18 февраля 1831 года в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот Александр Пушкин обвенчался с Натальей Гончаровой. В руках у жениха погасла свеча, а с аналоя упали крест и Евангелие. Поэт побледнел и сказал: «Все – плохие предзнаменования!»
Александр Сергеевич встретил Наталью Гончарову в Москве в декабре 1828 года на балу танцмейстера Йогеля. Наталье было всего 16 лет, и ее только начали вывозить в свет. Девушка настолько поразила Пушкина своей красотой и грациозностью, что он признался друзьям: «Отныне участь моя будет связана с этой молодой особой».
Но, несмотря на взаимное влечение молодых людей, после первой попытки посвататься Пушкин получил неопределенный ответ. Мол, Наташа слишком молода, да и две старшие сестры по традиции должны выйти замуж первыми. Некоторые биографы полагают, что мать девушки просто тянула время, надеясь подыскать дочери более выгодного жениха. Александр Пушкин не был богат, да еще и после ссылки.
«Шестнадцатилетняя Наташа Гончарова привлекла внимание поэта на балу в декабре 1828 года, – рассказывал в работе «Дуэль Пушкина» Руслан Скрынников. – Вспоминая об этом, он писал: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начали замечать в свете. Я полюбил ее. Голова у меня закружилась». В Москве не знали, что думать, и называли имена сразу двух барышень, коль скоро заходила речь о невесте поэта. 1 апреля 1829 г. Пушкин набросал в Альбоме девиц Ушаковых портрет Екатерины Ушаковой. Примерно тогда же (…) появился женский портрет с подписью: «Kars, Kars». Карс был неприступной турецкой крепостью, взятой русскими летом 1828 г. В доме Ушаковых Карсом стали именовать Наталью Гончарову, неприступную красавицу. 1 мая 1829 г. через Федора Толстого поэт попросил у Н. И. Гончаровой руку её дочери. Ответ был уклончивым. Написав письмо матери невесты, Пушкин умчался на Кавказ. В письме жених писал, что не считает полученный ответ отказом, что он должен был бы писать Н. И. Гончаровой «на коленях, проливая слёзы благодарности». Благодарить было, однако же, не за что. Отказ посеял в душе поэта смятение. «…Извините нетерпение сердца больного, которому недоступно счастье. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души увожу образ небесного существа…», – так заканчивал он своё письмо. Слова о больном и несчастном сердце едва ли могли растрогать мать девушки. Позже Александр Сергеевич счёл необходимым объяснить свой внезапный отъезд из Москвы, напоминавший бегство: «…я сделал предложение, Ваш ответ, при всей его неопределённости, на мгновение свёл меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию; Вы спросите меня – зачем? клянусь Вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни Вашего, ни её присутствия».
С Кавказа Александр Сергеевич вернулся в Москву только осенью. Такое долгое отсутствие трудно объяснить. В письме Наталье Ивановне Гончаровой Пушкин сетовал на то, что в дни путешествия «надеялся, ждал ответа, но он не приходил».
«На юге у Пушкина не было постоянного адреса. Там шли военные действия. Жизнь Пушкина подвергалась опасности. Барышня, которой он сделал предложение, могла беспокоиться. Но всё это не имело особого значения в глазах поэта, – писал Руслан Скрынников. – Сватовство наложило на Пушкина определенные обязательства. По этой причине первый визит в Москве он нанес не ждавшим его друзьям, а Гончаровым. Один из его приятелей получил записку: «Извините меня, ради Бога – обязанность, так сказать, священная… До свидания». Жених вернулся в Москву сразу после того, как Наталья отпраздновала свое семнадцатилетие. Главное возражение, что избранница – еще дитя, отпало. Исполняя «священную обязанность», Пушкин посетил дом Гончаровых. Но ему был оказан холодный прием, и он оробел. («У меня не хватило мужества объясниться – я уехал в Петербург в полном отчаянии», – писал он Н. И. Гончаровой). Пушкин начал думать, что дело его проиграно, и ему вновь пришлось искать спасения в бегстве».
7 января 1830 года поэт обратился к Бенкендорфу с прошением: «…покамест я еще не женат и не зачислен в службу, я бы хотел совершить путешествие во Францию или Италию». На худой конец, Пушкин соглашался ехать с посольством в Китай. Путешествие в Западную Европу заняло бы много месяцев, в Китай – годы.
«В минуты слабости Пушкин готов был отложить надолго или даже навсегда планы женитьбы, – пояснял Руслан Григорьевич. – Эти планы привлекали и пугали его. Отъезд с посольством снял бы вопрос об обязанностях человека чести перед Гончаровой. Однако мечтам не суждено было сбыться. 17 января император отклонил просьбу поэта. Царская резолюция гласила: «…это очень расстроит его денежные дела и в то же время отвлечет его от занятий».
В начале 1830 года прошла московская «ярмарка невест». На святки в Москву прибыл император, и генерал-губернатор князь Д. В. Голицын дал в его честь бал с «живыми картинами». В картинах «маленькая Гончарова, – как писал А. Я. Булгаков, – в роли сестры Дидоны была восхитительна». Успех Натальи Гончаровой напомнил Александру Сергеевичу о его замыслах и обязанностях.
«Жизнь подтвердила суждение Пушкина о том, что исход любого сватовства зависит от родни невесты, – писал Руслан Скрынников. – Один из петербургских знакомых, по признанию Пушкина, передал «одно благосклонное слово», которое «вернуло ему жизнь». Знакомцем поэта был ротмистр Кавалергардского полка И. Д. Лужин, беседовавший с ним тотчас по возвращении из Москвы. На балу у Голицыных Лужин танцевал с Натали. После танца он заговорил с ее матерью о Пушкине, «чтобы по их отзыву доведаться, как они о нем думают». Лужин поступил так по просьбе П. А. Вяземского, принимавшего живое участие в делах поэта. (…) Беседуя с кавалергардом, «мать и дочь отозвались благосклонно и велели кланяться Пушкину». По возвращении в столицу Лужин встретил Пушкина в доме у Карамзиных и передал ему благую весть».
12 марта Александр Сергеевич прибыл из Петербурга в Москву и в тот же день столкнулся лицом к лицу с Натальей Гончаровой на концерте. Поклоны, переданные Лужиным, означали приглашение возобновить знакомство, а точнее – сватовство.
6 апреля Наталья Ивановна Гончарова дала согласие на брак дочери. По некоторым предположениям, события того времени получили у Пушкина отражение в отрывке «Участь моя решена, я женюсь…» (с французского), который считают автобиографической прозой: «Бросаюсь в карету, скачу – вот их дом – вхожу… Отец и мать сидели в гостиной. Первый встретил меня с отверстыми объятиями. Он вынул из кармана платок, он хотел заплакать, но не мог и решил высморкаться. У матери глаза были красны. Позвали Надиньку – она вошла бледная, неловкая. Отец вышел и вынес образа Николая Чудотворца и Казанской Богоматери. Нас благословили. Надинька подала мне холодную, безответную руку. Мать заговорила о приданом, отец – о саратовской деревеньке – и я жених». Отрывок был написан Пушкиным 12-13 мая 1830 года, то есть почти сразу после помолвки.
16 апреля 1830 года Пушкин получил благословение от своих родителей. 23 апреля он закончил работу над стихотворением «К вельможе», в котором воспел «блеск Алябьевой и прелесть Гончаровой». Звезда Алябьевой только взошла на московском небосклоне. П. А. Вяземский считал красоту Алябьевой классической, а красоту Гончаровой – романтической. В письме от 26 апреля 1830 года он советовал Пушкину: «Тебе, первому нашему романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице нынешнего поколения».
Однако Пушкин все еще не вполне верил в благополучный исход дела. В письме к матери Наташи он писал: «Есть у меня еще одна тревога, которую я не могу решиться доверить бумаге…». Будущая теща ясно и недвусмысленно потребовала от Пушкина доказательств того, что он пользуется расположением императора или во всяком случае не находится под подозрением у властей. У Александра Сергеевича не было другого способа получить свидетельство о благонадежности, кроме обращения к государю. В его сочувствии поэт не сомневался.
«Пушкин не избегал обсуждения с Гончаровыми щекотливых вопросов, – писал Руслан Скрынников. – Как человек гордый и независимый, он менее всего стремился выставить себя царским любимцем. Сообщая Бенкендорфу о согласии невесты и ее матери на брак, он писал 16 апреля: «Два возражения были мне высказаны при этом: мое имущественное состояние и мое положение относительно правительства. (…) Г-жа Гончарова боится отдать дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у государя». Откровения зятя укрепили подозрения тещи. Прошение властям поэт заканчивал словами, что его счастье зависит от одного благосклонного слова царя.
28 апреля последовало высочайшее разрешение на брак Пушкина. Шеф жандармов передал поэту следующее царское напутствие: «Его императорское величество… изволил выразить надежду, что Вы хорошо испытали себя перед тем, как предпринять такой шаг, и в своем сердце и в характере нашли качества, необходимые для того, чтобы составить счастье… женщины, столь достойной и привлекательной, как м-ль Гончарова».
Вопрос об имущественной стороне брака был не менее важен, чем высочайшее благословение. Наталья Ивановна потребовала от жениха доказательств его материальной состоятельности.
26 августа 1830 года в доме Гончаровых был бал. На другой день мать невесты устроила поэту скандал. Наталья Ивановна Гончарова, писал поэт Вере Вяземской, «мне наговорила вещей, которых я по чести не мог стерпеть. Не знаю еще, расстроилась ли моя женитьба, но повод для этого налицо, и я оставил дверь открытой настежь».
Оскорбленный жених действовал решительно. В кратком письме он официально известил невесту, что она совершенно свободна от обязательств, налагаемых помолвкой: «Если Ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а Вы повиноваться, – я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить».
Пушкин всерьез подумывал о разрыве помолвки. В последнй день августа 1830 года он писал Плетнёву: «Дела будущей тещи моей расстроены. Свадьба моя отлагается день ото дня далее. Между тем я хладею, думаю (…) о прелести холостой жизни».
По-видимому, причиной ссоры Пушкина с Натальей Ивановной была прежде всего неясность с устройством материальной стороны брака.
Первоначально свадьбу предполагалось сыграть в мае 1830 года. Гончаровы жаловались на отсутствие денег и заявляли, что свадьбу можно сыграть лишь после завершения переговоров о продаже медной статуи (статуи Екатерины II, выполненной по заказу А. А. Гончарова в Германии).
Пушкин великодушно предложил взять на себя устройство приданого. Между тем, Наталья Николаевна писала ему, что согласна выйти за него и без приданого.
«С беспредельной наивностью Наталья сообщала, что согласна выйти замуж бесприданницей. Тем самым она отнимала у поэта всякую надежду на то, что брак позволит обеспечить семью твердым доходом за счет гончаровских миллионов, – пояснял Руслан Скрынников. – Письмо Натальи подтвердило, что главной причиной ссоры Пушкина с тещей 27 августа 1830 г. был вопрос о приданом. Послушная дочь написала письмо жениху, разумеется, под диктовку матушки. Обращение дочери к жениху было удачным ходом. Н. И. Гончарова использовала послание дочери, чтобы поставить точку в затянувшихся переговорах о приданом. Она решительно отказалась от своих обещаний по поводу земли и крепостных. Под конец она решила сложить с себя также и все расходы, связанные с шитьем подвенечного платья для невесты и белья.
Поэту пришлось заложить выделенную ему родителями деревеньку, чтобы расплатиться с долгами и ссудить Н. И. Гончаровой 11 000 рублей. «Теперь понимаешь ли, – жаловался поэт Плетнёву, – что значит приданое и отчего я сердился? Взять жену без состояния – я в состоянии, но входить в долги для ее тряпок – я не в состоянии». (…) Долги Пушкина далеко уступали долгам Гончаровых. (…) Решив породниться с Гончаровыми, поэт просил быть сватом Ф. А. Толстого-«Американца». (…) Уже после помолвки Александра Сергеевича с Наташей «Американец» писал Вяземскому из Подмосковья 7 июня 1830 г.: «Пушкин с страстью к картам и нежностью к Гончаровой – для меня погиб». Отношение Александра Сергеевича к картам приятель определял как страсть, отношение к невесте – как нежность».
Обладая необузданным темпераментом, поэт питал страсть к азартной игре. Он говорил, что страсть к игре есть самая сильная из страстей. Однажды поэту даже довелось проиграть в карты рукопись – первый в его жизни сборник стихов…
Наталья Ивановна Гончарова, конечно же, знала о пристрастии будущего зятя к картам, грозившем будущей семье нищетой, и старалась внушить дочери, что та должна руководить мужем и строго следить за его расходами.
Длительные переговоры о приданом закончились тем, что семья Гончаровых отказалась передать поэту какую бы то ни было собственность. Пушкин убедился, что все обязательства насчет богатого приданого – не более чем обман. Он мог бы отказать невесте, как сделали бы многие в его положении. Но решение поэта обзавестись семьей было непреклонным. Он настоял на свадьбе. Наталья Ивановна в качестве подарка к ней дала закладную на свои бриллианты, дед невесты – медную статую Екатерины II, о которой говорилось выше.
Свадьба была сыграна в Москве 18 февраля 1831 года. Молодых обвенчали в церкви Большого Вознесения на Никитской улице. Свидетелями жениха были князь П. А. Вяземский и титулярный советник А. С. Передельский, свидетелями невесты – ее отец и библиотекарь П. М. Азанчевский. Посажённым отцом Пушкина был тот же Вяземский, матерью – графиня Потёмкина, урожденная Трубецкая; со стороны Натальи – ее дядя И. А. Нарышкин и сватья А. П. Малиновская. Современники вспоминали о всякого рода несчастливых предзнаменованиях, сопровождавших венчание: с аналоя упали крест и Евангелие, в руках у жениха погасла свеча.
«Всё это предвещало трагическую развязку, гибель мужа из-за жены. Однако рассказы такого рода появились уже после гибели поэта, – писал Руслан Скрынников. – Пушкин был весь в долгах и оттого не стал шить себе костюм, а венчался во фраке, который одолжил ему П. В. Нащокин. Молодожены были стеснены в средствах. Одна Н. И. Гончарова не стесняла себя в расходах и перед самой свадьбой потребовала от Пушкина денег на карету. Оказавшись в чужом доме, Наташа горько плакала. В. Ф. Вяземская записала ее жалобы на то, что Пушкин в первый же день, как встал с постели, так и ушел в кабинет, где пробыл до обеда в окружении приятелей и знакомых, очевидно, пришедших его поздравить. С молодой женой он увиделся лишь в обед, к вечеру. Разумеется, слезы жены были вызваны не только невниманием мужа. Молодая оплакивала девичество и прощалась с былыми увлечениями. Дочери Вяземского присутствовали в церкви на венчании и передали Пушкину разговор двух молодых людей, из которых один «утешал другого, несчастного любовника венчаемой девицы» (Гончаровой). Княжны слышали весь разговор и заключили, что рыдавший юноша был Давыдов. «А я так думаю, – замечал от себя Пушкин в письме жене, – Петушков или Буянов…» (гости Лариных из «Евгения Онегина»). Студент обливался слезами в церкви, Наташа – дома. Пушкин вовсе не думал ревновать невесту. Он увидел во всей истории лишь забавный анекдот».
Через три месяца после свадьбы семья Пушкиных перехала в Петербург. В письме к Наталье Ивановне Гончаровой поэт объяснил свое решение с полной откровенностью: «Я был вынужден уехать из Москвы во избежание неприятностей… Меня расписывали моей жене как человека гнусного, (…) ей говорили: ты глупа, позволяя мужу и т. д. (…) Обязанность моей жены – подчиняться тому, что я себе позволю. Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года».
Покинув Москву, Наталья избавилась от опекуна и руководителя в лице маменьки и вполне подчинилась авторитету мужа.
После помолвки с Натали Пушкин писал 31 августа 1830 года Плетнёву: «Милый мой, расскажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха тридцатилетнего хуже 30-ти лет игрока. (…) Черт меня догадал бредить о счастье, как будто я для него создан».
Тому же Плетнёву полгода спустя Пушкин сообщал другое: «Я женат и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется я переродился».
После четырех лет семейной жизни Пушкин обратился к своей теще по случаю дня рождения жены со следующими стихами в прозе: «…сердечно благодарю Вас за 27-ое (27 августа родилась Натали. – С. И.). Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед богом».
10 января 1836 года Пушкин, когда писал Нащокину, и не догадывался, что семья его стоит на пороге крушения: «Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать и (первоначально написал «смерти», но зачеркнул. – С. И.) старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились».
Что было дальше – известно всем: 27 января 1837 года состоялась дуэль на Чёрной речке, Пушкин был тяжело ранен. 29 января его не стало. Плохие предзнаменования оправдались полностью.
Сергей Ишков.
Фото с сайта ru.wikipedia.org
