Он дал нам свободу, он уничтожил страх

30 августа не стало Михаила Сергеевича Горбачёва, первого и единственного президента СССР.

Неприятно писать и, наверно, неприятно читать, что кто-то «дал нам свободу». Ведь свободу не получают из чьих-то рук — свободу берут, завоевывают. В теории, в наших умах, витающих в эмпиреях.

В то же время мы знаем, как оно бывает и было.  Тем более — в СССР, в коммунистической системе стран и народов, которую однажды на голубом глазу официально назвали «страны социалистического лагеря». Потом спохватились, не употребляли, но было поздно — ушло в народ.

Осмысляя неприятное выражение «он дал нам свободу», следует учитывать сослагательное наклонение, которого в истории вроде бы не существует, но… «что было бы, если». Вполне вероятно, что Горбачёв мог сохранить свою личную власть и, соответственно, власть КПСС, не затей он «перестройку и гласность». Глядишь, до сего дня жили бы, «претворяя в жизнь решения съездов КПСС».

Приспосабливаемость масс к тоталитаризму — уникальна.

Кстати, ровно год назад вышла статья Горбачёва «Понять перестройку, отстоять новое мышление», где говорилось, что назревшие радикальные преобразования в СССР можно было начать только сверху, поскольку после десятилетий тотального подавления и монопольного партийного руководства общество не было готово к самоорганизации.

Как определяет философский словарь советских времен, свобода — способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной необходимости.

Все верно, включая марксистское определение свободы как «познанной необходимости». По Гегелю — «осознанная необходимость». Как необходимость нормальной жизни, так и необходимость осознанных ограничений. Поскольку свобода — это ответственность. Перед собой и обществом. Как писал в романе «Девяносто третий год» Виктор Гюго: «Конвент провозгласил великую аксиому: «Свобода одного гражданина кончается там, где начинается свобода другого»; в одной этой фразе заключены все условия совместного существования людей».

Главной, мечтаемой, вынашиваемой и недостижимой свободой в СССР была свобода слова, свобода выбора власти, определения своего общественно-политического пути.

Коммунистическая система являла особый вид тоталитаризма — лицемерный тоталитаризм. Коммунистическая партия узурпировала государственную власть и обставила ее, как декорацию в театре, всеми внешними признаками свободы и демократии. Под прикрытием законов о правах и свободах граждан, вплоть до утверждений, что мы строим самое справедливое общество в истории человечества.

Была Конституция — с полным набором прав и свобод. Для кого?

Сергей Ковалёв, правозащитник советских времен, с десятилетним стажем тюрем и ссылки, рассказывал: «Помню, нам прокурор в зоне так и говорил: «На конституцию не ссылайтесь, я не буду рассматривать жалобы и заявления, где содержатся ссылки на конституцию, она не для вас писана, а для американских негров, чтобы они знали, как свободно и счастливо живет советский народ». Самое замечательное, что в этих словах не было издевки, он говорил это, что называется, на голубом глазу».

Вот то-то и оно. Запредельный цинизм представителя власти здесь сочетался чуть ли не с верой в свое правое дело и предназначение.

«Вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР. Все другие государственные органы подконтрольны и подотчетны Советам народных депутатов». Так было написано в той самой Конституции.

Советы не значили ничего.

В ЦК КПСС принимали решения — депутаты Верховного Совета, избранные безальтернативно, «по разнарядке» райкомов-горкомов-обкомов, дружно голосовали «за», оформляли их в законы. И так сверху донизу — до парткомов в колхозах-совхозах, до сельсоветов.

Вот документ, по которому в СССР проводились выборы — от Председателя Верховного Совета до председателя спортивного общества: «При необходимости замены или перемещении работников, занимающих выборные должности, местные партийные органы, центральные организации принимают соответствующие решения, предварительно получив согласие ЦК КПСС, и лишь после этого проводят выборы и вносят предложения об утверждении или освобождении работников». («Инструкции по работе с секретными документами ЦК КПСС», прил. VI, док.7, л.4, п.12).

В 1987 году на январском пленуме Горбачёв объявил о передаче власти Советам.

Как путь реализации – выборы в Советы на альтернативной основе.

И покатилась народная волна. Уже летом 1987 года на выборы в местные Советы вышли кандидаты от народа, от заводов и институтов. В 1989 году при выборах делегатов на Первый съезд народных депутатов СССР проиграли, потерпели поражение 35 первых секретарей обкомов! Легко представить, каким это стало шоком, какой резонанс был в тех областях, как аукнулось по всей стране. В Ленинграде не был избран ни один партийный и ни один прежний (назначенный) советский руководитель города и области, ни один член бюро обкома, включая первого секретаря и командующего Ленинградским военным округом.

Прямую телевизионную трансляцию с Первого съезда народных депутатов СССР, начавшего работу 25 мая 1989 года, смотрела вся страна – затаив дыхание, отставив в сторону все дела, забыв про все на свете. Первый съезд народных депутатов, прямая телетрансляция стали, по сути, историческим поворотом.

Так Горбачёв уничтожил страх, в котором жили и росли поколения советских людей с 1917 года. Въевшийся в сознание и в подсознание чуть ли не на генетическом уровне. Никто слова не мог молвить без оглядки. А вернее — ничего вообще не молвить. Страх — прямое следствие отсутствия свободы. И вдруг оказалось, что можно говорить и писать все, что думаешь, что накипело. Так говорили с трибуны Съезда народных депутатов СССР.

Прошло 33 года.

Михаила Сергеевича Горбачёва больше нет. Он ушел из жизни вечером 30 августа 2022 года. На 92-м году жизни.

Остались мы. Как мы распорядились и распоряжаемся той полученной свободой?

Сергей Баймухаметов.

Фото Валерия Скокова