По страницам конкурса «Судьбы детей войны». Рискуя собой, спасали и оберегали

Воспоминания о Великой Отечественной войне Давида Лангера

Давид Лангер

Во время фашистской оккупации у 13-летнего Давида погибли все родственники. Он видел, как немцы уводили маму и бабушку на расстрел, на его глазах застрелили младшего брата. Спасаясь от облав, мальчику довелось ночевать в земляных ямах, живя под открытым небом неделями. Он голодал… Он был ребенком, ему было страшно, горько и больно!

Эти воспоминания о войне, Холокосте и жизни в оккупации записаны в 2005 году дочерью Давида Лангера, Фаиной, и публикуются впервые.

«Я, Лангер Давид Моисеевич, родился в селе Радянское, Бердичевского района (Житомирская область, УССР. – Ред.) 5 декабря 1928 года, в семье извозчика. Мать моя была домохозяйкой. В семье, кроме меня, было еще двое детей».

В 1937 году семью Лангеров раскулачили, имущество конфисковали, дом разрушили. Главу семьи осудили на 10 лет лагерей. Больше о нем вестей не было. Оставшись без крова, Давид с матерью, бабушкой и двумя братьями переехали в Бердичев, где поселились в снятом «в рент сарайчике».

«И так мы жили до июня 1941 года. 22 июня 1941 года началась война. В начале июля было объявлено об эвакуации населения. Наша семья попыталась эвакуироваться поездом, но не были поданы составы. Так что мы были вынуждены остаться в ожидавшем оккупации городе. 10 июля 1941 года немцы вошли в город.

В одно прекрасное утро проснувшись, евреи на своих домах обнаружили нарисованные краской шестиконечные звезды. А на остальных домах нарисованы кресты. Это была подготовка к еврейским погромам.

В сентябре 1941 года начали собирать евреев. Мама с бабушкой были дома, а мы – трое детей – спрятались под крышей нашего сарая. И вот немцы пришли к нам домой, забрали маму с бабушкой. После того как их увели, мы спустились с чердака и вышли на улицу. Многотысячную колонну евреев в сопровождении немцев и полицаев с собаками вели за город в сторону аэродрома, где всё было приготовлено для расстрела. Колонну сопровождали местные жители, которые выпрашивали и снимали с евреев последнюю одежду и обувь.

Всю дорогу мы с братьями шли в отдалении за колонной, до самого ­аэродрома.

Ямы уже были готовы, выкопанные военнопленными. И начался расстрел, который продолжался с самого утра и до позднего вечера. Перед началом расстрела местные полицаи начали раздевать людей. И их одежду сбрасывали на кучу. И я увидел, как один немец взял за руку 10-летнюю девочку, которую еще не успели раздеть, и вытолкнул из толпы евреев. Местная женщина показала ей дорогу в соседнее село Дмитровка, где ее спрятала и воспитала украинская семья. В конце полицаи расстреляли военнопленных, которые выкопали ямы. В течение трех дней ямы шевелились и из них сочилась кровь. И в течение всего этого времени ямы охранялись немцами и полицаями. В этот день на моих глазах погибла вся моя семья: мама, бабушка, тетя и ее двое детей, сестра отца с мужем и их трое детей, родители моего отца, два брата моего отца с семьями.

Анатолий и Антонина Яценко
Анатолий и Антонина Яценко

По данным Центра «Холокост» (https://holocf.ru/архив-2/), 15 сентября 1941 года в Бердичеве была проведена «гроссакция» по уничтожению евреев. В пяти рвах у военного аэродрома на окраине города немецкими захватчиками были расстреляны около 12 тысяч мирных жителей.

«После расстрела, обливаясь слезами, мы с братьями отправились домой. В колонне с евреями мы не видели семьи сестры моего отца, которые жили на Новосёлках, недалеко от польского кладбища. Утром я пошел к ним в надежде, что они живы. Их дом уже был пуст, а в доме хозяйничали местные полицаи. Увидев меня, они погнались за мной и открыли стрельбу. Пробегая мимо кладбища, я забежал туда и спрятался в склепе. В склепе я просидел весь день и всю ночь до утра, пока на улице не успокоилось. И на следующее утро я вернулся домой. И так мы жили одни в течение двух недель. Потом было объявлено, что оставшиеся евреи должны собраться в крепости нашего города и иметь при себе необходимые вещи. К нам пришел сосед Павел, который служил в полиции, и сказал, что, если мы отдадим ему оставшиеся вещи, так нас не тронут.

Анатолий Яценко (рисунок фронтового художника). После освобождения Украины ушел на фронт в рядах Советской армии.
Анатолий Яценко (рисунок фронтового художника). После освобождения Украины ушел на фронт в рядах Советской армии.

На мой вопрос, куда нас ведут, Павел сказал, что ведут нас в детский дом, который находится в селе Дмитровка. В конечном итоге нас привели в крепость, где был организован приемный пункт евреев. Сдавая нас в крепость, немцам Павел сказал, что мы евреи и нас нужно оставить в крепости. Я и мой младший брат начали плакать и говорить, что мы украинцы. Тогда нам ответили, что это легко проверить, сняв наши брюки. И так мы остались в крепости. В первую ночь моему старшему брату Михаилу удалось совершить побег. И он скрывался в селе Юровка Винницкой области. И, по словам знакомых людей, он пытался вернуться за нами в крепость, но попадал под облавы и обстрелы. И, потеряв всякую надежду на наше освобождение, пошел воевать в отряд Советской армии с надеждой отомстить за всю нашу ­погибшую семью.

Давид Лангер. 8 июня 1952 года

Наутро я нашел лазейку в крепости. Я вышел и пытался найти еду себе и младшему брату. На мосту меня встретил полицай Казимир Шаров, который затащил меня назад в крепость. В крепости уже строили колонны и повели нас на расстрел в сторону Сыкулинской МТС. Перед тем как вести нас к ямам, всем велели раздеться. И тут я решил бежать, все равно смерть. Мой младший брат Владимир бежал вместе со мной. В районе села Быстрик мы бежали по полю, где местные женщины собирали буряк. Преследовавшие нас полицаи на бегу пристрелили моего брата. Приостановившись, я увидел, что мой брат мертв. Я услышал крики женщин: «Беги, сынок, беги, мы его похороним». Я побежал дальше, так как полицаи были рядом и пули свистели над головой. Когда стемнело, я забрел в село Маркуши и, забравшись в чей-то сарай, переночевал. Наутро меня нашел Никифор Герасимчук. Привел меня к себе домой, одели, накормили. Прожил я у него три месяца. В это время в селе поселился комендант. И в один прекрасный день я по своей детской глупости пошел купаться с ребятами на речку. И те, увидев, что я еврей, рассказали родителям. И пришлось мне опять бежать в надежде найти старшего брата или кого-то из родных. Я вернулся в Бердичев, но никого не нашел. В это время оставшихся евреев собирали в еврейское гетто, которое было создано на территории бывших солдатских казарм на Лысой горе. Попав в лагерь, сразу стал искать лазейку и через несколько дней начал выходить из лагеря. Заключенные лагеря начали давать мне одежду, и я ходил по окрестным селам, менял на еду и приносил обратно в лагерь. Также в лагере мне дали лошадь и бочку, и под присмотром полицая возил в лагерь питьевую воду. У всех заключенных лагеря на спине и груди наших рубашек были нашиты шестиконечные звезды.

Однажды, глубокой осенью, полицай из охраны сказал, чтобы я со своей лошадью завез ему домой дрова. Дома он с женой меня хорошо накормил, и по дороге в лагерь он мне сказал, что на утро готовится расстрел евреев в лагере. Вернувшись в лагерь, я рассказал об этом своим знакомым и другим заключенным. Но не все верили ребенку. А те, кто поверил мне, воспользовались моей лазейкой и ушли из лагеря. Наутро были расстреляны оставшиеся в лагере евреи. И так я еще раз убежал от смерти. Ночью лесами и полями я добрался до села Обуховка. Рядом с селом в поле я нашел какую-то яму и забрался туда спать. Утром я услышал голоса людей. Это местные жители приехали к яме копать глину. Я забился в угол ямы. Ко мне подошла женщина, позвала меня. Не спрашивая ни о чем, забрала к себе домой, накормила, помыла, постригла.

Женщина эта, Рушковская Прасковья Ивановна, – моя приемная мать. Вместе со своим мужем, Рушковским Брониславом, приняли меня как родного, сразу предупредили, что если кто-то будет спрашивать, кто я, так должен отвечать, что я их племянник из села Райгородок и зовут меня Иван. Я подружился с их сыном Анатолием Яценко (сын от первого брака), который стал мне близок, как брат. Я остался жить в этой простой украинской семье. Все работали очень тяжело, чтобы прокормиться. Пасли скот, работали в поле. В селе Обуховка стало известно, что я еврей. Староста села Прищепа несколько раз предупреждал мою новую семью, чтобы они прогнали меня. Но ответ был один – что будет с ним, то будет и с нами. Староста был хороший человек. Когда полицаям донесли, где я живу, так в село был направлен карательный отряд, но староста всегда предупреждал об их приезде. Меня прятали где угодно: на огороде, в яме, засыпали картошкой, а полицаи ходили сверху и протыкали штыками. Отводили меня в соседнее село к сестре моей приемной матери. Однажды, когда я находился там, прибежал мой приемный брат Анатолий и сказал, что нужно убегать, так как немцы выясняют, где живут родственники матери. И мы убежали в лес. Пробыли мы в лесу три дня. На четвертый день Анатолий вернулся в село, и когда он удостоверился, что всё спокойно, пришел за мной. На следующий день опять была облава. В соседнем селе Райгородок жил председатель совхоза по фамилии Крэнык. Узнав, что в селе Обуховка прячется еврей, решил меня сдать немцам. Он явился к нам домой в сопровождении двух полицаев. В это время мы все сидели за столом и обедали. Когда мы услышали сильный лай нашей собаки, Анатолий выглянул в окно и сказал мне, что это полицаи. Быстро взобравшись на чердак, через чердачное окно я выпрыгнул наружу и побежал в поле. К вечеру Анатолий пришел за мной. Когда было совсем темно, мы вернулись домой.

Однажды местные полицаи делали облаву, так сын соседей предупредил нас. Я убежал в лес. Через час ко мне прибежал Анатолий, ему тоже грозила опасность. В течение трех дней мы находились в лесу, питаясь ягодами, корнями и всякой всячиной. Через несколько дней за нами пришла мать и сказала, что всё успокоилось, и мы вернулись домой. И так продолжалось до зимы 1944 года.

И в течение всех этих страшных лет моя новая семья, рискуя своей жизнью, спасала и оберегала меня. Зимой 1944 года началось немецкое отступление. В нашем доме был организован штаб, а я заболел тифом. В то время больных тифом, а также всех, кто жил с больным в одном доме, расстреливали. Мать спрятала меня в погребе разбитого дома. Ночью тайком носила мне еду и воду. И в очередной раз, рискуя своей семьей, спасала меня.

После Дня Победы в Бердичев начали возвращаться из эвакуации евреи. Моя мать начала уговаривать меня пойти работать в Бердичев и находиться среди евреев. Устроившись на работу в Бердичеве, я там жил и работал.

В 1950 году женился на еврейской девушке и имею двух дочерей и внука с внучкой.

Мой брат Анатолий женился на девушке Антосе из села Обуховка, и у них родилось трое детей: сыновья Юрий и Владик и дочь Нина. Сначала я с женой Броней, а потом и с детьми постоянно посещал мою мать в селе Обуховка. Наши дети всегда любили ездить в гости к бабушке Паше, и, конечно же, и внуки всегда с радостью ездили к бабушке в село. Мой брат Анатолий с женой Антосей переехали из Обу­ховки в г. Бердичев на ул. 10-й Пятилетки, 35, где вырастили, женили и выдали замуж детей, провожали и встречали из армии сыновей.

Сейчас моя семья находится в США. Перед моим отъездом в Aмерику моя мать и брат Анатолий с семьей поддержали мое решение о выезде. Они все провожали меня с моей семьей.

Летом 1996 года я полетел на Украину в гости к моей маме. Встречу эту описать очень трудно. Моего брата Анатолия уже не было в живых. 10 мая 1995 года ушел из жизни мой брат. Это был последний раз, когда я видел свою маму (Прасковья Ивановна Рушковская умерла в возрасте 99 лет 6 июня 1998 года).

И до конца своей жизни буду помнить и напоминать детям и внукам о героических поступках, которые совершили моя мама и мой брат. Я хочу, чтобы память об этих людях жила из поколения в поколение. И чтобы мои внуки, а потом и их дети и внуки всегда преклонялись перед памятью этих людей».

Давид Лангер умер в возрасте 89 лет 1 июля 2017 года.

Добавить комментарий