22 марта 1932 года в газетах «Правда» и «Известия ЦИК СССР и ВЦИК» вышла статья Максима Горького «С кем вы, мастера культуры? Ответ американским корреспондентам». В этот период Горький был не просто состоявшийся, но всемирно известный писатель, с конца 20-х годов несколько лет подряд номинировавшийся на Нобелевскую премию по литературе (ее, в конце концов, получил Иван Бунин).
В своем памфлете «буревестник революции» отмечает, что писатель всегда представляет чьи-то интересы, вопрос, какие — правящего класса или народа.
Первым делом Горький с негодованием обрушивается на интеллигенцию:
«Работа интеллигенции всегда сводилась — главным образом — к делу украшения бытия буржуазии, к делу утешения богатых в пошлых горестях их жизни. Нянька капиталистов — интеллигенция, — в большинстве своем, занималась тем, что усердно штопала белыми нитками давно изношенное, грязноватое, обильно испачканное кровью трудового народа философское и церковное облачение буржуазии».
Между тем для М. Горького, который долгое время жил за границей (по официальной версии, из-за необходимого ему для здоровья мягкого климата), в эмиграции в мягкой форме, с наличием советского паспорта, «неоспоримо, что буржуазия Европы и Америки, хозяйка мира, становится с каждым годом все более невежественной, интеллектуально слабосильной, варварской».
«Буржуазия не хотела бы верить в процесс культурно-революционного развития трудового народа, но — она его видит, чувствует», – пишет Алексей Максимович.
И зачем же служить классу, обреченному на гибель и заслуживающему эту гибель? Зачем интеллигенции исполнять роль утешителей буржуазии, «развлекать и утешать людей, утомленных грабежом мира, обеспокоенных все более резким сопротивлением пролетариата их подлым целям, — людей, у которых безумная жажда наживы приняла характер буйного помешательства»?
Картинка того, что творится в бездуховных Европе и Америке, нарисованная Горьким, выглядит мрачно:
«Фотография и кино убивают искусство живописи, художники чтоб не умереть с голода, меняют свои картины на картофель, на хлеб, на поношенную одежду мещанства. (…) Кинематограф постепенно уничтожает и высокое искусство театра. О разлагающем влиянии буржуазного кино не стоит говорить, это совершенно ясно. Использовав все темы сентиментализма, он начинает демонстрировать физические уродства: «В Голливудской студии Метро-Гольдвин-Майер собралась оригинальная труппа для работы над фильмом «Причуды». В ее составе — Ку-Ку, девушка-птица, имеющая большое сходство с аистом; П. Робинзон, человеческий скелет; Марта, родившаяся с одной рукой, искусная мастерица вязать кружева ногами. Доставлены в студию Шильце, прозванная «голова-шпилька» женщина с нормальным телом, но с необыкновенно маленькой головой, похожей на шпильку; Ольга — женщина с мужской окладистой бородой; Жозефина-Жозеф, наполовину женщина, наполовину мужчина; сиамские сестры-близнецы Гильтон, карлики, лилипуты. (…) В области искусства буржуазию вполне удовлетворяет коллекционирование почтовых марок и трамвайных билетов, а в лучшем случае коллекционируют подделки картин старинных мастеров. В области науки буржуазию интересуют приемы и методы наиболее удобной, дешевой эксплуатации физических сил рабочего класса; наука для буржуазии существует настолько, насколько она способна служить целям ее обогащения, регулировать деятельность ее желудочно-кишечной сферы и поднимать ее половую энергию развратника».
Досталось от Горького и «однообразно сентиментальному и унылому Чарли Чаплину», возглавляющему «прочих фокусников».
Понимая, что культура уже не является внутренней необходимостью капиталистического мира, часть интеллигенции начала задумываться — куда идти? С буржуазией против пролетариата, или же с пролетариатом против буржуазии? Для Горького ответ, кажется, очевиден, однако на Западе большинство интеллигентов продолжает довольствоваться службой капитализму, несмотря на то что «хозяин» «слугу» откровенно презирает и сомневается в его нужности.
Обращаясь к западным «мастерам культуры» Горький пишет:
«Вы, интеллигенты, (…) должны бы понять, что рабочий класс, взяв в свои руки политическую власть, откроет перед вами широчайшие возможности культурного творчества. Посмотрите, какой суровый урок дала история русским интеллигентам: они не пошли со своим рабочим народом и вот разлагаются в бессильной злобе, гниют в эмиграции. Скоро они поголовно вымрут, оставив память о себе как о предателях».
И дальше:
«Пресса Европы и Америки усердно и почти исключительно занимается делом понижения культурного уровня своих читателей, — уровня и без её помощи низкого. Обслуживая интересы капиталистов, своих работодателей, искусно умея раздуть муху до размеров слона, журналисты не ставят своей целью укрощение свиньи, хотя, конечно, видят, что свинья обезумела и бесится. (…) Вся буржуазия Европы живет в атмосфере взаимной ненависти. (…) Эта ненависть всех ко всем, разрастаясь, становится все гуще, острее, она вспухает среди буржуазии, как гнойный нарыв, и, конечно, прорвется, и, возможно, снова потекут реки лучшей, самой здоровой крови народов всей земли».
Так что же предлагает «буревестник революции» тем интеллигентам, которые считают себя в силах служить общечеловеческой культуре и обязанными защищать ее от снижения к варварству?
«Учение Маркса и Ленина — это вершина, которой достигла честно исследующая социальные явления научная мысль, (…) только с высоты этого учения ясно виден прямой путь к социальной справедливости, к новым формам культуры. (…) Пора вам решить вопрос: с кем вы, «мастера культуры»? С чернорабочей силой культуры за создание новых форм жизни или вы против этой силы, за сохранение касты безответственных хищников, — касты, которая загнила с головы и продолжает действовать уже только по инерции? (…) Ничто, кроме победы пролетариев, не освободит мир от ненависти, – заключает Горький. – История буржуазии — это история ее духовного обнищания. Какими талантами может гордиться она в наше время? Нечем ей гордиться, кроме различных Гитлеров, кроме пигмеев, больных манией величия».
Между тем «народы Союза Советов вступают в эпоху Возрождения. Октябрьская революция вызвала к жизнедеятельности десятки тысяч талантливых людей, но их все еще мало для осуществления целей, которые поставил перед собой рабочий класс. В Союзе Советов нет безработных и всюду, во всех областях приложения человеческой энергии не хватает сил, хотя они растут быстро, как никогда и нигде не росли».
Западную интеллигенцию не должна пугать «диктатура пролетариата», поскольку это «явление временное», «она необходима для того, чтоб перевоспитать, превратить десятки миллионов бывших рабов природы и буржуазного государства — в одного и единственного хозяина их страны и всех ее сокровищ»:
«Насилие» (…) – недоразумение, но чаще этого оно – ложь и клевета на рабочий класс Союза Советов и на его партию».
Для «мастеров культуры», как видит ситуацию Горький, есть два пути: первый – загнивания, продолжать служить «обезумевшей от ненависти и от страха пред будущим буржуазии, где все более рождается идиотов», и второй – возрождения, а именно поддержать дело культурного возрождения человечества, которое совершается в Советском Союзе, ибо цель партии – «превратить в кратчайший срок наибольшее количество физической энергии в энергию интеллектуальную, чтобы дать простор и свободу развитию талантов и способностей каждой единицы и всей массы населения», «создать в Союзе одного хозяина, у которого 160 миллионов голов и 320 миллионов рук».
Складывается впечатление, что при работе над статьей Горький не только отвечал своим американским визави. Вполне возможно, он пытался ответить и самому себе: что делать дальше? Как жить? И как тут ни вспомнить другую фразу, так же как и «С кем вы, мастера культуры?» вошедшую в историю, а именно ленинскую «Интеллигенция не мозг нации, а говно»? Ее Владимир Ильич написал в письме Горькому, отправленном 15 сентября 1919 года, противопоставив «интеллигентиков, мнящих себя мозгом нации», крепнущим интеллектуальным силам рабочих и крестьян.
Сергей Ишков.
Фото culture.ru
