30 января 1921 года в Каннах в Архангело-Михайловской церкви прима-балерина Матильда Кшесинская вступила в брак с Великим князем Андреем Владимировичем Романовым.
Ее уважительно называли «генералиссимусом», «королевой» русского балета. Однако Матильда Кшесинская известна не только как великолепная балерина. Танцовщица также прославилась своими романами, в том числе – с венценосными особами.
С Великим князем Андреем Владимировичем Матильда Кшесинская познакомилась в 1900 году на своем бенефисе. Балерине было 28 лет, Андрею Романову – на шесть лет меньше. Но это не стало препятствием для их романа – разницы в возрасте оба совершенно не ощущали.
«Великий князь Андрей Владимирович произвел на меня сразу в этот первый вечер, что я с ним познакомилась, громадное впечатление: он был удивительно красив и очень застенчив, что его вовсе не портило, напротив, – вспоминала балерина. – Во время обеда нечаянно он задел своим рукавом стакан с красным вином, который опрокинулся в мою сторону и облил мое платье. Я не огорчилась тем, что чудное платье погибло, я сразу увидела в этом предзнаменование, что это принесет мне много счастья в жизни. Я побежала наверх к себе и быстро переоделась в новое платье. Весь вечер прошел удивительно удачно, и мы много танцевали. С этого дня в мое сердце закралось сразу чувство, которого я давно не испытывала; это был уже не пустой флирт…»
Они стали встречаться все чаще и чаще. Их чувства друг к другу скоро перешли в сильное взаимное влечение. Матильда Кшесинская снова стала вести дневник, заброшенный после разлуки с Ники – Николаем Александровичем, будущим императором Николаем II, роман с которым у нее длился вплоть до 1894 года, когда состоялась помолвка Николая и принцессы Алисы Гессен-Дармштадской.
«Я снова стала заносить в него свои душевные переживания, – писала Кшесинская в своих мемуарах. – Точно не помню, что писала я тогда в своем дневнике, но в нем я сознавалась, что мною овладело чувство, какое овладело мною при встрече с Ники. Но я уже не была, как тогда, наивной барышней, я была теперь женщиной, испытавшей и горе, и радости в жизни. Я влюблялась все больше и больше.
В течение лета Великий князь Андрей Владимирович стал все чаще и чаще приезжать на репетиции в Красносельский театр. Наша прекрасная драматическая артистка Мария Александровна Потоцкая, которая была моим большим другом, дразнила меня, говоря: «С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?». Он, правда, был моложе меня на шесть лет. А потом начал все время приезжать ко мне в Стрельну (дачу в Стрельне балерина получила в августе 1894 года на свой день рождения как подарок от Великого князя Сергея Михайловича, с которым у нее тоже был роман. – С. И.), где мы так чудно и мило проводили время. Вспоминаю те незабываемые вечера, которые я проводила в ожидании его приезда, гуляя по парку при лунном свете. Но иногда он запаздывал и приезжал, когда уже солнце начинало всходить и поля благоухали запахом срезанного сена, что я так любила. Памятен мне день 22 июля, день ангела Великой княгини Марии Павловны, его матери. На ее именины всегда устраивался в Ропше пикник с музыкой и цыганами. Он не мог рано приехать ко мне в Стрельну, но обещал все же непременно приехать, если только там не засидятся чересчур поздно, возвращаясь к себе обратно в Красное Село. С волнением я ждала его, и, когда он появился, моему счастью не было предела, тем более что у меня не было уверенности, что он сможет ко мне заехать. Ночь была чудесная. Мы долгие часы сидели на балконе, то говоря о чем-то, то слушая пение просыпающихся птиц, то шелест листьев. Мы чувствовали себя как в раю. Эту ночь, этот день мы никогда не забывали, и каждый год мы праздновали нашу годовщину».
Осенью 1900 года Великий князь Андрей Владимирович получил двухмесячный отпуск и они с Матильдой Кшесинской условились встретиться в Биаррице и провести несколько недель «на полной свободе», как выразилась балерина. Но сначала Романов должен был отправиться в Севастополь для осмотра исторических мест.
«Накануне своего отъезда в Крым Андрей приехал ко мне, в мой дом в городе, куда я на этот день вернулась из Стрельны, чтобы провести с ним последний вечер, и я помню как сейчас, как чудно мы его провели, – записала позже в своем дневнике Матильда Кшесинская. – Я осталась ночевать в городе и на другой день ждала его проезда на Невском проспекте на своей одиночке и ехала тихо, чтобы он меня обогнал и мы могли бы еще раз проститься, хотя бы издали.
Вскоре я уехала за границу (…) Наше пребывание в Биаррице оставило хорошее и грустное воспоминание: Андрея приглашали его друзья и знакомые, которым ему было трудно отказывать, при всех нам вместе показываться было невозможно. Андрей был еще очень молод и не мог действовать как он хотел бы. Да и я должна была соблюдать некоторую осторожность и не хотела ни его подвергать каким-либо семейным неприятностям, ни сама давать повод к разным сплетням. На обратном пути мы остановились в Париже, где еще провели вместе несколько дней. Но я должна была скоро уехать обратно домой, чтобы поспеть вовремя к моим выступлениям. Я ревновала Андрея ко всем и ко всему, и оставлять его одного в Париже мне было очень неприятно. Андрей приехал проводить меня на Северный вокзал ко времени отхода поезда «Норд-Экспресс». В последнюю минуту я его уговорила проводить меня до первой остановки в Сент-Кантэн, более двух часов ходу, что он и сделал, поехав без билета. Он был, как мне кажется, не особенно доволен этой неожиданной поездкой, но я была рада хоть несколько часов провести с ним. Я помню, как мне становилось все грустнее и грустнее, чем больше поезд удалялся от Парижа, где оставался Андрей. Вернувшись домой, я считала дни до его возвращения».
Плодом любви Матильды Кшесинской и Великого князя стал сын Владимир, родившийся в 1902 году.
«Меня едва спасли, роды были очень трудные, и врачи волновались, кто из нас выживет: я или ребенок. Но спасли обоих: ребенка и меня, – вспоминала балерина. – У меня родился сын, это было рано утром 18 июня, во втором часу. Я еще долго проболела с высокой температурой, но так как я была сильная и здоровая по натуре, то сравнительно скоро стала поправляться. Когда я несколько окрепла после родов и силы мои немного восстановились, у меня был тяжелый разговор с Великим князем Сергеем Михайловичем. Он отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне и ограждать меня как добрый друг. Он боялся за мое будущее, за то, что может меня ожидать. (…) Трудный вопрос стал передо мною, какое имя дать моему сыну. Сперва я хотела назвать его Николаем, но этого я и не могла, да и не имела права сделать по многим причинам. Тогда я решила назвать его Владимиром, в честь отца Андрея, который всегда ко мне так сердечно относился. Я была уверена, что он ничего против этого иметь не будет. Он дал свое согласие. Крестины состоялись в Стрельне, в тесном семейном кругу, 23 июля того же года».
Спустя два месяца после родов оправившаяся Кшесинская уже танцевала в Петергофе на парадном спектакле по случаю свадьбы Великой княгини Елены Владимировны с королевичем Николаем Греческим.
3 апреля 1917 года числившийся по гвардейской конной артиллерии и состоявший по Донской казачьей артиллерии командир лейб-гвардии конной артиллерии, генерал-майор, Великий князь Андрей Владимирович был уволен от службы, по прошению, с мундиром. После революции он с матерью и братом Борисом жил в Кисловодске. Туда же 16 июля перебралась и Матильда Кшесинская с сыном.
«Из писем Андрея я знала, что переворот почти не коснулся Кисловодска и что после первых тревожных дней жизнь вошла в свою колею и протекала сравнительно мирно и тихо, – писала в мемуарах балерина. – Мне хотелось быть с Андреем, и, кроме того, я хотела увезти сына подальше от столицы и поселиться с ним, хоть временно, в безопасном месте. Постоянная тревога за него меня вконец измучила. С тех пор как я лишилась своего петербургского дома и стрельнинской дачи, я скиталась по чужим квартирам, стесняя всех своим присутствием. (…) Вскоре после переворота, когда Великий князь Сергей Михайлович вернулся из Ставки и был освобожден от занимаемой им должности, он предложил мне жениться на мне, но я по совести не могла принять это предложение – ведь Вова был сыном Андрея. Великого князя Сергея Михайловича я бесконечно уважала за его беспредельную преданность мне и была ему благодарна за все, что он сделал для меня в течение годов, но того чувства любви, которое я испытывала к Андрею, я к нему никогда не питала. (…) Как женщина и мать Вовы, я всею душою и телом принадлежала Андрею, и в моей душе боролись чувство радости снова увидеть Андрея и чувство угрызения совести, что оставляю Сергея одного в столице, где он был в постоянной опасности. Кроме того, мне было тяжело увозить от него Вову, в котором он души не чаял. Он прямо обожал его, хотя и знал, что он не его сын. Со дня его рождения он все свое свободное время отдавал ему, занимаясь его воспитанием. (…) Все эти соображения мучили меня, но безопасность сына и стремление поскорее увидеть Андрея заставили меня принять окончательное решение ехать в Кисловодск».
В середине марта 1920 года семья прибыла в Кап-д’Ай, где Кшесинской принадлежала вилла.
В конце июля того же года Андрей Владимирович получил телеграмму из Контрексевиля об опасной болезни матери – Великой княгини Марии Павловны. Его просили поскорее приехать.
«Неожиданное известие нас поразило, – вспоминала Кшесинская. – Андрей сразу выехал туда и провел целый месяц у постели больной матери. Сначала положение было очень тревожно, но когда наступило улучшение, Андрей смог вернуться домой. За это время между нами завязалась на редкость трогательная переписка. Как раз когда Андрей отсутствовал, исполнилось двадцать лет, что мы встретились. Конечно, Андрей мне много и подробно писал о том, как протекает болезнь матери, но писал он также и о своих чувствах ко мне, как он меня любит, о нашей будущей жизни, которую мы должны начать устраивать. Перечитывая его письма, которые я, конечно, сохранила, и вспоминая то, что я ему писала, можно подумать, что мы были тогда молодыми влюбленными, только что встретившимися на жизненном пути. Но на самом деле мы переживали вторую идиллию. (…) Не прошло и нескольких дней, как Андрей снова был срочно вызван в Контрексевиль, и туда же были вызваны его братья и сестра. В этот раз я поехала с ним. Мы не знали, надолго ли он едет, и я не хотела оставлять его одного в тяжелое для него время. Когда мы приехали, положение Великой княгини было уже безнадежным и вопрос шел лишь о днях. Она бесконечно обрадовалась Андрею и все время звала его по имени. Даже когда начала терять сознание, она продолжала шептать имя Андрея и порывалась что-то сказать про Вову. Она очень страдала последние дни, но до конца была в полном сознании и только в последние часы начала терять сознание. Рано утром 24 августа (6 сентября) 1920 года она тихо скончалась. Для Андрея это была тяжелая потеря».
В своих мемуарах Матильда Кшесинская пишет, что они с Великим князем Андреем Владимировичем часто обсуждали вопрос о браке. Причем думали они не только о собственном счастье, но главным образом о положении их сына Владимира, который в силу брака стал бы законным сыном Андрея Романова.
«Покуда Вова был маленьким, он был прописан в моем паспорте. Когда ему стало почти что десять лет, я обратилась к Государю с просьбой о даровании моему сыну моей родовой фамилии Красинских (по семейному преданию, Кшесинские происходили от графов Красинских. – С. И.) , – рассказывала в дневниках балерина. – Государь сразу же исполнил мою просьбу и даровал также Вове и потомственное дворянство. Градоначальство выдало Вове его личный паспорт».
Однако положение мальчика оставалось, как считала его мать, неопределенным и очень трудным.
«Однако мы решили ни в коем случае не вступать в брак без разрешения Главы Императорского Дома, Великого князя Кирилла Владимировича, ибо в противном случае наш брак был бы, с точки зрения Учреждения об Императорской фамилии, незаконным, и мы, мой сын и я, лишались бы права на фамилию и титул, – объясняла ситуацию Матильда Кшесинская. – Андрей поехал к своему брату в Канны, где он тогда проживал, чтобы испросить у него официального разрешения на брак. Еще летом Андрей говорил своему брату о своем намерении на мне жениться, и Великий князь Кирилл Владимирович и его супруга, Великая княгиня Виктория Федоровна, не только ничего не возразили, но сказали, что считают его желание вполне естественным, раз мы любим друг друга, добавив, что их обязанность нам помочь в этом отношении, дабы устроить и наладить жизнь нашу и Вовы. Кирилл Владимирович сразу же дал свое согласие, даровав мне мою настоящую родовую фамилию Красинских, которую уже носил мой сын, и нам обоим, моему сыну и мне, княжеский титул. Он просил Андрея сразу же после свадьбы привезти нас к нему, чтобы представить меня и Вову своей супруге.
Для свадьбы мы выбрали день 30 января 1921 года и решили венчаться в Каннской Русской церкви, так как хотели, чтобы нас венчал наш старый друг, духовник Андрея отец Григорий Остроумов. Венчание состоялось в 4 часа. Шаферами были муж моей сестры, барон Александр Логгинович Зедделер, граф Сергей Платонович Зубов, полковник Константин Владимирович Молостов и полковник Владимир Петрович Словицкий. Кроме свидетелей и моего сына, больше никого в церкви не было.
В день свадьбы мы после завтрака выехали из Кап-д’Ай на автомобилях прямо в нашу Каннскую церковь, где отец Остроумов нас ждал. Зная нас всех давно, он особенно любовно отнесся к нашему браку и сердечно нас поздравил по окончании службы.
Из церкви мы с Андреем и Вовой поехали прямо в гостиницу, где жили Великий князь Кирилл Владимирович и Великая княгиня Виктория Федоровна, и они оба меня приняли уже как жену Андрея, а Вову как нашего сына. Они оба обласкали меня и с тех пор постоянно мне оказывали много сердечного внимания и доброты. Я чувствовала, что они меня полюбили, ничего не имели против нашей свадьбы и никогда не сожалели, что дали свое согласие.
После свадьбы мы все вернулись в Кап-д’Ай, где был приготовлен свадебный обед (…) Он прошел очень весело, и мы великолепно отпраздновали нашу свадьбу.
В день свадьбы Андрей записал в своем дневнике: «…чудно провели вечер. Наконец сбылась моя мечта – я очень счастлив».
Вскоре после свадьбы Кшесинская получила от начальника канцелярии Великого князя Кирилла Владимировича как главы Императорского Дома официальный документ, свидетельствующий о даровании ей титула и фамилии княгини Красинской.
В 1935 году Кирилл Владимирович, чтобы упорядочить вопрос о морганатических браках, решил даровать супругам членов Императорского Дома, вступивших в морганатический брак, и детям, родившимся от таких браков, титул и фамилию Светлейших князей Романовских, к которой каждый должен был добавить вторую фамилию по своему выбору. В качестве второй фамилии Кшесинская с сыном сохранили фамилию Красинских.
После свадьбы Матильда Кшесинская была представлена всем венценосным родственникам.
30 октября 1956 года Великий князь Андрей Владимирович внезапно скончался.
«Хотя за последние годы его здоровье начало сдавать и мы должны были постоянно опасаться за его жизнь, в этот день ничего ровно не предвещало его кончины, – вспоминала о постигшей семью трагедии Матильда Кшесинская. – Он только что оправился от гриппа, который очень его ослабил, но наш доктор, осматривавший его как раз накануне, нашел, что никакой ближайшей опасности нет, разве что произойдет какое-либо непредвиденное осложнение. К тому же в это утро, вставая, Андрей мне сказал, что чувствует себя совсем хорошо. Между двенадцатью и половиной первого он говорил с Вовой по одному делу, а потом, в ожидании завтрака, пошел к себе в кабинет напечатать одно письмо. Было ровно без четверти час, когда Андрей стремительно вышел из кабинета и, направляясь в свою комнату через мою, бросил мне на ходу: «Кружится голова». Это были его последние слова. Он успел дойти до своей постели и лечь, и через две минуты его не стало. Я сразу же позвала Вову, находившегося у себя, в верхнем этаже, и он застал его еще в живых.
Словами не выразишь, что я пережила в этот момент. Убитая и потрясенная, я отказывалась верить, что не стало верного спутника моей жизни. Вместе с Вовой мы горько заплакали и, опустившись на колени, начали молиться.
В мужском поколении дома Романовых мало кто прожил более семидесяти лет. Лишь генерал-фельдмаршал Великий князь Михаил Николаевич, брат Александра II, дожил до семидесяти семи лет. Благодаря заботам и постоянному уходу, я думаю, Андрей его пережил почти что на полгода: он был горд и счастлив, что ему принадлежит рекорд долгоденствия.
Господь ниспослал ему безболезненную кончину. У него была светлая душа и доброе сердце. (…) У его гроба бессменно несли караул офицеры и солдаты старой русской армии; я все время сидела рядом. Весь день приходили поклониться его праху. Дважды в день служились панихиды. Наш маленький дом еле вмещал молящихся. Стояли на лестнице и в саду. В день кончины из-за каких-то работ, производившихся на улице, у нас погасло электричество, и сорок восемь часов дом освещался свечами. Было как-то особенно жутко и в то же время торжественно. Первую ночь я провела одна у тела Андрея. Оно еще не было забальзамировано, и он лежал как живой; смерть еще не успела наложить своего отпечатка, казалось, что он спит, не слышно было лишь его мягкого, чарующего голоса. Его похоронили в форме лейб-гвардии конной артиллерии, в которой он прослужил всю жизнь и коей он командовал во время войны».
Отпевание Великого князя Андрея Владимировича состоялось 3 ноября в Александро-Невском соборе в Париже. Во время похорон вся церковь, двор при ней и прилегающие улицы были полны народу (…). С кончиною Андрея кончилась сказка, какой была моя жизнь. Наш сын остался при мне – я его обожаю, и в нем отныне весь смысл моей жизни».
Матильда Кшесинская пережила супруга на 15 лет. Она похоронена на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа недалеко от Парижа в одной могиле с мужем и сыном. На памятнике эпитафия: «Светлейшая княгиня Мария Феликсовна Романовская-Красинская, заслуженная артистка императорских театров Кшесинская».
Сергей Ишков.
Фото с сайтов kulturologia.ru и ru.wikipedia.org
