18 ноября народному артисту России, артисту и театральному режиссеру, писателю Андрею Альбертовичу Житинкину исполняется 65 лет. Обозреватель «Московской правды» побеседовала с мастером накануне дня его рождения.
– Андрей Альбертович, с каким настроением вы встречаете знаменательную дату и как собираетесь ее отмечать?
– Так уж повелось годами, что я встречаю этот день на работе. Артисты – они ведь ангажированы 24 часа в сутки, особенно когда выпускают спектакль. И если ты в этот день в театре, то можешь увидеть любимых людей, что, разумеется, хорошо. Но с другой стороны, все публичные люди устают от чрезмерного внимания к своей персоне в течение года. Я решил, что ничего специально устраивать не буду.
– А что для вас является отдыхом от публичности?
– Для меня отдых от публичности – это уехать на природу, взять паузу, повспоминать. Я, например, очень люблю пересматривать старые фотографии.
– Ну вам-то, конечно, есть, что вспомнить: вахтанговское студенчество, красный актерский диплом, потом режиссерский курс, съемки в кино, масса поставленных спектаклей, грандиозные артисты, с которыми работали…
– Многих моих друзей и коллег уже, увы, нет. Я очень дружил с Женей Дворжецким с моего актерского курса, но его уже нет. Многие коллеги-режиссеры оказались за рубежом. Нет уже и моего мастера Евгения Рубеновича Симонова, который меня вытащил из актеров в режиссеры. Поэтому для меня лучший день рождения – это уединение на природе, фотографии, камин, и… хорошие напитки. Но такое случается нечасто.
– Среди ваших последних реализованных проектов есть книга о творчестве и друзьях. Вы ощущаете, что пришло время писать мемуары?
– Я многое стараюсь оставить на бумаге. Всем кажется, а я работал с огромным количеством «звезд», что актеры – сплошь яркие, счастливые и благополучные люди. И никто не подозревает, какие периоды черной депрессии у них случаются, какие бывают простои, как остро актеры переживают свои неудачи. И как порой из-за всего этого сложно бывает режиссеру на репетициях. Я всегда шучу, что моя вторая, приобретенная по случаю профессия – психотерапевт. Вот эти свои размышления я и оставляю бумаге.
– Недавно в нашей «Московской правде» вышла ваша книга «Театральный НЕроман». Многие проводят параллель названия с «Театральным романом» Михаила Булгакова, к названию которой есть явный отсыл. Булгаков в какой-то степени был обижен театром, а вы?
– Булгаков был страшно обижен Московским Художественным театром. Но сразу хочу подчеркнуть, что название моей книги мне очень нравится, оно удачное: многие читатели мне об этом говорят… Ассоциация есть, разумеется, так и задумывалось. Но у Булгакова проза достаточно желчная, в его романе зашифрованы все великие соотечественники, имеющие отношение к театру, начиная со Станиславского и Немировича-Данченко. Булгаков, как человек ироничный, написал едкую историю, зашифровав в ней своих коллег. Но современный читатель многие имена теперь уже и не знает, просто читает это по прошествии времени как театральный детектив и смеется – там много точных наблюдений. Но у знающего читателя возникает понимание того, как был измучен Булгаков, как у него в Художественном театре многое не сложилось, почему он оттуда ушел. Хотя его в театр устроил сам Сталин в период, когда Булгакову не на что было жить.
Моя книга «Театральный НЕроман» – очень добрая и светлая. В ней много уникальных фотографий, которые не повторяются нигде. Они – из моего архива, много кадров с репетиций. В книге есть размышления и о достаточно сложных моментах моей жизни. Например, о ситуации, когда я был режиссером Театра на Бронной, и Лев Дуров меня плавно так подвинул… Но я об этом тоже пишу с юмором, потому что прекрасно знаю изнутри актерскую природу, актерскую психологию и актерскую амбициозность.
В последний год огромное количество талантливых людей уходит из жизни. Ушли Ширвиндт, Талызина, Голубкина, Стриженов, Добровольская…
Писательство вносит в мою жизнь некий другой, нетеатральный смысл. Потому что через какое-то время больших мастеров, с которыми работал я сам, такими, какими увидел их я сам, новые поколения уже не вспомнят. Мне важно свои живые воспоминания зафиксировать.
– Вас многие упрекают, что вы работаете в основном только со звездами.
– Ну, это совсем не так. Я действительно делал последние спектакли для Элины Быстрицкой, Веры Васильевой, Риты Тереховой, дай ей бог здоровья! Я до сих пор храню запись Веры Васильевой на автоответчике. Она записала мне слова: «Андрюша, спасибо Вам, вы мне продлили жизнь…» Действительно, иметь в таком возрасте две центральные роли – в «Пиковой даме» и в «Роковом влечении» – для нее было очень важно, она играла их до последнего.
Если продолжить этот список, то я работал со своими любимыми артистами – Борисом Невзоровым, Борисом Клюевым, не говоря уж о Георгии Жжёнове, Людмиле Гурченко, Иннокентии Смоктуновском, Людмиле Касаткиной. Но в своей книге я называю и сегодняшних звезд, которых, кстати, я и открыл. В моих спектаклях впервые сыграл Сергей Безруков в театре у Олега Табакова – в «Психе», «Старом квартале», «Признании Феликса Круля». У меня сыграл впервые Балуев Саша, которого никто тогда не знал. И он, помню, очень расстроился, что в рецензии написали не Балуев, а Валуев, а я ему напророчил: «Саша, не расстраивайтесь, в вашей жизни будет еще великое множество рецензий».
Первую роль на сцене драматического театра именно у меня в спектакле сыграла Елена Яковлева (знаменитая Каменская). Это было в спектакле Театра Ермоловой «Снег недалеко от тюрьмы»: она играла лимитчицу. А Саша Балуев играл Ангела.
У меня Дмитрий Дюжев 25 лет играл слепого музыканта в «Свободной любви». Он специально ходил в санаторий смотреть, как живут слепые музыканты, насколько это непросто. И точно все это воспроизвел на сцене – люди потом рыдали.
Я уж не говорю о Жене Крюковой, которая у меня сыграла Анну Каренину и Порцию в «Венецианском купце»… У Александра Домогарова началась новая жизнь, когда я позвал его из Театра Советской армии в свой спектакль «Мой бедный Марат» в Театр Моссовета. А потом он же сыграл у меня на Бронной роль танцовщика Вацлава Нижинского.
Уже нет и работавших у меня в спектаклях Насти Заворотнюк, Димы Марьянова – даже это поколение уже ушло…
Так что книга живых воспоминаний очень важна!
– Фиксируя моменты вашего общения с этими людьми на подмостках, вы ощущаете себя миссионером?
– Наверное да, для меня это миссионерская вещь. От театра ведь ничего не остается, если спектакль не снят на пленку. И хоть театр изначален и вечен – древние люди сначала проигрывали у костра, как бегут забивать мамонта, а уж потом выбегали из пещеры в реальность, – но от театра остается только миф. И его поддерживают книги.
– А что для вас в творческой жизни является высшей наградой? Ну не звания же?
Или как?
– Нет, конечно, звания – вещь приятная, но не главная в жизни артиста… Как-то неизвестная девочка оставила мне на вахте открыточку: «Я когда-то случайно зашла в театр, у меня было очень скверное настроение, но на вашем спектакле я познакомилась с соседом по креслу, мы подружились, поженились и теперь у нас уже дети. Спасибо за тот Ваш спектакль!»
Вот это обалдеть! И мне очень нравится, что эта открыточка безымянная.
– Мы с годами меняемся, меняются наши предпочтения, устремления, ценности. А что сейчас вам самому важно в собственных спектаклях?
– То, что у меня во всех спектаклях в финале есть надежда. Будь это спектакль по Чехову, по Шекспиру, или спектакль про войну, про «большую тройку» – Сталина, Рузвельта и Черчилля. Несмотря на очень острую тему, несмотря на то, что герои артистов Малого театра Бочкарева, Носика и Афанасьева никак не могут на сцене договориться, они все-таки в финале договариваются! «Большая тройка» заключает договор, обеспечивая мир на долгие десятилетия.
И в моем спектакле «Летят журавли» в Малом театре в финале есть надежда. Несмотря на то, что герой Борис погибает по ходу действия, в финале я его на сцену возвращаю. Вероника говорит, что Борис ей снится, и он появляется перед ней в белой рубашке – это, конечно, ее воспоминание. Но как важно это для зрителя! Становится понятно, что на войне может спасти только любовь. Да, Вероника сначала запуталась, но потом она поняла, что по настоящему любила в жизни только Бориса!
Все мои постановки – о любви, в каком бы жанре я ни работал.
– Можно спросить вас, о чем вы сегодня мечтаете?
– Можно. Я мечтаю поставить новый спектакль в моем любимом Малом театре.
Елена Булова.
Фото из личного архива Андрея Житинкина
