21 марта 1874 года 31-летний географ Пётр Кропоткин сделал сенсационный доклад в Географическом обществе о существовании в недалеком прошлом ледниковой эпохи. Через три дня он был арестован за принадлежность к тайному революционному кружку и заключен в тюрьму Трубецкого бастиона в Петропавловской крепости.
Пётр Кропоткин был выдающимся геологом своего времени, одним из основоположников теории великих древних оледенений Земли.
«Кропоткин по своему блестящему уму, способности наблюдать в природе, схватывать причинные связи явлений и делать обобщения, по своей преданности науке и разносторонности, по благородству характера представляет, несомненно, гениальную личность, до некоторой степени аналогичную другому великому русскому человеку – Л. Н. Толстому», – писал о Петре Алексеевиче русский ученый-ихтиолог, географ, эволюционист Лев Берг.
Первые представления о широком развитии ледниковых явлений в прошлом возникли у Петра Кропоткина еще во время его сибирских исследований. В отчете об Олекминско-Витимской экспедиции 1866 года, за которую Русское географическое общество присудило исследователю золотую медаль, Пётр Кропоткин писал: «В предшествующие эпохи значительная часть поверхности земного шара была покрыта мощным ледяным покровом, который, двигаясь с севера на юг и сползая с гор в долины, отрывал и дробил скалы и утесы, сглаживал и полировал эти обломки, превращая их в валуны».
Таким образом, приступая летом и осенью 1871 года по поручению Географического общества к изучению на территории Финляндии и Швеции физико-географических явлений, которые служат основанием ледниковой гипотезы, Пётр Алексеевич уже имел сложившиеся на основании предшествующего полевого опыта и знакомства с литературой научные взгляды. В 1871 году в письме в Русское географическое общество он писал: «Сплошная полировка и изборождение скал на таких громадных площадях, как Скандинавия и Финляндия, острова Финского залива и Эстляндия, не могут быть иначе объяснены, как покрытием этих стран сплошным покровом льда, наподобие гренландского».
21 марта 1874 года на общем собрании Географического общества Кропоткин сделал сенсационный доклад по теории покровного оледенения, после чего Совет общества предложил ему занять место председателя отделения физической географии. А 24 марта за Петром Алексеевичем пришли. Революционера-анархиста препроводили в Петропавловскую крепость.
«Итак, я был в Петропавловской крепости, где за последние два века гибли лучшие силы России, – писал Пётр Кропоткин в «Записках революционера». – Самое ее имя в Петербурге произносилось вполголоса. Здесь Петр I пытал своего сына Алексея и убил его собственной рукой. Здесь, в каземате, куда проникла вода во время наводнения, была заключена княжна Тараканова. Крысы, спасаясь от потопа, взбирались на ее платье. Здесь ужасный Миних пытал своих политических противников, а Екатерина II заживо похоронила тех, кто возмущался убийством ее мужа. И со времен Петра I, в продолжение ста семидесяти лет, летописи этой каменной громады, возвышающейся из Невы против Зимнего дворца, говорят только об убийствах, пытках, о заживо погребенных, осужденных на медленную смерть или же доведенных до сумасшествия в одиночных мрачных, сырых казематах. Здесь перетерпели начальные стадии своей мученической жизни декабристы, первые развернувшие у нас знамя республики и уничтожения крепостного права. Следы их до сих пор можно еще найти в русской Бастилии. Здесь были заключены Рылеев, Шевченко, Достоевский, Бакунин, Чернышевский, Писарев и много других из наших лучших писателей. Здесь пытали и повесили Каракозова. Здесь, где-то в Алексеевском равелине, сидел еще Нечаев, выданный Швейцарией, как уголовный, но с которым обращались как с опасным политическим преступником. Ему уже не суждено было больше увидать свободу. В том же равелине, гласила молва, сидело несколько человек, заключенных на всю жизнь по приказу Александра II за то, что они знали дворцовые тайны, которых другие не должны были знать. Одного из них, старика с длинной бородой, видел в таинственной крепости один из моих знакомых. Все эти тени восставали в моем воображении; но мои мысли останавливались в особенности на Бакунине, который, хотя и просидел два года на цепи, прикованный к стене, в австрийской крепости после 1848 года, и потом, выданный русскому правительству, прожил еще шесть лет в Алексеевском равелине, вышел, однако, из тюрьмы, после смерти железного деспота, более энергичным, чем многие его товарищи, которые все это время пробыли на свободе. «Он выжил все это, – говорил я самому себе, – так и я не поддамся тюрьме». Первым движением моим было подойти к окну. Оно было прорезано в виде широкого, низкого отверстия в двухаршинной толстой стене на такой высоте, что я едва доставал до него рукой. Оно было забрано двумя железными рамами со стеклами и, кроме того, решеткой. За окном саженях в пяти я видел перед собою внешнюю крепостную стену необыкновенной толщины; на ней виднелась серая будка часового. Только глядя вверх, мог я различить клочок неба. (…) Моя комната была казематом, предназначавшимся для большой пушки, а окно – его амбразура. Солнечные лучи никогда не проникали туда. Даже летом они терялись в толще стены. Меблировку составляли: железная кровать, дубовый столик и такой же табурет».
Кропоткин решил, что самое главное в таких условиях – сохранить физическую силу.
«Нужно себе представить, что предстоит провести несколько лет на севере, во время полярной экспедиции, – убеждал он себя. – Буду делать много движения, гимнастику, не надо поддаваться обстановке. Десять шагов из угла в угол уже не худо. Если пройти полтораста раз, вот уже верста. Я решил делать ежедневно по семи верст: две версты утром, две – перед обедом, две – после обеда и одну перед сном. «Если положить на стол десять папирос и передвигать одну, проходя мимо стола, – думал я, – то легко сосчитаю те триста раз, что мне надо пройти взад и вперед. Ходить надо скоро, но поворачивать в углу медленно, чтобы голова не закружилась, и всякий раз в другую сторону. Затем дважды в день буду проделывать гимнастику с моей тяжелой табуреткой». Я поднимал ее за ножку и держал в вытянутой руке, затем вертел ее колесом и скоро научился перебрасывать ее из одной руки в другую, через голову, за спиной и между ногами. (…) Я попросил, конечно, письменные принадлежности, но мне наотрез отказали. Перья и чернила никогда не выдаются в крепости иначе, как по специальному разрешению самого царя».
Позже писать Петру Алексеевичу все же разрешили. Значимость сделанного ученым в науке была столь велика, что ему по личному распоряжению Александра II были предоставлены перо, бумага и возможность работать в тюрьме.
«В один прекрасный день ко мне вошел смотритель Богородский, говоря, что мне разрешено писать мой ученый отчет и что мне нужно составить список книг, которые мне нужны, – вспоминал Кропоткин. – Я написал полсотни книг, и он пришел в ужас. «Столько книг ни за что не пропустят, – говорил он, – а вы напишите книг пять-десять, а потом понемногу будете требовать, что вам нужно». Я так и сделал и наконец получил книги, перо и бумагу. Бумага мне выдавалась по стольку-то листов, и я должен был счетом иметь ее у себя в полном комплекте; перо же, чернила и карандаши выдавались только до «солнечного заката». Солнце зимою закатывалось в три часа. Но делать было нечего. «До заката», – так выразился Александр II, давая разрешение».
В одиночном заключении в каземате Петропавловской крепости Петром Кропоткиным была написана работа «Исследования о ледниковом периоде», обосновывающая ледниковую теорию – одну из важнейших в науках о Земле.
Этот капитальный труд стал теоретическим обобщением исследований Кропоткина в Европе и Сибири, оказал огромное влияние на взгляды нескольких поколений российских геологов и географов. В нем были подробно рассмотрены условия образования материковых ледников, объяснены механизмы их движения, показано воздействие льда на земную поверхность, введено понятие о ледниковых ландшафтах. В этой работе Петра Алексеевича были заложены основы теории материковых оледенений в ее приложении к России, в частности, к Сибири. Причем это было сделано на материале собственных наблюдений и, в общем, независимо от зарубежных исследователей.
Несмотря на молодость, Кропоткин стал заметной фигурой в Русском географическом обществе, был признан, выражаясь современным языком, ведущим специалистом в области географии и геологии Сибири. Его идеи об интенсивном оледенении восточной части Русского Севера получили широкую известность, стали отправной точкой для позднейших исследований.
Пётр Кропоткин предсказал существование и рассчитал координаты Земли Франца-Иосифа, Северной Земли и Барьера Кропоткина (цепь полярных островов на севере Баренцева и Карского морей – от Земли Франца-Иосифа до Северной Земли) в целом, благодаря чему сохранился суверенитет России над открытыми им землями, несмотря на их первые посещения иностранными, а не русскими, экспедициями.
«Исследуя движение льдов и направление течений в Северном Ледовитом океане, ученый-мыслитель приходит к выводу, что между Шпицбергеном и Новой Землей находится еще не открытая земля, которая простирается к северу дальше Шпицбергена и удерживает льды за собой. Если бы этого материка не существовало, то под действием течения берег Лапландии покрылся вечным льдом. Теплое течение едва ли устояло бы под напором ледяных полей. Это теоретически обоснованное научное предвидение русского мыслителя подтвердилось австрийской экспедицией К. Вейпрехта и Ю. Пайера на судне «Тегеттгоф», открывшей архипелаг, который назвали Землей Франца-Иосифа», – пишет в работе «П. А. Кропоткин – ученый и мыслитель» А. Г. Кассиров.
При разработке ледниковой теории Пётр Кропоткин основывался помимо личных исследований на всестороннем охвате современной ему мировой научной литературы.
«Трудно найти исследование, столь всесторонне использовавшее публикации наблюдений других ученых в самых различных уголках Земли, – рассказывал А. А. Асеев в работе «П. А. Кропоткин – основоположник теории материкового оледенения». – Современники высоко оценили научный подвиг П. А. Кропоткина. Выдающийся геолог С. Н. Никитин (1884) писал: «Для изучающего ледниковые образования России имеет первостепенный интерес почтенная работа П. Кропоткина… Все, что можно было положить в основу ледниковой гипотезы, сделано в этом труде, основанном, что всего драгоценнее, на знакомстве с массой фактов и на строгом научном приложении точных физических законов». Очень точно охарактеризовал научные заслуги П. А. Кропоткина крупный специалист по гляциальной геологии и геоморфологии Н. Н. Соколов (1969): «Оценивая основные особенности географической деятельности П. А. Кропоткина, приходится признать, что этому способствовало помимо гениального ума сочетание различных выдающихся качеств, начиная с увлечения природой и наукой, необычайной энергии и работоспособности и кончая замечательным литературным талантом. Очень большое значение имело и его революционное мировоззрение: он был революционером не только в социальных вопросах, но и в науке».
Пётр Кропоткин провел в Петропавловской крепости два года. Условия тюремного заключения подорвали его здоровье. С признаками цинги ученый был переведен в арестантское отделение Николаевского военного госпиталя, откуда в июле 1876 года Пётр Кропоткин совершил дерзкий побег и эмигрировал.
Сергей Ишков.
Фото ru.wikipedia.org
