Один из ценных экспонатов Петропавловского музея – кресло, сделанное из причудливо изогнутых рогов тура. Если учесть, что тур – первобытный дикий бык, вымерший в начале XVII века, то невозможно вообразить, когда оно было изготовлено, как передавалось из поколения в поколение.
Последний оплот Колчака
В 1928 году, когда в Северном Казахстане начались аресты и ссылки всех некогда богатых и знатных, как их тогда называли – «бывших», – моего деда Баймагамбета, одного из богатых и влиятельных казахов края, не тронули. Его защитила охранная грамота, выданная командованием Пятой армии – той самой Пятой армии Тухачевского, которая в последние октябрьские дни 1919 года штурмом взяла Петропавловск.
Это был стратегический узел, главный железнодорожный центр, откуда открывались пути и на юг, и на север, и на запад, и на восток. С падением Петропавловска Белая армия оказывалась окончательно отрезанной от России. Колчак писал в те дни, что под Петропавловском решается его судьба. Бои были жестокие, сражались до последнего. И, надо полагать, помощь Баймагамбета пришлась как нельзя кстати. На родовых землях вокруг озер Белое и Шаховское, в степях за озером Майбалык, паслись стада крепких бычков, отары овец, бродили табуны лошадей – все, что жизненно необходимо любой армии.
Да, так и было. Среди тех, кто вышел встречать Красную армию, к великому удивлению горожан оказался и Баймагамбет, восьмидесятилетний (!) патриарх петропавловских казахов. Почему? Что подвигло старца на такой шаг? Эти вопросы мучили в то время многих. Мучают они сейчас и нас, его многочисленных внуков, правнуков и праправнуков.
И вот что странно. Баймагамбет жил долго, очень долго, он мог все прояснить, рассказать, а уж семейные предания донесли бы его слова до нас. Но ведь нет. Он молчал, и ответ унес в могилу. Может, не считал нужным кому-либо объяснять свои решения? Характер у него был кремень. Так что нам остается только гадать.
Патриарх
Заподозрить моего деда в каких-то симпатиях к революционному классу и делу нельзя. Баймагамбет был главой знатного рода Каракесек в шестнадцатом поколении, прямым потомком. Среди его предков немало людей, оставивших след в истории народа. Скажем, известный всей Казахии, то есть во всех трех жузах – Старшем, Среднем и Младшем – батыр Джанходжа, ярый поборник казахской независимости. (Родословная и все исторические казахские имена даются по книге М. Танышпаева «Материалы к истории киргиз-казакского народа». Ташкент, 1925). Джанходжа воевал против всех: и против кокандского хана, и против хивинского, и даже против своих, казахских ханов из рода чингизидов. Имя его одно время было ураном – боевым кличем всех Каракесеков. Сейчас именем Джанходжи названа улица в Актюбинске.
Самый знаменитый наш предок – полководец Джалантос-батыр, эмир, военный правитель Самарканда в 1612 – 1656 годах.
Казахская родоплеменная знать менее всего была расположена к каким-либо теориям классового переустройства мира хотя бы в силу своей глубокой и невозмутимой феодальности. Тем более абсурдно предполагать это в восьмидесятилетнем патриархе.
Возможно, на решение Баймагамбета оказать помощь красным повлияла смерть его свата Идриса-хаджи, расстрелянного колчаковцами. Но то был трагический случай, каких немало в смутные времена, и вряд ли старец так рисковал бы и своим будущим, и будущим рода, повинуясь лишь минутному порыву.
Вернее всего, Баймагамбетом руководили инстинкт и трезвый расчет одновременно. Инстинкт выживания, сохранения рода. Но все равно загадка остается загадкой. С чего Баймагамбет решил, что победа в той смуте останется за большевиками? Предвидел? Но кто и что мог предвидеть тогда, тем более в уездном Петропавловске? За два лишь года здесь столько властей сменилось, что и сосчитать трудно: Советы, белочехи, Директория, Временное Сибирское правительство, Колчак… Никто и ничего не мог предвидеть.
А старец как будто знал. Он спас себя и сохранил для жизни нас. Тогда еще не рожденных.
Спасители
После восстания 1921–1922 годов (малоизвестное, но самое крупное восстание против власти большевиков, оно полыхало от Кокчетава до Салехарда и от Омска до Челябинска) наступило затишье. Само удивительное, что семья Баймагамбета продолжала жить в усадьбе, никто их не трогал. Советская власть не до всех еще добралась, да и, наверное, охранная грамота Тухачевского действовала. О ней и речь.
В 1928 году началось то, что старые казахи называли простым и вполне понятным для них словом «Конфискация». Причем непременно с большой буквы. Всех «бывших», многочисленных сородичей Баймагамбета, в течение нескольких суток арестовали и сослали еще дальше в Сибирь. А нашу семью лишь выселили из усадьбы. Но ведь не арестовали. Не расстреляли. Оставили жить.
С тех пор в нашей семье от старших к младшим передавались две фамилии. Первая звучит как детская считалка, она чуть ли не с пеленок молоточками стучала в моих ушах: «Пик-ка-лак! Пик-ка-лак!» Это его подпись стояла под охранной грамотой.
В начале семидесятых годов я работал в североказахстанской областной газете «Ленинское знамя». В редакцию пришло большое письмо из Львова, от одного из тамошних краеведов-историков, собиравших материалы о своих известных земляках-львовянах. В письме том – большая групповая фотография членов Петропавловского совдепа. В основном командиры из состава Пятой армии, оставленные здесь для налаживания советской власти и жизни. И среди них – человек по фамилии Пихоляк! Типичная западноукраинская фамилия. Значит, спаситель наш был родом из Прикарпатья. В казахской фонетике очень редко употребляется чистый звук «х». Вместо него в основном «к». Потому и звучало: Пик-ка-лак, Пик-ка-лак.
Кстати, Петропавловский совдеп располагался одно время в доме моего деда. Потом, до середины 70-годов – школа. Не там ли и фотография была сделана? В газете фотография была опубликована в 1973 или 1974 году.
Вторая фамилия, которая повторялась в нашей семье как заклинание – Артамонова. Старуха Артамонова. Сколько помню себя – отец, мать, старшие братья вдалбливали мне: «Помни старуху Артамонову, помни старуху Артамонову…» На самом же деле она была Сорокиной. Полиной Ивановной Сорокиной. Артамонова – уличное прозвище, так ее звали по мужу, Артамону Исаевичу – артамонова старуха.
Полина Ивановна была нянькой в доме Баймагамбета. И вот когда старца выселили… Да, жизнь оставили. Но места для жизни – нет. Уже немалая к тому времени семья с детьми, с девочками, моими старшими сестрами, околевала на улице. И нельзя никого винить, что не помогли. Они ведь были как прокаженные. Сейчас-то мы знаем, что в обстановке всеобщего страха, террора, опасно было не то что кусок хлеба протянуть несчастным, а даже молча посочувствовать. Девочки, не увиденные мною старшие сестры, так и умерли одна за другой в те годы.
И единственным человеком, который не испугался, кто принял семью старца в свой двор и дом, была Полина Ивановна Сорокина. Она тогда спасла нас.
Да пребудет светлой ее память. Да пребудут в добре и в здравии и поныне живущие в Омске и Петропавловске ее внуки и правнуки Раинчины и Сорокины.
Юдоль скорби
Двадцать лет в своем городе, как в пустыне, скиталась семья петропавловского патриарха, находя случайный приют то здесь, то там. Единственный его сын, будучи уже сорока с лишним лет, ушел на войну, сражался под Москвой, пропахал все фронтовые дороги, положенные рядовому, и вернулся в Петропавловск в санитарном поезде с перебитыми ногами и полным набором орденов и медалей. Живой! А что еще надо для счастья? Все вынесла, всех подняла наша мама. На ее руках были дети, беспомощный столетний тесть, муж-инвалид, с трудом встающий на ноги… И нигде в мире не было своего угла.
Но тут судьба вновь улыбнулась роду Баймагамбета. Вскоре после войны, кажется, в 1947 году, вышло постановление власти о льготах инвалидам войны – о выделении им участков под застройку. Под это постановление подпал и мой отец. А значит, вся семья получила кусочек своей земли, участок, на котором подросшие внуки патриарха быстро-быстро построили то, что называлось тогда времянкой – низкий домик в два окошка с крышей из дерна.
В ней в 1948 году и завершился земной путь Баймагамбета – шестнадцатого потомка Каракесеков. Он умер, достигнув ста десяти лет: родился на следующий год после смерти Пушкина, пережил четырех российских императоров, всех вождей большевизма в России, три революции, две мировые войны, и пяти лет не дожил до смерти Сталина. По казахским понятиям, кончина Баймагамбета была счастливой – ибо он прожил долгую жизнь, изведав все ее горести и радости; счастливой – ибо умер на руках у сына, окруженный внуками, на своей земле, в своем доме, хотя бы и перед смертью обретя убогий кров.
Да благословенна будет его память в потомках.
Через два года, в 1950 году, в той времянке родился я. Младший и единственный из шестерых братьев, который родился в своем доме. Единственный среди братьев гражданин страны с пропиской от рождения в своем доме.
Абрам и Мария Брауде. Неисповедимы пути твои, Господи!
Но история моя будет неполной, если я снова не вернусь в 1919 год и не расскажу про двух людей, появившихся тогда в Петропавловске. Это муж и жена Брауде. Абрам – выпускник Мюнхенского коммерческого училища, Мария – недоучившаяся студентка Сорбонны, то бишь Парижского университета. В июле 1914 года приехала домой на каникулы – в августе грянула Первая мировая война. Границы закрылись. Московские интеллигенты среди революции, войны и разрухи – растерянные, ничего не понимающие, с грудным ребенком на руках. А тут предложили работу, паек, возможность уехать из голодной и холодной Москвы. Так они со штабом Пятой армии доехали до Иркутска.
Для моего рассказа важно то, что они состояли при штабе армии, служили в комиссии по снабжению. А значит, были в усадьбе моего деда, в двухэтажном доме с каменным низом и деревянным верхом, типичном для уездных городов. Ведь штаб Пятой армии первоначально располагался в нашей усадьбе, занимавшей городской квартал-квадрат по улицам Торговая (сейчас – Интернациональная), Малая Садовая (Алтынсарина), Дмитриевская (Букетова) и Средняя Садовая (Горького). Наверняка видели деда. И если так, то что они думали, глядя друг на друга: парижская студентка, московский экономист и восьмидесятилетний казахский феодал, ведавший арабскую грамоту? Мы этого не узнаем никогда.
Абрам Борисович и Мария Александровна Брауде дожили до преклонных лет и умерли в Москве, в старой двухкомнатной квартире, на руках у единственного сына Анатолия, того самого, который в пеленках проделал вместе с Пятой армией путь до Байкала.
Анатолий Брауде стал одним из разработчиков спускаемого аппарата для корабля «Восток 1», на котором был совершен космический полет Юрия Гагарина. А годами ранее он и его товарищ и друг Лев Пенин разработали и внедрили в серийное производство всережимную катапультную установку, которая спасла жизни многих летчиков.
Судьбы Марии Александровны и Абрама Борисовича Брауде, их сына Анатолия и его жены Натальи Вениаминовны фантастически случайным образом через десятилетия переплелись с судьбой казахского старца. Моя жена Маша – урожденная Брауде, и наша дочь Дина – правнучка тех самых Брауде и того самого Баймагамбета. Можно представить, как мы с Машей были потрясены, когда установили, что деды наши встречались в Петропавловске в 1919 году.
Неисповедимы пути твои, Господи!
История красного кресла
В Петропавловске, в Северо-Казахстанском областном музее, на втором этаже, среди стеклянных витрин, как в сверкающей оправе, стоит один из тамошних ценных экспонатов – диковинное красное кресло. Оно сделано из дымчато-палевых, причудливо изогнутых рогов тура. И ножки, и подлокотники, и спинка. Сиденье обтянуто красным бархатом с кистями. Если учесть, что тур – первобытный дикий бык, вымерший в начале XVII века, то невозможно вообразить, когда оно было изготовлено, как передавалось из поколения в поколение.
В давние годы, приезжая в Петропавловск, я заходил в музей и садился на минуту-другую в то кресло. Смотрительница ужасалась, поскольку внушено же, что музейный экспонат – нечто хрупкое, на что и дышать боязно. Но я ее успокаивал, говорил, что мы с братьями такие баталии в кресле устраивали, что летели клочки по закоулочкам, а креслу хоть бы что. Да, наверное, не только мы с Эликом и Женисом, но и старшие наши братья тоже. Может, и отец Элика, высоконачальственный мой дядя Ураз Малькеевич с младшим братом Галижаном тоже изволили на нем скакать и прыгать. И кто знает, может, и сам Мальгаждар кувыркался на нем в своем детстве, которое пришлось как раз на середину девятнадцатого века. А креслу износу нет.
По семейным преданиям, кресло изготовлено в незапамятные времена для Идриса-хаджи, моего прадеда по материнской линии, главы влиятельного в наших краях рода Уак.
Предок-родоначальник Уаков – знаменитый батыр Ер-Кокче. Он погиб в начале XV века в междуусобной войне ханов за трон Золотой Орды. Никоновская летопись 1424 года упоминает Ер-Кокче как «богатыря Татарского, велика суща телом и силою».
Исконные места обитания Уаков – как раз та самая Синяя Орда Тохтамыша – Зауралье, Западная Сибирь и Северный Казахстан. Отсюда и ушли витязи рода Уак вместе с Тохтамышем, последним великим степным властителем, в бурную жизнь Европы, где был и окончательный разгром на Калке узурпатора Мамая после Куликовской битвы в 1380 году, и восстановление законной власти в Золотой Орде, и противостояние с Литвой, и поход 1382 года на Москву, когда Тохтамыш подавил мятеж против Дмитрия Донского и вернул Дмитрию великокняжеский трон. Вот в какой исторический сюжет попали они, в самую напряженную его пору. Кто-то из них сложил голову на литовских или крымских полях, кто-то погиб в боях с Тамерланом на восточных границах Руси, а кто-то вместе с Тохтамышем, потерявшим власть над Золотой Ордой, вернулся в родные края, к соплеменникам. Здесь-то через несколько веков моя мать Шарбану, из рода Уак, и встретилась с моим отцом Темирбулатом, семнадцатым потомком древнего казахского рода Каракесек.
Снова склоняюсь над страницами летописи… «В лета 6932»… То есть, от сотворения мира в год 6932-й, а по-нашему в 1424-й, царь Куидадат пошел войной на князя Юрия Романовича Одоевского и с войском подступил к городу Одоеву… Витовт, великий князь Литовский, послал ему на помощь воевод. Он же, Витовт, попросил великого князя Московского Василия Дмитриевича помочь Одоеву со своей стороны… «Тогда же убили Когчю, богатыря Татарского, велика суща телом и силою»… Того же лета во Пскове начали ковать серебряные деньги и торговать ими… Того же лета митрополит Фотий поставил епископом в Новгороде инока Емельяна, нареченного Ефимием… Того же лета в Новгороде поставили церковь святого Спаса… (Полное собрание русских летописей, т. XI, стр. 239, С.-Петербург, 1897).
Вот что произошло на Руси и в Орде 600 лет назад, в год 1424-й. Вернее, то, что отметил летописец из событий того года и занес на скрижали истории. Из чего следует, что пращур мой был на Руси и в Орде видным человеком.
Но, с другой стороны, как убили, где, кто убил – неизвестно. На чьей стороне, в конце концов, он сражался – тоже не написано. После падения власти и смерти Тохтамыша в Орде началась «большая замятня», долгоголетняя борьба за трон, в которой моего пращура Ер-Кокче и убили. Но в летописи о его гибели сказано так, будто был он сам по себе.
Интересно, каким был Кокче? Ну, понятно из летописи, что на здоровье не жаловался. «Велик суща телом и силою».
А еще я думаю, что Ер-Кокче в его жизни «самого по себе» вела гордость, или даже гордыня. Вероятно, многие вожди Уаков отличались чрезмерной горделивостью. Да не будет это принято за обиду, я ведь и сам наполовину Уак. Но вот вопрос: помогает она сохранить себя или, наоборот, уничтожает? Кто скажет, сохранил себя или уничтожил мой прадед Идрис в 1919 году?
Легенда гласит, что как раз гордыня и стала причиной трагедии 1919 года. Якобы один из колчаковских командиров, чьи войска были расположены в ауле Идриса-хаджи, вызвал старейшину к себе. Патриарх оскорбился и отправил гонцов назад с подробным разъяснением, кто и к кому должен являться. Кончилось все расстрелом. Какие, к черту, феодальные церемонии, когда есть маузер и трехлинейная винтовка.
Кресло перешло к Мальгаждару, сыну Идриса-хаджи, отцу моей матери, моему деду.
В 1928 году Мальгаждара арестовали, в 1934-м он вернулся, но вскоре началась новая волна репрессий – и дед мой сгинул в сталинских лагерях. В 90-е годы в омских архивах нашли бумаги, место захоронения, перевезли его прах на родовые земли и возле озера Майбалык поставили памятник.
А в те годы главой семьи остался Ураз, старший сын Мальгаждара. Ирония судьбы: деда расстреляли белые, отца уничтожили в лагерях красные, а сам Ураз стал крупным советским сановником, деятелем уже московского масштаба. И когда приезжал в Петропавловск, то его вагон загонялся на запасной путь и к нему подводилась связь. Наверное, среди советских вельмож второго поколения это считалось знаком особой власти, даже шиком. Ведь именно так, в своих вагонах, метались по стране их революционные предшественники.
Но судьба вновь круто изменилась. Ураз угодил в опалу, его даже в тюрьму посадили, потом освободили, но партийной и хозяйственной власти уже не вернули. Заканчивал он свои бурные годы в Петропавловске. Я хорошо помню его, человека с осанкой и повадками льва, униженного и бессильного. И вряд ли до его оскорбленного, уязвленного сознания доходили утешения моего отца, основанные на горьком опыте и старой казахской мудрости: «Э, Ураз, живая мышь лучше мертвого льва…»
Умер дядя Ураз в нашем доме, в январские морозы. Когда его хоронили, старики вспоминали Баймагамбета, усопшего в те же календарные дни, в лютую январскую стужу 1948 года, когда ломы звенели и не брали землю, и на кладбище пришлось разводить костры.
Через несколько лет после смерти Ураза кресло и попало в Северо-Казахстанский историко-краеведческий музей. Его продала дочь дяди Ураза, моя двоюродная сестра Венера Мальгаждарова. Ее муж погиб в автокатастрофе, Венера осталась одна с малыми детьми, в стесненных, как в старину говаривали, денежных обстоятельствах. Было это в 1967 году.
Потомки
Причудливы пути человеческие. Причудливы и ветви единого генеалогического древа.
Если продолжить родословную таблицу старейшин Уаков и Каракесеков, то получится генеалогическое древо с казахско-русско-грузинско-белорусско-татарско-еврейско-польско-немецко-украинско-греческими ветвями. И все эти люди – пра-пра-правнуки, потомки Идриса-хаджи, Мальгаждара и Баймагамбета.
Кем они станут, как будут называть себя их дети: казахами, немцами, русскими, евреями – не в том суть. Правда и суть в том, что не бывает дороги в один конец. Потомки одного рода становятся детьми разных народов и даже говорят на разных языках. Но точно так же, в начале начал, когда складывался единый народ, он ведь сливался из десятка племен и наречий.
И потому история каждого человека, рода и народа не может быть и не есть только их достояние. Она создается и пишется всеми и принадлежит всем. То есть, человечеству.
Это ведь так просто.
Сергей Баймухаметов.
На фото: кресло из рогов тура. Северо-Казахстанский историко-краеведческий музей.
