь что касается республиканских школ. Сразу скажу: если кто-то считает, что расцвет украинского футбола берет начало с Лобановского и Базилевича, то спорить не буду. Ради бога. Остальным напомню: в начале 60-х, несмотря на победу в первенстве СССР 1961 года, «Динамо» из Киева оставалось типично южной командой: под настроение (еще и на своем поле) кого угодно «вынесет», а вот без настроения и где-нибудь под дождем или снегом в нашей большой стране могло случиться все что угодно. А затем в столицу Украины приехал московский тренер Виктор Маслов. Тогда и пошли победы в союзном чемпионате одна за другой – три раза подряд.
Что касается грузин и армян, то первые мне всегда напоминали бразильцев, вторые – аргентинцев. Азербайджанцы вот – всех, так сказать, остальных. Уругвай, Парагвай, Эквадор. Тоже очень техничные, талантливые ребята. Но не будем забывать: в Тбилиси (опять же, коли кому захочется начать историю грузинского футбола с Нодара Парсадановича Ахалкаци, то я не возражаю) не один год трудился Михаил Якушин. Ереван? Там тоже много кто из столицы поработал. Перед Никитой Павловичем Симоняном, например, «Арарат» возглавлял Николай Яковлевич Глебов. Впрочем, и Симонян Москве, мягко говоря, не чужой.
– Лев Яшин – кто он для отечественного и мирового футбола и как вы работали над книгой о легендарном вратаре?
– Что про Яшина вообще, то здесь история не очень простая. Понимаете, мы с отцом, все-таки спартачи. А Яшин – динамовец. Папа очень ценил, например Владислава Жмелькова. Которого не видел в игре, так как красно-белый виртуоз, потрясающе бравший пенальти, футболист, ставший лучшим спортсменом СССР 1939 года, самые сильные игры провел все же до войны. А Яшин итак всем известен. Везде его показывают. И всем о нем рассказывают. Позже оказалось, что это не совсем так. Показывать-то показывали, но ведь один и тот же бросок. Из прощального матча 1971-го года. А где же чемпионат мира 1966 года? Где феноменальные спасения с Венгрией и ФРГ? Странная какая-то политика. Это ж не запрещенные материалы!
В общем, заниматься Яшиным я стал только когда стал сотрудничать с журналом «Тотал-Футбол». Зато тогда уж и почитал, и посмотрел. Уже и Рохаса от Санчеса в сборной Чили был способен отличить. Тем не менее о книге и речи не шло. Как вдруг А. М. Щукин позвонил мне – пиши в ЖЗЛ о Яшине. Есть возможность. Позвони только завтра по этому телефону. Через день набрал номер. Вежливый голос (Вадим Эрлихман) сообщил, что мне надо будет написать пробную первую главу. Написал. Отправил. Стал ждать. Неделя проходит. Вторая. Начинаю психовать. Глава-то небольшая. Или уж так все худо? Позвонили через месяц. Вежливый Эрлихман (в 2006-2016 годах – заместитель главного редактора издательства «Молодая гвардия», редактор серии ЖЗЛ. – В. С.): «А, это вы… Что ж. Прочитали. Очень понравилось! Вы приезжайте к нам. Контракт подпишем».
Никакого контракта после первой встречи со мной подписано мне было. И правильно. Я же не встречался с родственниками и близкими людьми. А ЖЗЛ без этого не бывает. Поэтому лишь только после не одной встречи с Валентиной Тимофеевной Яшиной удалось написать еще что-то.
– Ваши почти годовые усилия при написании книги соизмеримы с тем, как ее встретили в спортивном и читательском мире?
– Если говорить про книгу о Льве Яшине, то мне как автору вообще жаловаться не на что. Во-первых, тираж первый живо разошелся. Потом было еще три, по-моему, переиздания – где-то минимум 11 тысяч экземпляров. Кроме того, пошли встречи с читателями, презентации. Я и сейчас не совсем к такому привык, а лет восемь назад было, не скрою, особенно приятно. Все же мы люди.
Однако никогда не забуду поездку в город Клин. Библиотекарша тамошняя меня встретила, как договаривались. На самой встрече в библиотеке оказалось два коллектива: студенты третьего или второго курса техникума (колледжа) и мальчишки лет 11-12 из местной футбольной школы. И тех, и других, как мне доступно затем разъяснили организаторы, на встречу с большим русским писателем, мягко говоря, привели. Возвращаясь в аудиторию, скажу, что и старшие, и младшие слушали весьма вежливо. Хотя студенты все-таки хотели досидеть и уйти, а юные футболисты – еще пообщаться. Парни и вопросы-то задавать не хотели. Потом спокойно пошли домой и к девчонкам. А вот пацаны достаточно долго вокруг меня крутились-вертелись. Правда, что-либо сформулировать у них не получалось. Наконец, яшинский коллега выдавил: «Правда, что он мог подписать с «Реал» Мадрид? И ему давали любые деньги?» «Правда, – со вздохом подтвердил я. – Сам Сантьяго Бернабеу чек выписал. Нашему оставалось лишь сумму вписать… Но Лев любил «Динамо». Затем: семью на кого оставить? И вообще: это же динамовское общество! Времена-то какие были…» «Да, – тоскливо подтвердили юные футболисты. – Это точно». Расстались мы если не друзьями, то хорошими приятелями. Хотя дети сей факт, конечно, забыли.
– Рубрика «Легенды», в которой опубликованы ваши материалы о великих футболистах и тренерах – как она появилась и кто ее «прародитель»?
– Началось, почти как всегда, с благословенного А. М. Щукина – прирожденного менеджера. Он нашел журнал «Тотал-Футбол». И послал главному редактору Николаю Роганову сообщение на предмет сотрудничества. После чего мы и пошли работать. Замечу: вдвоем. Кое-что вообще подписано двумя фамилиями. Например, если мне память не изменяет, материал о советских футболистах, которые воевали. Там Щукин такой список подлинных героев отгрохал-разыскал, что любо-дорого прочитать! Конечно, текст больше мой, однако к списку Михалыч (мы с института дружим, еще с 1981 года) мощнее руку приложил. Ко всему прочему, у меня тогда и компьютера не было, поэтому статья, написанная от руки, в неформальной обстановке передавалась и перепечатывалась, а затем возвращалась автору. Который и отправлялся в редакцию. При этом, повторю, Щукин, что совершенно справедливо, оставался компаньоном. Мне помнится огромное удовольствие, с которым писал!
– В чем феномен Эдуарда Стрельцова – ваша книга о нем библиографическая редкость?
– Что касается феномена Стрельцова, то я подумал вот о чем. Видите ли, его всегда было слишком много. Вот, допустим, суп вскипел и полился через верх кастрюли. А Эдуард со своим талантом и даже, похоже, гениальностью так кипел всегда. Хотя внешне смотрелся флегматичным парнем. Увы, какие-либо рамки придумали не для него. При этом перед нами – советский, понятно, человек. А. В. Беляев (его книга «Федор Черенков, каким вы его не знали» – В. С.), прочитав, сказал, что я написал о герое. Соглашусь. Как же не герой, если он фактически вывел сборную Союза на первый в ее истории чемпионат мира! И ведь тогда, в знатном поединке с поляками, на одной ноге играл, инвалидом мог свободно остаться. Интересно, думал об этом кто-либо из тех, кто его сажал? В том числе и Хрущёв? Ведь в том 1958-м весь народ получил такое счастье, сильнее которого была разве что победа в недавней войне. Он все прошел вместе со своей страной. Буквально все. Вплоть до зоны. Как писала Ахматова: «Мы ни единого удара не отклонили от себя…»
– Тандем Галедин-Щукин и книга «Бесков» – как все сложилось, и как «распределялись обязанности» при написании?
– Здесь я столкнулся с неожиданностями. Главная из которых – работа в соавторстве. То есть мы уже трудились с Алексеем Щукиным над спартаковской энциклопедией. Однако здесь и объем выходил значительно больше, и, не в обиду тому прекрасному коллективному труду начала нулевых, – ответственность несколько иная. Все же ЖЗЛ – марка. Книги этой серии читали буквально все.
Специфика соавторства? Ну вот Брагинский с Рязановым соревновались в том, кто первый займет диван и на него, соответственно, уляжется. В таком случае проигравший садился за пишущую машинку, а победитель с того самого дивана начинал диктовать. У нас соревнования не было. Печатал, естественно, Михалыч, потому как он газетчик и для него данное действо легко как дыхание. А я до того ездил в библиотеку – «ленинку» или «историчку». У Щукина же была своя заготовка: автобиография К. И. Бескова «Моя жизнь в футболе». И он требовательно оттуда цитаты пробивал. А по ходу действия начинались поправки пишущего журналиста. Типа: «Это уже было»; «Зачем опять?»; «Тут вообще все смешалось, ничего не поймёшь». Но самое коронное: «Надо вот этого (деятеля футбольного) еще помянуть». Я вздрагивал. Увещевал: «Лёх, зачем поминать, он же еще жив!» В ответ: «Ладно, ладно. Хорошо: вспомнить». Затем соавтор текст отправлял себе и на следующий день внимательно его перечитывал и редактировал. Потом – все заново. Ездить в библиотеку он физически не успевал, так как еще работал в спортивной газете. А я учился жить без стационарной работы. К которой столь привык за 26 лет.
– Извечный спор Лобановский-Бесков: вы на чьей стороне, извините за прямолинейность?
– Конечно, Бесков! Книжку-то не зря писали. И вообще: тот футбол не мог не радовать. Стало уже общим местом: стеночки, забегания… Кто-то додумался: мол, вообще старье, никому не нужное. М-да… А как вы вообще в футбол играть собираетесь? Просто лупить вперед – а там высокий поборется? Так рядом с ним поставь пару таких же – тут вам и карачун! И ведь было уже. И будет, к несчастью, ибо глупых людей все-таки больше, чем умных. Что касается бесковской футбольной вязи, то в ней и смысл игры. Ты командно обыгрываешь за счет наработанного, отлаженного, отрепетированного. Это совершенно не запрещает импровизировать – на чужой половине поля, понятное дело. Однако и то авторское вступление игрока тоже подготовлено, буквально выношено работой на тренировках. Где творчество лишь поощряется и приветствуется. Кто-то удивляется, что Константин Иванович смотрел футбол с трибуны, где повыше. Я же поражаюсь другому: почему остальные наставники наблюдают матч около боковой линии? Ведь что они там увидят? Своего крайнего защитника или нападающего? Бесспорно, устали парни. Надо поддержать. Так ведь имеются и другие люди из тренерского штаба! А сам наставник, дирижер, творец обязан смотреть действо в целом! Как схема работает, кто выпадает, каковы характерные ошибки или, напротив, чью инициативу надо бы поддержать, развить. Замены – тоже ведь отсюда. Это же стратегия! И Бесков был подлинный стратег. Но, простите, когда в Англию приехали играть великий матч с «Арсеналом» (5:2 в нашу пользу), местные газеты перед матчем вышли с фотографией Константина Ивановича. И прозвище его вспомнили образца осени 45-го года: «Бомбардир». Так что по воротам тоже уметь бить надо. Иначе все стеночки и забегания – точно чушь полная.
Вместе с тем, Валерий Васильевич Лобановский – тоже замечательный тренер! Да, а как иначе, если по его методикам учится уже не один европейский (и не только) специалист. Человек из нашей страны читал лекции – и его слушали. А лекции помнят до сих пор. Однако давайте про зарубеж покуда забудем. А вернемся в 75-й, скажем, год. Безусловно, победа над «Ференцварошем» в финале Кубка Кубков меня, прямо скажем, не удивила. Но «Бавария»… Надо ж понимать. Немцы в 74-м стали чемпионами мира. И там этих баварцев – уйма. Стоит признать: до Киева с той машиной уже побился «Арарат». Армяне уступили в двух матчах: 1:0 и 0:2. Достойно. Так проиграли же! А хотелось выиграть. Поэтому тот Суперкубок-75 стал гигантским испытанием и – в итоге – огромным счастьем для всех советских людей.
Да, безусловно, Блохин – большой мастер и молодец. Так всю структуру нельзя с одним Олегом Владимировичем выстроить. А защита? В нападении (да, в одной из двух игр – и что?) все же великий Мюллер. Ой, даже боюсь называть остальных побежденных украинцами баварцев… Повторюсь: радость была всеобщая. Такая же случилась в 1988-м, после серебра Европы. Да. Я лучше многих помню: Бескова после второго места в 64-м убрали, а Лобановского – наоборот, возвеличили. Но вернемся к изначальному. Прессингу. И вот: лучший прессинг, отбор и реализация были у сборной СССР Лобановского. В полуфинале против звездной Италии.
– Другой тандем – Рабинер-Галедин и книга «Федор Черенков». Это закрепление успеха предыдущего дуэта, или совершенно другая история?
– Насчет «закрепления успеха» «Бескова» – все не так однозначно. Действительно, бумажную книгу, кажется, и не найти. Вместе с тем переиздания-то не случилось. Причем там тираж – три с половиной тысячи. Отзывы знатоков? Тоже не помню чего-то восторженного. Хотя мы старались.
А с Черенковым вышло так. Я позвонил в издательство, предложил ряд кандидатур в качестве героев будущей книги. Фёдор Фёдорович вызвал самую живую реакцию. «Пишите!» – сказали мне. Легко сказать. Бесспорно, у меня была уже статья в тех самых «Легендах». И в «Энциклопедии» я про Черенкова писал. Так нужны факты. Истории какие-то. Свидетельства. Для начала позвонил универсальному Щукину, который и продиктовал телефон Рабинера. Разговор получился такой: «Ой, о Феде!? А я сам хотел… А давайте вместе?» Я думал секунд 5-7. «Конечно, давайте!» – радостно произнес. На те года полтора мы крепко объединились! И обязанности распределили полностью и четко. Я опять отвечал за старые газеты, журналы, просмотрел всю хронику, но соавтор сделал свое большое дело. Шесть огромных интервью, к которым я лично никакого отношения не имею. Безусловно, те интервью еще надо было записать на диктофон, затем переписать буквами и отправить мне. Дабы вставить в общий текст. Но, знаете, это лишь в удовольствие. Люди с нами (благодаря Игорю, наверное) раскрывались, говорили искренно и честно. Кто-то вдруг заплакал, кто-то вновь закурил. Несомненно, аура Черенкова витала над нами. Поэтому работу над той книгой вспоминаю с редким удовольствием.
– Нынешние представители ФК «Спартак» говорят, что не «каждый имеет право писать про Черенкова и о клубе» – как вам такая точка зрения?
– Писать что-либо о ком-либо имеет право любой человек. Печатать и публиковать – это уже иное. В нашем случае спартаковские начальники запретить писать о Фёдоре не могут, понятно, никому. Однако в их праве брать или не брать книгу в музей красно-белых, распространять чью-то новинку по футбольным школам или нет.
Если же брать работу А. В. Беляева «Черенков, каким вы его не знали» – выскажу сугубо свою точку зрения. Считаю, что эту книгу нужно поместить в спартаковский музей, а также постараться передать в различные детские красно-белые школы. Потому что там есть потрясающая глава про посещение Черенковым колонии. Юные граждане должны для начала знать, что места лишения свободы были и есть. Кроме того, им, лучшим друзьям компьютера, неплохо бы осознать, что там, на зоне, – тоже люди. А уж как раскрывается сам Фёдор!.. Тем более читать надо.
– Сейчас идут съемки фильма о Фёдоре Черенкове. Обращались ли к вам по поводу написания сценария для картины?
– Я о съемках не знал. Позвонил А. В. Беляев и возмущенно сообщил, что вот Илья Казаков (сценарист картины «Федя. Народный футболист» – В. С.) закончил сценарий, а сейчас уже приступает к завершающей фазе. Зная сегодняшнее отечественное кино, скажу, что ленту уже отсняли. Однако, что собственно делать, мы с Александром Владимировичем так и не поняли. К созданию фильма «Федя» нас с Игорем Рабинером не привлекли. По-моему, зря. Надо было бы вместе навалиться, постараться. Герой, согласитесь, того заслуживает. Так или иначе, сценарий писался без опоры (по их мнению) на уже напечатанные произведения.
– Как вы относитесь к современным картинам о спорте и его мастерах, например: «Легенда №17», «Движение вверх», «Лев Яшин. Вратарь моей мечты», «Чемпион мира»?
– Что кается российских спортивных фильмов, то я не могу себя назвать их поклонником. Честно скажу, я и советские-то ленты про футбол-хоккей смотрел далеко не все. «Легенды № 17» – ее так часто демонстрируют на телеэкране, что можно сказать: да, я ее смотрел. Где-то не с начала, бывало, и не до конца. Но данную ленту я знаю. Впечатления противоречивые. В принципе, брать на роль «конька-горбунка» Харламова статного, высокого красавца Данилу Козловского выглядело кадровой недоработкой. Однако актер, видно, очень старался. И, пожалуй, убедил. Хотя масса нестыковок, о которых после говорили специалисты, тоже никуда не делись. (Гусев стал Гуськовым, в частности) Я бы добавил, что очень бледным вышел второй план: Михайлов с партнерами, Бобров. Зато блистательно проявил себя Олег Меньшиков в роли Тарасова! И это главная, на мой вкус, удача фильма! Вроде и не похож до конца – только несколько вытянутым лицом. Однако как же точно передана тарасовская психология, философия! О соответствии собственно истории – чуть позже.
«Чемпион мира»? Вы знаете, это слишком близкая мне тема. Я немного (ничего тайного: 45 лет назад был второй разряд) занимался шахматами. А вот интересовался ими гораздо больше. Оттого историю противостояния Карпова и Корчного знаю весьма неплохо. И в 74-м даже, кажется, болел за Корчного. Через четыре года, в том далеком Багио, за Карпова, естественно. Я ж комсомолец к тому времени. А еще ж был Мерано-81… Но вот в чем штука: Анатолий Евгеньевич жив, Виктор Львович умер – и не может ответить уже. Пока живым оставался – отвечал. Безусловно, я знаю, что в последние годы жизни Корчного два замечательных шахматиста вернулись к рукопожатию: наш изгнанник выступал в коммерческой команде Карпова. Закрывал, то есть, определенную доску. Жить-то всем надо. Ну и тема «отщепенца», с которым советскому человеку грех играть, – тоже странновата. Ну не садись, не играй. Только потеряешь звание чемпиона мира. И страна твоя потеряет. А только ж приобрели – после отказа Фишера. Кстати, верю: та фотография в «Советском спорте», где Анатолий светло улыбается после известия о провозглашении его чемпионом, – постановочная. Здесь – да: советский гроссмейстер очень желал поединка.
Последнее замечание: фильм я не смотрел. Как и «Движение вверх». Опять же, можно все сбросить на детство. Да, в том 72-м году мне не исполнилось и девяти лет, когда Америка повела в одно очко. После чего пошел реветь на кухню. Оттуда выудили как-то криками отец с матерью, сообщив про те три секунды. Однако, помню, не поверил и ворвался в комнату лишь после вопля Нины Ерёминой. Эту нашумевшую ленту не смотрел и не стану смотреть лишь из-за одного персонажа. Модестаса Паулаускаса. Капитана сборной СССР. Неоднократного чемпиона Европы и мира. Победителя той самой Олимпиады в Мюнхене, которая прервала гегемонию американцев в баскетболе. И вот этого самого человека в фильме показывают антисоветчиком и русофобом?
Да я еще сам помню заголовок в «Советском спорте»: «Не уходи, Паулаускас!» Разве так станут просить ненавистника всего русского и советского? Ну и да: прощальный матч был. В нем Модестас Феликсович половину отыграл за родной «Жальгирис», половину – за сборную СССР, которая специально приехала в Литву. Это еще не все. Уже не очень молодой человек проводил мастер-классы и в Белоруссии, и в России. А в Калининградскую область приезжает (некоторые «доброжелатели» подчеркивают: приезжал) смену тренировать. Потому что, как он сам объяснял, желает слушать русский язык. И вообще хочет помочь ребятам. Благо есть чем. И такого-то человека – оболгать? Причем он посмотрел шедевр-то. Не обиделся. Правда. Я специально нашел интервью на литовском с титрами. Посему: такой кинематограф нам не нужен!
Да, скажут, а нужен такой, как про Яшина? Не скрою, на ту почти премьеру я купил билет. В роскошном зале уместилось человек 13. Бабушки-пенсионерки в основе… О сборах мечтать не приходится. Это тебе не «Движение вверх». Это – по деньгам-то – вниз, похоже. К тому же тут получил уважаемое мной мнение: «Ты знаешь, типичный советский фильм. Я выключил через 15 минут». То кино тоже показали по телевизору. И вот…
Совершенно нейтральный человек отправился, однако, на очередной сеанс и выдал по окончании: «Там же две трети по твоей книге!» Общался ли кто со мной? Послушайте: тут утвердилась народная примета. После книги Галедина В. И. снимается фильм или сериал (со Стрельцовым – оба два) о том же замечательном человеке – при этом сам В. И. Галедин никуда не посвящен, ничего не знает. Типа – сюрприз. И тут два пути: либо выдумать какую-то чушь (вся линия с чиновником и ревностью, ежели об Эдуарде вспомнить), либо следовать, в общем-то, исторической правде.
Уже понятно, да? Случай с Яшиным – второй путь. Очень достойные люди утверждали: нельзя ничего не добавить, не придумать. Это ж художественное произведение! А Валентина Тимофеевна, покойница, заставила никого не отойти от фактов. А почему не показать, с другой стороны, братание немцев и русских 66-го года? Чем плохо-то? Ведь жизнь есть не всегда лучший редактор. Она бывает и автором, и еще каким!
– Зачем и для кого нужно издавать книги о великих людях, включая спортсменов – например, серия ЖЗЛ «Молодой гвардии»?
– Еще лет тридцать назад негласно считалось: чем больше у человека томов серии ЖЗЛ, тем, не побоюсь сказать, выше его интеллект. Выходя из новопосещенной квартиры, люди переглядывались и многозначительно кивали друг другу: мол, видел, а? Таким образом, репутация хозяина дома приобретала некие безупречные черты. Понятно же, что интеллектуал!
Потому как количеством книг и при советской власти никого удивить-поразить было нельзя. Допустим, собрания сочинений превосходно шли под цвет обоев. Сколько там, у Л. Н. Толстого томов? Девяносто? Вот и у нас стеночка под классику тоже будет такая бежевенькая. Красиво. Тем более, когда сами сочинения не тревожишь, а они стоят себе и гармонируют. А ЖЗЛ вот и не гармонирует. Там сзади факел какой-то или вечный огонь. Одноцветия тоже нет. Зачем люди это всё покупают? Неужели читать? В этом и дело. Читали. Уважали. А в авторы пробиться было очень трудно.
Сейчас все, конечно, несколько по-иному. Нет, я-то к Яшину пробивался, вы помните как. Однако когда упоминаю серию в разговоре со своими учениками, ребятами очень даже неглупыми, и вижу никакую реакцию… Становится больно. Вместе с тем: писать все равно нужно! И стараться охватить побольше интересных личностей. Ведь чем сильна (по крайней мере, была сильна) серия? Доброжелательной объективностью – я бы так сказал. Ведь ясно: коль взялся за биографию человека – он тебе чем-то интересен и симпатичен. С другой стороны, ты даешь высказаться самым разным людям. И читатель имеет право на выбор. Третье. Пишутся не воспоминания. Меня все время спрашивали знакомые (женщины почему-то): «О Яшине? А ты был с ним знаком?» Да не был! И сугубо опять же мой взгляд – этого и не надо. Ибо пойдут мемуары, а в них человек неизменно вспомнит о себе. Титульный же герой незаметно, нечаянно как-то останется благородным фоном.
Что же касается спортсменов, то они тоже, несомненно, должны быть героями серии. Только именно подлинными героями!
– Банальный вопрос: ваши ближайшие творческие планы?
– Как сказать… Замыслы имеются, конечно. Сборник про лучших спартаковцев был делом решенным для редакции и нас с Игорем Рабинером. Хотели к 2022-му году, красно-белому юбилею, приурочить. Однако Игорь решил выпустить (или переиздать) «Спартаковские исповеди». Что ж, его право. Никаких обид. А юбилей тот прошлогодний Н. П. Симонян, например, не признаёт. По его (и не только) мнению, клуб родился к первому чемпионату страны. Это 1936 год. Теоретически можно сделать. Такая вторая энциклопедия бы получилась. Но один писать не стану. Нужны сочные цитаты, свидетельства, живые голоса. Без Игоря Рабинера не получится.
Сам же лично собирался написать про десять лучших фильмов о Великой Отечественной войне. От идеи пока не отказался.
Владимир Сабадаш.
Фото автора и из личного архива Владимира Галедина
