16 августа 1857 года поэт Афанасий Фет женился на Марии Петровне Боткиной, дочери крупнейшего московского чаеторговца, сестре известного в будущем критика, а также знаменитого в будущем врача (его имя носит больница в Москве). Эта женитьба почти единогласно считается браком по расчету. Но так ли это было на самом деле?
В середине марта 1857 года 36-летний Фет приехал в Москву вместе с тяжело заболевшей сестрой Надеждой Афанасьевной. Устроив сестру в больницу на Басманной, он поселился на той же улице, в доме графа Шувалова.
«За двенадцать лет, проведенных мною вне Москвы, – вспоминал Афанасий Афанасьевич, – все мои добрые знакомые, и литературные, и не литературные, из нее исчезли. (…) Захотелось мне наведаться, не застану ли я по-прежнему на Маросейке В. П. Боткина (литератор, критик – С. И.) – во флигеле, памятном столь многим литераторам. Я знал, что В. П. Боткина, живущего то в Петербурге, то за границей, застать дома трудно. Но на этот раз мне посчастливилось, и мы встретились как давнишние хорошие приятели. Во время оно я часто бывал у Василия Петровича во флигеле, но ни разу не бывал в большом боткинском доме. Будучи на этот раз в духе, Василий Петрович объяснил мне, что, согласно завещанию покойного их отца, он состоит одним из четырех членов Боткинской фирмы и, таким образом, одним из хозяев дома».
Фет был приглашен на семейный обед, где и познакомился с младшей сестрой Боткина Марией Петровной, которой было без малого 29 лет. Она не слыла красавицей. По воспоминаниям брата Льва Николаевича Толстого Сергея, «она была не первой молодости, некрасива и неинтересна, но добрейшая женщина и прекрасная хозяйка».
Наступила Страстная неделя, и Боткины пригласили Фета к Пасхальной заутрене. В тот же день, 8 апреля, Афанасий Афанасьевич записал в альбом Марии Петровны стихотворение:
Победа! Безоружна злоба.
Весна! Христос встает из гроба, —
Чело огнем озарено.
Все, что манило, обмануло
И в сердце стихнувшем уснуло,
Лобзаньем вновь пробуждено.Забыв зимы душевный холод,
Хотя на миг горяч и молод,
Навстречу сердцем к Вам лечу.
Почуя неги дуновенье,
Ни в смерть, ни в грустное забвенье
Сегодня верить не хочу.
«Мария Петровна занимала в родительском доме три комнаты на антресолях, где находился и ее рояль, – рассказывает в монографии об истории женитьбы А. А. Фета «Навстречу сердцем к Вам лечу» литературовед Галина Асланова. – В определенные дни в ее гостиной за чаем собиралась молодежь. Вспоминая о первых днях посещения большого дома Боткиных, Фет писал: «Не дожидаясь конца Святой недели, Василий Петрович быстро собрался и уехал за границу, еще раз поручив меня вниманию своего семейства. «Чем в одиночестве-то скучать, – говорил он мне, – отчего Вам не приходить в дом, где Вам все рады?». Так Фет стал бывать на молодежных собраниях в гостиной Марии Петровны».
Предложение выйти за него замуж, которое Мария Петровна «безотлагательно приняла», описано в мемуарах Фета очень прозаично, без какого-либо намека на страстное признание в любви.
Тот же Сергей Николаевич Толстой писал: «Трудно предположить, что Афанасий Афанасьевич был когда-то влюблён в неё. Думаю, этот брак был заключён по расчёту. Жили они мирно. Мария Петровна заботилась о муже, а он был с ней предупредителен, по крайней мере, на людях».
Ряд исследователей творчества поэта полагают, что Фета интересовала родовитость будущей жены. Династия Боткиных была одной из самых известных и влиятельных в России, среди них были деятели науки, искусства, медики, предприниматели.
Вот что пишет о взаимоотношениях Фета с Боткиной Юрий Нагибин: «Она и Фет соединили свои судьбы в весьма зрелом возрасте и отнюдь не по страсти. Каждый пришел к другому, испытав крушение: Мария Петровна – любовное, Фет – социальное… Как нередко бывает, когда в брак не вмешивается любовь, союз их оказался долгим и если не счастливым, то удачным, хотя, по словам Бориса Садовского, Фету случалось поколачивать жену за мелкие грешки… Мария Петровна Боткина отдала ему свою руку вместе с громадным приданым».
Галина Асланова считает, что это не так. Просто почему-то всем хотелось, чтобы поэт женился на «немолодой, некрасивой, но богатой».
«При этом постоянно вспоминали и вспоминают любовь Фета к Марии Лазич (Елене Лариной по мемуарам), трагическую смерть девушки, – пишет Галина Асланова. – Фет достаточно подробно рассказал об их отношениях в мемуарах, скрыв только подлинное имя возлюбленной. Но каких только измышлений и обвинений нет в его адрес! «Любовь Фета отступила перед прозаическим расчетом. Да и была ли его любовь той любовью, какая способна дать подлинное счастье любящему и любимой? Не был ли Фет вообще способен только на такую любовь, которая тревожит воображение и, сублимируясь, изживает себя в творчестве?». Более того, в связи с историей гибели Марии Лазич появилась легенда о ее самоубийстве, причиной которого якобы стал отказ поэта жениться на ней. Как же появилась и закрепилась версия о самоубийстве Марии? Впервые об этом написал Б. Садовской: «…Елена сгорела заживо, будто бы от нечаянно брошенной на летнее кисейное платье спички, и в страшных страданиях скончалась. Свидетельства современников положительно указывают на самоубийство». Однако могли ли существовать какие-то «свидетельства современников» о смерти девушки с вымышленным именем и фамилией? Подлинная фамилия возлюбленной Фета стала известна только в 1922 году, а сборник статей Садовского «Ледоход» вышел в 1916-м».
Вот и решили биографы поэта, что он женился по расчету на богатой невесте, не испытывая к ней никакого сердечного чувства. Но, по словам Галины Аслановой, биографы, делая такое заключение, будто бы «не заметили» стихи, посвященные Фетом невесте и жене, не обратили внимания на «чистосердечное» признание Марии Петровны, «что у нее ничего нет, за исключением небольшого капитала». Ее приданое составляло всего 35 тысяч рублей серебром, сумма по тем временам достаточно скромная. Столько же денег удалось скопить и Фету ко времени женитьбы. Богатый купец П. К. Боткин завещал почти весь капитал держать в деле. Каждый из четырнадцати его отпрысков имел свой небольшой процент с дохода фирмы «Петра Боткина сыновья». В завещании была определена и сумма приданого единственной незамужней дочери – Марии.
Фет женился спустя шесть лет после гибели Лазич. После трагедии он писал другу детства И. П. Борисову: «Итак, идеальный мир мой разрушен давно. (…) ищу хозяйку, с которой буду жить, не понимая друг друга».
Однако эти слова были сказаны поэтом в минуту горечи и отчаяния. Отчего же биографы решили, что это непреложная программа его личной жизни, почему не желали даже предположить, что Фет мог полюбить еще раз?
«Между прочим, если внимательно читать его стихи, можно увидеть, что в его жизни была не одна возлюбленная, – пишет Галина Асланова. – (…) Согласившись стать женой Фета, Мария Петровна уехала за границу, сопровождая больную сестру. Поэт писал своей невесте почти каждый день огромные письма, иногда по два письма в день, и отправлял с каждой «почтой за границу». В них – его любовь, тоска одиночества, беспокойство, что долго нет ответных писем, тревога, что надежда на счастье может рухнуть, наконец, благодарность и успокоенность после получения писем Марии Петровны – и опять отчаяние, в связи с задержкой отпуска. Письма Фета к невесте интересны и тем, что в них выражены его представления о семейном и домашнем быте, который может дать уверенность и покой в супружеской жизни. С увлечением и подробно рассказывает он о том, какую нанял квартиру, как обставил ее, что купил из вещей, необходимых для домашнего уюта…»
Переписка Фета с невестой началась еще до отъезда ее за границу 16 мая. За два дня до этого поэт пишет: «Добрая Марья Петровна! Пишу эти строки с пламенным желанием успокоить Вас, а следовательно, и себя. (…) Я желаю быть Вашим ближайшим и преданнейшим другом, а не помехой жизни, я хочу отогреть Вас ото всего, что могло сжать холодом Ваше сердце, а не стоять перед Вами немой укоризной. Ваше прошлое может меня только интересовать как человека, принимающего живейшее участие в душевной Вашей жизни, но для личного моего счастья мне нужно Ваше будущее. (…) Посмотрите попристальней в Ваше сердце и спросите его, может ли оно навсегда и во всем безотчетно довериться человеку, который идет к Вам навстречу с полной верой и любовью? Можете ли Вы в его интересах видеть Ваши собственные? Станет ли у Вас настолько силы и веры, чтобы сказать себе: этот человек хочет сделать меня настолько счастливой, насколько я могу только быть? Можете ли Вы ни в каком случае не выдернуть Вашей руки из руки человека, который Вам сказал: отныне пойдемте вместе? Если на все эти вопросы сердце Ваше не дает утвердительного ответа, тогда не делайте того шага, который Вы сами справедливо называете трудным и важным. (…) Но если сердце Ваше доверчиво отдается будущему, если это будущее Вам кажется успокоением, то не мешайте мне предаваться мечтам о том теплом, милом, уютном гнездышке, которое я хочу свить для нас обоих. Средства наши, судя по словам Вашим, совершенно одинаковы и в сложности могут доставить если не богатое (Бог с ним), по крайней мере безбедное и приличное существование. Я скорее готов отказать себе в чем угодно на время, нежели хоть на грош уменьшить общий капитал. Кто может знать, где его ждет черный день. А человек, который не берет этого в соображение, не должен жениться. Поэтому прошу Вас не увлекаться общей страстью накупать вздоры, именуемые громким именем приданого. Были бы Вы покойны духом, а в платьях у Вас недостатка не будет. Напротив — я даже желаю видеть Вас всю жизнь прелестно одетой. Это будет моей радостью и даже капризом. (…) С настоящей минуты и на всю мою жизнь – женщины, кроме Вас, для меня не существуют. Я не умею своей привязанности разрывать по кускам. Если Вы действительно меня не любите и любить не можете, скажите прямо – не губите меня».
Только проводив Марию Петровну на вокзале, Фет в тот же день пишет ей: «Бесценная моя Марья Петровна! Вы будете смеяться надо мною. Смейтесь сколько угодно, хохочите. Сегодня я проводил Вас и сегодня же пишу к Вам. Но, добрый, бесценный друг, если бы Вы знали, каким чувством переполнилось мое сердце! Я мучаюсь, томлюсь и рад этому томлению. (…) Может быть, это детство, но какое высокое наслаждение быть влюбленным в свою невесту!!! (…) Я так счастлив, и между тем мысль, что я не раньше 3 месяцев Вас увижу, меня терзает. Помните каждую минуту за границей, что Вы мне дали слово. Как мне и чем благодарить Вас за то, что я Вас люблю всеми силами моей души. Ведь это жизнь, и жизнь такая полная, что за нее надо Бога благодарить. Голубушка! не забудьте меня. Поверьте, что никто Вас не может так искренно любить, как я. Я сам знаю, что пишу то, что Вы сами знаете, но иногда отрадно писать Вам тысячу раз слово: люблю».
Следом он отправляет письмо Василию Петровичу Боткину, в котором сообщает о сделанном Марии Петровне предложении: «Я не рисую себе богатого быта, но устрою небольшое уютное, сердце радующее гнездышко. С нашими общими средствами и моим умением жить это вполне возможно. У меня 35 тысяч серебром. Капиталу у Вашей сестры, по ее словам, столько же. Следовательно, мы ни в каком случае не можем получать менее 4500 рублей в год, а этим можно жить мило. (…) Кстати, я бы даже желал, чтобы ее капитал остался у Вас, если это не будет для Вас обременительно, да я бы года через два и свой туда же отдал. Но, во всяком случае, этот вопрос не может быть причиною и поводом каких-либо недоразумений между нами. Вопрос первой важности – характер Вашей сестры. (…) Мне она кажется кроткою, преданной, деликатной в высшей степени. (…) Способна ли она слушать и понимать сердцем человека, ей преданного? Вот главный и единственный мой вопрос (…)».
В очередном письме Василию Петровичу Фет признается: «Я бывал не раз в жизни влюблен, но быть влюбленным в кого бы то ни было и быть влюблену в невесту адская разница. Я так счастлив, что готов дома ломать, в груди 16 лет и каждый день стихотворение. Если б жизнь могла длиться при таких условиях, я молил бы у неба бессмертия (…)»
Боткин, считавший Афанасия Афанасьевича «очень добрым, прямодушным и во всех отношениях хорошим человеком», человеком благоразумным, рад за сестру.
«Если тебе Фет сколько-нибудь нравится, – я бы, положа руку на сердце, счел бы ваше соединение самым счастливейшим днем в моей жизни, – пишет он Марии Петровне. – Правда, что Фет – человек не блестящий, но, всмотревшись в душу этого человека, увидишь там драгоценные свойства. (…) Поверь, день вашей свадьбы будет для меня самым радостным днем моей жизни. Фет может быть самым примерным мужем. При всей своей угловатости внешней, – это человек с самым деликатным и тонким чувством».
Мария Петровна с сестрой переезжали из города в город, а вслед им летели письма Фета. Ответные послания он получал не скоро, поэтому терзался сомнениями: «Умоляю тебя, напиши мне, что у тебя на душе? Любишь ли ты меня? так, как я тебя люблю? Способна ли ты на всю жизнь отдаться мне совершенно – во всех случаях жизни, так, как я это со своей стороны говорю – и, Бог даст, тебе докажу на деле. Я хочу, чтобы ты была весела и счастлива, насколько это возможно. Мне, кроме тебя, ни до кого нет дела. (…) Я дышу тобой, как воздухом. Я пишу к тебе, как пьяницы пьют, запоем. (…) Какое сладостное состояние любить! а им я обязан тебе, мой добрый ангел! Не пишу тебе ничего о делах, если ты мне дашь волю, то я все устрою, не беспокоя тебя ничем. А теперь хочу тебе только говорить одно:
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Слава Богу, что сердце мое еще может так любить! (…) Целую тебя, моя ненаглядная! тысячу раз. (…) Весь твой А. Фет».
Письма этого периода Марии Петровны к Фету не сохранились. Единственным свидетельством ее реакции на письма жениха является письмо Василия Петровича брату Дмитрию Петровичу 7 августа 1857 года: « (…) На Машу письма Фета производят действие электричества, а сегодня от депеши она едва могла расписаться о получении ее и несколько минут не могла выговорить ни одного слова».
В письмах Фета к невесте были и стихи, отображающие душевное состояние влюбленного поэта. Все любовные стихи Фета считаются отражением его чувства к Марии Лазич или воспоминаниями о ней, однако сам Афанасий Афанасьевич в середине июня 1857 года пишет о многих стихотворениях, написанных под влиянием Марии Боткиной.
«Я уверен, что они будут моими лучшими стихотворениями», – сообщает он ей.
По времени создания и по лирической окраске к стихам, написанным «под влиянием» Марии Петровны, кроме тех, которые есть в письмах к ней, скорее всего относятся: «Еще майская ночь», «Цветы», «Был чудный майский день в Москве…», «Какая ночь! Как воздух чист…», «Пойми хоть раз тоскливое признанье…», «Если ты любишь, как я, бесконечно…», «Музе» и другие.
Не дожидаясь возвращения Марии Петровны, Фет, не выдержав и едва получив отпуск, поехал в Париж. Там они и обвенчались. После свадьбы молодожены уехали в Москву.
«Мария Петровна стала именно такой женой, о которой, судя по его письмам, мечтал Фет: любящей, преданной, внимательной, заботливой и, вопреки представлению некоторых биографов, не только понимающей его творчество, но и посильно помогающей мужу и в этих занятиях, – считает Галина Асланова. – (…) Из писем известно, например, что Мария Петровна помогала мужу в переводах из Шекспира. Ее любили и уважали все люди из окружения Фета, не исключая великосветских знакомых (…) Абсолютно все отмечали в ней главную черту – редкую доброту и сердечность».
Вскоре по возвращении в Москву после свадьбы Мария Петровна пишет брату: «Я совершенно здорова, счастлива как нельзя больше желать. Одно меня мучает, мне все кажется, что я недостаточно составляю счастье Фета…»
Через полгода после замужества она признается: «Я считаю себя самой счастливейшей и богатой женщиной (…) Я даже боюсь за свое счастье».
Прошло еще девять лет, и Мария Петровна вновь пишет Василию Петровичу: «Я так довольна и счастлива своим положением, что не знаю, как благодарить судьбу».
Внезапную смерть мужа Мария Петровна пережила очень тяжело; сорок дней провела она в селе Клеймёново Орловской губернии, где он был похоронен, и почти каждый день ездила на могилу.
«Вернувшись в Москву, она занялась незавершенной работой Афанасия Афанасьевича, – пишет Галина Асланова. – Нужно было закончить издание его перевода «Скорбей» Овидия, мемуаров «Ранние годы моей жизни». Одновременно с этим она включилась в подготовку к изданию сборника «Лирические стихотворения А. Фета». Весной 1893 года и «Скорби», и последний том мемуаров были отпечатаны, и Мария Петровна дарила их друзьям Фета в память о нем. На лето она опять поехала в Воробьевку – курское имение, которое пятнадцать лет назад поэт подарил ей, оформив покупку на ее имя. Первый и последний раз она была здесь без мужа. В прежние времена к 22 июля, дню Ангела Марии Петровны, в Воробьевку съезжалось множество гостей, и Фет устраивал настоящий праздник в ее честь».
Она умерла 21 марта 1894 года, через полтора года после смерти Фета. Они прожили вместе больше 35 лет, почти не расставались, а в редкие периоды разлуки писали друг другу письма.
Сергей Ишков.
Фото с сайта https://kulturologia.ru
