28 июня состоялось историческое событие – Шод Муладжанов отправился на Радио “Комсомольская правда”, а Евгений Арсюхин приехал на радио “Московская правда”. Интервью состоялись с разницей в полчаса. И они все-таки встретились на территории “Московской правды”. Ведущая – Нина Донских.
Повтор программы слушайте на радио МП завтра и послезавтра в 20.00. А ниже можно прочитать стенограмму этой передачи:
Ведущая: – Добрый день радиослушатели. Сегодня у нас гость – главный редактор радио “Комсомольская правда” Евгений Арсюхин. И у нас сегодня пресс-клуб. То есть заседание необычное , потому что вопросы буду задавать не я, а наши читатели, я их только буду озвучивать . Поэтому первый вопрос о Евгении очень банальный… Чем радио Комсомольская правда отличается от других радиостанций?
Е. Арсюхин: – Всем привет. Практических всем отличается. Вот смотрите:: музыкальные радиостанции мы не рассматриваем, там понятно – музычка и какие-то новости простые, пробочки на дорогах . У нас остается блок государственных радиостанций, которые гонят свой контент для бабушек, какую-то голимую пропаганду. Это мы тоже оставим…
У нас остается “Эхо Москвы” и отчасти “Говорит Москва”, где Сергей Доренко жжет и отжигает. И кроме Сергея Доренко мы там мало что услышим.
Вопрос ваш, точнее наших слушателей, сводится к тому, чем радио “Комсомольская правда” отличается от радио “Эхо Москвы”? Если вы не искушены в радиомире и просто послушаете нас , послушаете “Эхо Москвы” , вы не сразу разберетесь – кто где. Мы работаем в форматах очень близких. Единственное, что “Эхо Москвы” любит вот это: сидят в студии там с одной стороны и с другой стороны, сразу видно культурные интеллигентные люди. Мы работаем на массовую аудиторию, как и газета “Комсомольская правда”. Сайт “Комсомольской правды” все таки самый читаемый в стране – почти 2000000 уникальных посетителей в день, понятно, что это массовый посетитель и радиостанция у нас более массовая, чем “Эхо Москвы”. Поэтому у нас так: попроще, побольше эмоций.Но на самом деле мы кое в чем радикально отличаемся. Будь то “Эхо Москвы” будь то «Говорит Москва» – у них очень четкие политические фильтры . То есть если ты не попадаешь в случае с Венедиктовым в либеральную струю , ты пролетаешь мимо “Эха Москвы”. Конечно тебя могу пригласить один раз , устроить какой-то там разбор , вопросы какие то жесткие позадавать … вроде как в нашем зоопарке появился и такой зверь, вот посмотрите!У нас принципиально плюрализм. Да, действительно, мы работаем на массовую аудиторию. Массовая аудитория у нас патриотическая, поэтому мы работаем как бы в патриотическом русле, но при этом если к нам придет человек других политических взглядов – они у нас бывают собственно каждый день, да не по одному человеку, – они спокойно высказывается. Слушатели им спокойно звонят, у них идет дискуссия. Опять же мы не фильтруем звонки. Нам звонят люди совершенно разных политических позиций: для кого-то Крым до сих пор не наш , для кого-то он нашим никогда и не переставал быть…. Все это спокойно совершенно обсуждается или неспокойно – на высокой эмоции, тем не менее это, наверное, одно из очень и очень немногих в современной России действительно открытых медиа. Это, кстати, касается и газеты и сайта тоже.В.- Понятно! Я думаю наши читатели удовлетворены вашим ответом.
Есть блок вопросов, которые касаются нашей политической жизни, общественной жизни, поэтому я позволю себе их зачитать. Недавно более 50 000 подписей собрала петиция с призывом отправить в отставку омбудсмена по правам ребенка Павла Астахова. Ну, я думаю , что не стоит объяснять. Ситуация известная…А. – “Как поплавали”?
В. – “Как поплавали”… Должен ли публичный человек нести ответственность за подобные высказывания? За какие слова стоит наказывать, а за какие нет? Вот такой вопрос.А. – Давайте сразу договоримся: по политическим вопросам я отвечаю как физическое лицо. Потому что у нас реально плюрализм. Если вы спросите там у заместителя, у звукорежиссера или девочку, которая кофе подносит… У них реально будут разные политические взгляды, они их вполне имеют право высказывать. На мой взгляд эта петиция – это конечно чушь . Это эффект массового такого загона какого-то там скота в какие-то рамки. За мою отставку в апреле проголосовали 120000 человек, т.е. я круче Астахова, я круче Литвы, которая собирается выйти из Евросоюза и собрала 23000 подписей на этот момент.
За меня 120 000 тысяч… за мою отставку. Чтобы я не работал. Как в нацистской Германии – запрет на профессию. Наша добрая либеральная публика, которая сидит в интернете, ходит на все эти петиции, голосует, спасает кошечек, собачек, она спокойно проголосовала за то , чтобы у кого-то там – у человека им неизвестного естественно, был запрет на профессию. Но тем не менее, если вы подумаете, что я сейчас буду Астахова отмазывать – это совершенно не так, конечно. Дело в том, что, понимаете, власть всегда плевала на людей в России, но был некий такой консенсус. То есть мы на людей плюем, мы об них руки вытираем , но мы при этом должны делать вид , что мы им прислуживаем. В советское время это было доведено до абсурда: там правящий класс – там рабочий класс, любой человек может стать директором завода, да мы тебя дотянем и ты вступишь там в партию, мы тебя там на буксир возьмем, ты там вообще много чего, ну что ты рабочий – да, на самом деле. При этом при всем, страной уже давно рулила номенклатура, в которую было невозможно встроиться . Тоже самое произошло после революции 1991 года, но буквально в последнее время, последние годы все эти скрепы разрушились, и чиновники перестали обращать внимание на какие либо приличия. В этом уже лежат ключи медведевских “денег нет, но вы держитесь там… здоровья”.
Ну, просто ляпнул человек и пошел дальше. Да. Ну, что интересно со стороны народа… народ поржал, народ сделал демотиваторы, народ напечатал майки… Недавно мы с приятелем сидим, смотрю – майка странная. У неё там по диагонали меленькая эта фраза написана – то есть так быстро бизнес подсуетился. И Астахов из той же серии. Он шел к человеку, который перенес жесточайшую травму, при этом он не думал – вот я сейчас подойду, как, с чего я начну. А просто ляпнул первое, что пришло в голову. Это даже не разговор господина с рабом где-нибудь при крепостном праве в России, потому что, если вы почитаете великую русскую литературу, вы поймете ,что там господа сидели и думали: вот нельзя ругаться при холопах и так далее… А вот пойди ты там любезный Савелич принеси мне чаю. Что же ты такой Савелич грустный? Да у меня вот матушка болеет, ну Савелич вот тебе рублик, купи матушке меда и так далее и так далее. Были какие-то все таки рамки. Пускай это такой Хельсинский синдром, да. Ты всегда будешь рабом, а я всегда буду господином, но некие рамки были. Сейчас все, рамок нет, поэтому не подписываю эту петицию. Я объяснил свое отношение к петициям в принципе, да конечно, эти все люди , не только Астахов, и другие чиновники, конечно, не имеют права управлять страной, безусловно!В. – Тут я с вами совершенно согласна.
A. – Вы тоже за смену всего этого? А на выборы пойдете?
В. – Я на выборы не хожу.А. – Я тоже не хожу, что удивительно. Знаете , выборы у нас в России напоминают футбол в концлагере. Одна из команд, конечно, выиграет в концлагере, но если руководство концлагеря захочет расстрелять ту команду, которая выиграла, она это сделает.
В. – Ну в общем так и происходит…
А. – Сейчас уже вроде как президент сказал – выборы чистые, госдума не должна быть такой дурной, должна быть нормальной. И я уже опять смотрю: один достойный человек там – раз уже пошло давление, значит, давайте снимать его со списков. Там на одну партию надавили, она его со списков выгнала, побежал по другим партиям. Те тоже получили указание, потому что он реально может победить. Да. У него там какой-то жалкий 1 миллион рублей, и он с этим миллионом рублей может в Москве победить. Такой популярный парень… А у остальных там, не знаю, несколько сотен миллионов – они там победят, не победят. Ну, конечно, победят в итоге. Но, тем не менее, они считают его серьезным противником, они его выбивают административным ресурсом – говорить даже не о чем .
В. – Да политика грязное дело, о чем говорить вообще.
А. – Ну вообще вы знаете, вот Швейцария буквально вчера открыла офис информационный в котором каждый человек может получить консультацию. Если вдруг обеспокоен выходом возможным Британии из Евросоюза. Но вот сидит в Швецарии человек…. Он там, не знаю, в ресторане подает фуагра, и он очень обеспокоен. Думает, как дальше будет чего? Он может пойти, ему там стресс снимут, расскажут – вот Британия выходит, но Евросоюз не заканчивается, там его успокоят. То есть иногда государство в некоторых странах ведет себя действительно как люди, которые оказывают сервисную услугу. Хорошую, качественную сервисную услугу. Не лезет в его личный мир. Ты можешь быть геем, лесбиянкой, можешь быть мусульманином, если ты не нарушаешь закон-все в порядке. И мы тебе оказываем какие-то услуги. Мы с тебя берем деньги, в виде налогов, да. Потом за эти деньги оказываем услуги. И в таких странах политика- чистое дело. Вот!
В. – Но я не думаю, что есть такие идеальные страны, где политика- чистое дело.
А. – Ну совсем идеальных, конечно, нет.
В. – Вот сейчас к нам пришла еще одна смс.
А. – Прямой эфир практически.
В. – Да практически прямой эфир. Спрашивают, с чем связана эта петиция.
А. – По поводу отставки, да?… а смотрите, я написал статью в которой рассмотрел, даже я не знаю, что я рассмотрел, как вам ловчее сказать….. Ник Вуйчич известный очень тренер, как он называется – коучер по мотивации, человек с ограниченными возможностями, хотя сами инвалиды не любят… Они любят, когда их называют просто – люди с инвалидностью… Я после этой истории глубоко погрузился в эту тему, со многими общался. Вот, он приехал в Россию, и я присмотрелся не столько к нему, потому что он нормальный парень, он преодолел свою болезнь, все прекрасно, деньги собирает. В рамках такой западной модели человек, если собирает деньги законно, у него все хорошо. Он победил, он успешен, да . Он работает, естественно, в рамках западной модели. Я посмотрел на наших людей – на россиян… Чего они собственно говоря, как себя ведут. Ну они бегают, они платят большие деньги, они там визжат – вот Ник Вуйчич, такой великий человек. После чего они идут по улице и видят – идет какой-то калека, побирается. Они кинут ему копеечку и считают, что они сделали великое дело, но по большому счету их ничего больше не волнует. И меня поразило, что эти люди считают себя исключительно такими толерантными, они за права инвалидов, за права униженных и оскорбленных, но при этом они ничего не делают. Они ходят слушают лекции, они иногда ставят лайки в социальных сетях, они иногда бросают копеечку. Но если к ним придет среди ночи человек и скажет – мне скорую надо вызвать, врача, искусственное дыхание рот в рот, то нет, конечно, никто ему двери не откроет. Я написал про это, я написал , что люди у нас лицемерны до самого последнего. Никто инвалидами не интересуется. Если ты сам не инвалид, то тебе это неинтересно. Если ты сам инвалид – ты активист, ты занимаешься этой темой. Вот. А если ты не инвалид, тебе это не интересно. Тебе пофиг. Да. Вот и все, и понеслось…. Я призываю всех инвалидов куда-то там задвинуть. Ну на самом деле наехал на общество, общество наехало на меня. И получилась красивая сетевая история, на примере которой я лишний раз убедился, как хорошо работают эти механизмы создания коллективной истерии. Это был очень хороший кейс, потому что, по большому счету, с одной стороны, конечно, все телеканалы сразу пробудились: 1-й канал, Россия-1, Россия 24
В. – То есть, знаменитым проснулись?
А. – И где-то 2 недели передач про инвалидов было очень много, а у меня на радио она была и, собственно, она осталась. Вот, как была, так и осталась… У них не было. Вот…. И хотя бы 2 недели они что то говорили про эти проблемы, ну и ладно на две недели хватило общественного внимания. А так, конечно, люди лицемерные, я совершенно могу подтвердить, что я тогда написал.
В. – А это не была провокация с вашей стороны? То есть это ваше убеждение?
А. – Понимаете, вот ко мне подошла одна девушка, такая “Рублевка стайл”, но я думаю, что это “Одинцово стайл”, конечно. После эфира на 1-м канале – она такая говорит: Ну скажите вы же это сделали ради самопиара.
Понимаете какое дело… Если ты девушка нормальной наружности, но по большому счету петь не умеешь, конечно, звукорежиссер тебя подтянет, то, да, действительно, ты можешь делать что-то ради самопиара. Например, сняться с каким-нибудь котиком, что – то сделать, или ты занимаешься фитнесом – котик на тебя прыгает. И вы падаете. Все это попадает на YouTube. Все это, конечно, дико интересная сетевая провокация. А мне-то как то этого не надо. Я никогда вообще о самопиаре не думал, я чего нибудь напишу в Комсомолке …. Просто еду в метро думаю, что бы написать? Вот раз придумал – напишу! За 20 минут написал – меня прочитало 100 000 человек , ну какой мне пиар нужен, да у меня и так этого пиара хоть ложками большими ешь. Поэтому, нет, этой цели не было. Провокации не было!
В. – Девушка мне опять пишет, что согласна с вашим мнением….. И считаете ли вы, что в нашей стране все таки много условий сейчас создается для поддержки работы с инвалидами?
А. – Ну как создается? Деньги тратятся большие, а коэффициент траты этих денег не всегда, скажем так, вызывает однозначную реакцию, я думаю за эти деньги можно было не только инвалидов, но и вообще всех облагодетельствовать. Я вам так скажу… В моем доме живут вполне себе реальные, не придуманные департаментом правительства Москвы инвалиды. Им живется очень трудно. Если они чего-то хотят получить, они это получают после долгих мытарств, консультаций, попав к кому то на прием, при этом, если ты не ходячий и без родственников – это целое приключение куда-то поехать.Вот живой пример:
У бабушки карточка сбербанка истекла. Может ли сотрудник сбербанка придти к ней домой? Идти 200 метров. Оказывается нет. Что должна сделать бабушка? Бабушка должна на коляске подползти эти 200 метров…. Она уже практически этого не может сделать де факто. Сотрудник выйдет… О, сотрудник выйдет, это крутое достижение. Сотрудник не может придти на дом, понимаете!Потом начинается … Вот с этой болезнью мы даем инвалидность, с этой мы не даем инвалидность, с этой мы раньше давали, а теперь не даем. Друзья мои, поезжайте в Европу, в любую Европу, какую нибудь там нищую Испанию, выйдите на улицу, посмотрите – сколько людей на колясках. Задайте вопрос – они в Испании больше болеют и они больше садятся на коляски? Нет… Они больше гуляют.
В. – Есть процент определенный во всем мире.
А. – 10 процентов или около того плюс минус. Они просто больше гуляют, они выходят из дома, у них есть возможность, у них есть коляски, нажимаешь кнопку – едешь. У нас получить такую нормальную коляску- это танцы с бубнами. Но если бы к колясочникам сводилась проблема инвалидов. У нас же есть инвалиды которые плохо видят, плохо слышат, которые не соображают головой, которые то вроде нормальные, то вроде ненормальные психически….. Это все разные истории, и мы этих людей практически не видим. Опять же недалеко от моего дома есть женщина, довольно пожилая женщина, у которой сын, наверно, лет 35. Он, видимо, не понимает, что происходит вокруг – серьезное психическое заболевание. Как мне сказали, вообще-то не доживают до 35, а ему может быть даже 38, либо он постарше выглядит
В. – Хороший уход
А. – Да, хороший уход. Она, да, положила всю свою жизнь… Понятно, что она нигде не может работать, понятно, что она с ним идет, а он то туда кричит, то сюда кричит. Он бывает более буйным, он бывает более спокойным. Понятно, что все эти таблетки, весь этот уход – это гигантские траты. И работать она не может, и других родственников нет, муж, естественно, давно ушел, как узнал про диагноз. Она могла сдать в детский дом – не сдала! Положила всю жизнь! Конечно бог на том свете все это очень большой ложкой отмерит, но государство, это как бы Москва, это Москва, это ни какой то там , я не знаю , затерянный таежный поселок… Они все это видят…У нас вот депутат какой-то есть от Государственной Думы, который сейчас опять идет. У него, значит, такие выпученные глаза. Он заклеил все какими-то плакатами. Сначала они какую-то площадку разрыли, потом они эту площадку зарыли. Вот он сфотографировал: было – стало. Везде расклеил плакаты. Глазищи такие наглые навыкате, написал: вот москвичи, вот тут распорядился, вот вам опять зарыли. Вот вам зеленая травка – гуляйте! И этот вот дитя природы, он не может подойти к этой женщине и спросить: как вы живете? Она скажет: у меня пенсия 5 тысяч. А он скажет: у меня доход полтора миллиона рублей, вот вам 50 тысяч рублей. Он не может этого сделать, потому что это страна фактически находящаяся в оккупации. Эта такая своеобразная оккупация , это классовая оккупация. Это оккупация не внешним врагом, это оккупация собственными своими людьми. Другим только классом правящим. Поэтому – что сделало правительство для инвалидов? Украло больше правительство на инвалидах . Это правило общее. Если чиновник видит возможность украсть в каком то проекте, он очень активно в этот проект идет. Это может быть хороший проект. Он на него идет, он говорит “я хороший”, при этом он сам понимает – вот тут я сейчас украду.
В. – Понятно спасибо! Перейдем к международной ситуации.
А. – А про Никиту Белых? Не хотите да?
В. – Про Никиту Белых можно, я с вами бы поговорила о чем угодно ,и у меня очень много к вам вопросов.
А. – Никита Белых давно давно меня обматерил в социальных сетях. По-моему, это был сам Никита Белых, а не его пиарщик. Я про себя подумал: вот такой интеллигентный человек матом ругается. Ну на самом деле чего… Любого губернатора бери и сажай. Ну вот Сахалинского посадили, этого посадили. Ну было бы не плохо всех взять посадить. И поменять. Нормальная перезагрузка на самом деле. Кстати для этого не надо революцию. Матросы бегают с автоматами. Просто всех взяли и посадили. Очень хорошо, прямо совпало на одной неделе -Никита Белых и Евгений Дод из РусГидро . Это просто прекрасно! Я смотрел на обоих и я думал… Ну, как они? Как? Ничего, нормально. Вот оказалось – ненормально… Я понимаю, что система просто немножечко так себя стряхивает, а на самом деле система не меняется… История – то красивая, согласитесь
В. – Я тоже Никиту давно знаю.
А. – Он хороший человек на ваш взгляд?
В. – Когда доживете до моих седин понятия плохого и хорошего человека у вас уже не будет.
А. – Все будут хорошие.
В. – Нет.
А. – Все плохие.
В. – Нет, и не плохие, и не хорошие. Люди к каждому поворачиваются определенной гранью. И вот в какой то ситуации для вас Никита может был бы идеальным другом, да, а в какой-то ситуации вот он повернулся … Вот он такой вор, казнокрад, что еще надо доказать.А. -Ну, быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. Возможно Никита много думал о красе ногтей.
В. – Наверно, можно и так сказать. Вопрос следующий у нас касается референдума в Великобритании.
А. -А, кстати, России не жарко, не холодно на мой взгляд.
В. – В принципе я тоже сначала так подумала, что не жарко и не холодно, а потом последовало заявление наших достаточно высоких руководителей о том, что ребята все хорошо! Повышения цен не будет! Ситуация под контролем! Вы же помните – в тот же день практически. Но вопрос немножко о другом: а не последует ли цепная реакция?
А. – Распад Евросоюза всего?
В. – Ну, хотя бы каких то других государств.
А. – Слушайте, на самом деле Евросоюз – тюрьма народов! Это очень странная организация. Видимо немцы , все-таки, хотели… хотят как то Европой управлять. Не получилось несколько раз. Вот наконец у них получилось! Но они, конечно, своеобразно управляли – они разорили собственный народ. Разорили в хлам! Если вы приедете в Германию , там далеко не те люди, не так живут, которые жили 20 лет тому назад!
В. – Абсолютно. Я , кстати, была 20 лет назад, потом 10 лет назад, потом недавно. Я поразилась и доходам, и все очень очень…
А. – За все надо платить. Страна, которая решает создать империю – она страдает первая сама! Русские в России, создав империю Российскую, Советский Союз, пострадали первыми. Но , когда ты создаешь империю, ты не делаешь счастливым и того, кому ты как бы платишь, да? А этот инициатор империи, он всегда платит. Но ты не делаешь счастливым и этого другого человека. Греки, испанцы, итальянцы – все они загнаны действительно в какие-то очень узкие рамки. Нельзя делать это, нельзя производить столько – то оливок. Там до абсурда! Там спускаются просто разнарядки: Греция, ты не производи вот эти и эти продукты, потому что это мы по соглашению поставляем из Мороко. Они говорят: ну как? Мы фермеры, мы тут всегда работали….Нет нельзя, потому что мы теперь в Евросоюзе! Вот тебе за это 100 евро, тебе субсидия, вот давай веселись мужчина! На самом деле, они разорили все эти страны, разорили самих себя, они установили какие-то дикие порядки, когда там Брюссель чего-то накосячит, вступит в какие-то планы НАТО, они там кого-то разбомбят на Ближнем Востоке, беженцы бегут, первой принимает удар Греция – которые сами голоштанные бегают. Брюссель потом тоже принимает это все в ответку, то есть Брюссель накосячил – Афины отвечают, а страдает в итоге какой нибудь человек на границе с Турцией, который живет в Греции. Да, ну пускай они уже развалятся наконец. Европа – это такой цивилизационный мотор, это территория, на которой самые умные люди всегда жили, работали , ну пусть они нормально живут, работают. Пусть француз будет французом, немец будет немцем… Я бы приветствовал распад Евросоюза. Но сейчас мне товарищи, которые шопятся в Милане, скажут , как удобно Шенген. Да, но во-первых, Евросоюз и Шенген это разные вещи, а во-вторых, зачем шопиться в Милане? Шоптесь в Дамаске, вы так хотели, что бы Сирия была ваша. В Дамаске прекрасные бутики есть… Вперед!
В. – В конце концов, тут не такой большой процент этих шопингов.
А. – Ну, в общем да. Просто шуму от этих людей много. Это такая прослойка процентов 5, но она очень шумная. Это нормально всегда, когда небольшая прослойка оказывается наиболее как бы, продвинутой, заметной. Например, все говорят об упомянутых уже выше гомосексуалистах. Самих гомосексуалистов мало, это нормально. Когда вас мало – вы начинаете шуметь громко, чтобы вас заметили. Соответственно наши европацентристы они вот так шумят, хотя, отъезжайте даже не 100, а 50 км от Москвы, и вы узнаете, насколько людям фиолетово, что там разваливается в Европе, а что не разваливается.
В. – Да у них свои задачи, свой взгляд на эту жизнь.
А. – Слава богу!
В. – Евгений, вот еще вопрос, который касается, на мой взгляд… Не буду комментировать. Прочту, как есть.
“Евгений, как известно, врачи со временем становятся более циничными, а что происходит с журналистами? Есть ли что то приобретенное с годами в профессии?”Мы с вами переходим плавно к тому о чем я хотела с вами поговорить.
А. – Вы знаете, нет, я думаю ни врачи по большому счету не становятся циничными, ни журналисты не становятся циничными.
В. – Не соглашусь с вами.
А. – На самом деле о журналистах говорят, вот они там такие ходят, там чего-то курят, выпивают, все чего-то лясы точат… Это потому что они очень много через себя пропускают. Если вы посмотрите на докторов таких, которые действительно на скорой помощи работают, видят всю эту грязь… Они такие же… Они пропускают через себя…. К этому невозможно привыкнуть… То есть публика думает, что сидят такие журналисты, им наплевать на все лишь бы там новость оказалась где то на верху. Пускай так… Есть циничные редакторы. Да, пускай я циничный редактор, я эту выпущу новость. Это не значит, что я, выпустив эту новость, раскрутив какую-то историю, не переживаю внутри себя. Поэтому, может быть есть какие то профессиональные деформации. Но я, например, их слабо чувствую, эти профессиональные деформации. Мне кажется, что вообще сущность человека меняется мало. Если вы посмотрите на ребенка лет 12, вы примерно поймете, как он будет вести себя в 60. Меняются взгляды. Он может сначала верить в бога, потом не верить в бога, потом опять верить в бога. Вступить в партию коммунистическую, выйти. Но вот в принципе поведение человека – оно не меняется. Если человек безответственный, он останется навсегда безответственным. Поэтому, в целом, я не думаю, что журналисты с течением работы в профессии как-то эволюционируют сильно. Я не думаю!
В. – То есть профессия не накладывает отпечаток на личность?А. – Я думаю нет. Ну вот выпустите меня где-нибудь на улицу и спросите: «Чем он занимается?» Да никто не угадает на самом деле. Если бы это было как-то очевидно, сказали бы: «вот он там…”, ну примерно бы угадали из этой серии. Нет, никто не угадает никогда!В. – Спасибо. Входит ли репутация в перечень основных ценностей журналиста?А. – Репутация работает на человека, и репутация – это большой капитал. Тут надо понимать, что репутация – она бывает схожа с математическим модулем. Взять например «-650», если убрать минус получается «650». Как бы много, да? А это знак минус. Бывает репутация скандальная. Человек наработал себе скандальную репутацию. Бывает репутация реже намного, но просто хорошая. То есть человек помогает людям своими публикациями и выступлениями на радио. Что-то хорошее делает, все об этом знают, все об этом говорят. В России, скажу сразу, это проходит крайне редко, потому что народ наш равнодушен. «А, помог кому-то? Ерунда». Если наскандалил, поджог что-нибудь еще, знаете, акция, вот у нас на радио взяли и что-то сожгли в эфире. Для чего вы это натворили? «Да у нас чувства ушли из под контроля». Ладно, если чувства, то хорошо. Понимаете, репутация это очень важно, потому что по большому счету… Вот стоят 10 человек, все продают сосиски, но один из них Познер с Первого канала. Все сразу идут и говорят «Вот круто, Познер продает сосиски». Они все у него покупают, чтобы с ним поговорить, чтобы он автограф оставил. Получается, что он хороший коммерсант. А теперь представьте, что речь идет не о сосисках, а о каком-нибудь сопутствующем бизнесе: салоны красоты, консультационные центры, мало ли что. У каждого «крупного» человека, уровня упомянутой персоны, есть какие-то бизнесы соответствующие, или у большинства. И вы понимаете, что продавать услуги становится намного проще. Поэтому, да, конечно, репутация, даже взятая в скобки, и лишенная отрицательного знака – это штука хорошая, поэтому да, репутация – это основной капитал публичной фигуры. К сожалению, журналисты – люди публичные. Мне бы конечно хотелось, чтобы журналисты были, как я говорил про Швейцарию – страна, где государство оказывает сервисные услуги. Мне бы конечно хотелось, чтобы во всем мире была скандинавская модель, чтобы журналист оказывал сервисные услуги обществу, но при этом чтобы общество, вот как в Норвегии – газета стоит 15 долларов, но ты живешь в этом городе, она местная, и вы должны ее купить, иначе ты обязан выводить собаку на поводке, убирать снег перед домом, если ты строишь строение, ты должен посоветоваться с соседом и купить эту газету, потому что ты платишь журналисту, журналист тебе в ответ дает объективную картину – что происходит в твоем поселке. Чиновник ворует? Журналист пишет – «Чиновник ворует». Чиновник к нему приходит и предлагает взятку, журналист ему говорит:«Нет, они мне платят, я уже получил. Я от тебя не возьму поэтому никаких денег». Все, общество журналиста купило и он объективный. Это сервисная модель, там не будет личностного, там не будет ярких публицистов, это будет обычная работа – каждый день. Там, конечно, репутация – она по определению «нормальная» репутация. Я бы, конечно, хотел такую модель, но у нас немножко иначе. У нас, в США, в Великобритании. Это очень редкие примеры – Норвегия, Швеция, Дания.В – Следующий вопрос- мой. Не буду скрывать, я перед эфиром прочитала несколько ваших материалов в газете и позволю себе цитату, вы в одной из статей говорили, когда встречались с Прохановым, что «Русские – не те кто идет на баррикады за низкую ипотечную ставку». Стало быть вы знаете, за что идут на баррикады?А – Русские идут на баррикады внезапно. Вы знаете, есть такая теория, что на востоке революции происходят из-за базарной ссоры вокруг дыни. Дыня упала, разбилась, на следующий день хана сняли. У нас, конечно, не так немножко, но мы очень восточная страна. Если вы начнете копаться в истории, допустим, 1917 года, то вы никогда не поймете почему это случилось именно в декабре 17-го года. Что такое произошло? Допустим царь или временное правительство что-то такое сделали, народ вышел, всех смел, всех погромил. Нет. Это происходит именно как-то внезапно. Где-то какие-то люди что-то там не поделили, они договорились, что они выступят, вдруг неожиданно их поддержали – это такая внезапная штука. Русские в этом плане быстро начинают и потом довольно быстро заканчивают. Если вы посмотрите на любые наши революции, они иногда перерастают в длинные гражданские войны, но это уже начинается игра генералов и начинается настоящая война. То, что русские выступают на разных сторонах баррикад, уже не имеет значения. Революция 17-го года прошла достаточно быстро. Если бы это было иначе, посмотрите, 1991 год. В декабре объявляют – распался Советский союз. Объявляют намного мягче – мы теперь называемся Содружество Независимых Государств. Никто не произносит, но все понимают – Советский Союз распался. Люди должны выйти на улицы. Никто не выходит. Я помню, еду в электричке на следующий день. Бабка деду говорит: “А наша теперь страна называется «ЭС НЭ ГЭ». Он говорит «Вот и это переименовали». То есть совершенно спокойное отношение – просто страну переименовали и все. Народ у нас немного в другой плоскости живет. Не в плоскости политики, не в плоскости экономики, а в плоскости некоторых таких сумеречных внезапных движений. Другой пример – погибли дети в Карелии. Это московские дети. Стало понятно, что это некая коррупционная схема, предельно циничная, когда государственные деньги воруются, а дети там живут не как люди, как животные. Кто в Москве пошел пикетировать, согласовывать митинг, протестовать? Но это дети. Самое ценное. Да, это дети моего соседа, грубо говоря. Это могут быть мои собственные дети, не дай бог. Никто не пошел.Вот казалось бы, была революционная ситуация. Николай Второй на коронации что-то не так сделал, народ постреляли, народ подавили, все – вся страна бурлит. Здесь что-то аналогичное должно было произойти. Не произошло. Это удивительные вещи, поэтому я думаю, что мы здесь вторгаемся в область сумеречного бессознательного, уж простите мне этот фрейдизм, Проханов в этом сумеречном бессознательном как рыба в воде плавает.В. –Пребывает там, и он оттуда не вылезает. Когда погружаешься, очень сложно выйти. Он в этом образе очень давно и ему хорошо. Я сегодня тоже об этом думала, и я думаю это тоже своеобразный пиар, и может-быть в жизни он совершенно другой человек.А. – Да мы перед эфиром общались, не так долго – 30 минут и мне показалось, что он такой же примерно, как всегда.В. – Как всегда… Ну тогда мне его жалко.А. – Он счастлив.В. – Понятно, что его читают, и я сама читала его произведения. Нормально. По крайней мере интересно. Мысли всегда… Ведь мы с вами сначала говорили о журналистике, а потом перешли к трепу. Ведь в журналистике тоже – главное, чтобы была мысль. Чтобы мысль звучала.А – Ну да, либо мысль, либо как сейчас говорят «fact checking».В. – Ну да, это в принципе одно и то же.А. – Ты мне не добудешь факт и не сможешь его проверить, если у тебя не будет какой-то идеи. Поэтому в журналистике хорошо работают люди с незамутненным сознанием, такая «Tabula rasa». Знаете, плохие журналисты приходят, садятся, пресс-конференция – они сидят и все записывают, потом встают и уходят. Кто-нибудь говорит: «а почему так?». Журналист говорит – «Так потому, что правительство Москвы постановлением 8-26 приняло это решение». А почему оно приняло это решение?Ну это было при Лужкове. А что, Лужков сейчас государственный преступник (это я придумываю сейчас)? Да нет. Тогда почему так? А почему не пересмотрели?Это просто человек, который задает простые вопросы. Вот кто журналист. Это вещи, которые очень сильно связаны. Мысль всегда рождается на пустом сознании. Я сейчас не играю ни в буддизм, ни в даосизм, тем более я не знаю в чем разница между этими понятиями. Мысль действительно рождается на пустом сознании. Вот почему я не люблю все эти факультеты журналистики, один из которых я закончил. Я думаю, что там мозги очень сильно запудривают и засоряют. Мне кажется, что голову надо очищать, если ты хочешь человека пустить в эту профессию, тебе надо голову ему очистить, а не как-то его настроить, чтобы он в этом направлении думал или в этом направлении. Это будет человек, который будет просто сидеть и записывать.В. – Не согласна. Знаете про факультеты – мы с вами перед эфиром уже на эту тему говорили.А. – А давайте еще поговорим.В. – А вот давайте. Что мне дала журналистика? Именно учеба. Она мне дала методические знания – как написать материал, как написать хороший материал, где взять тему. Все остальное, тем более в мое время, мы дедушку Ленина цитировали, Карла Маркса и так далее. Мне это было не нужно, я даже не ходила туда. А потом все таки у нас был вольнодумский такой вуз. Это Львов. Там приветствовалось, чтобы мы вкладывали что-то свое при цитировании. Нам даже за это хорошие оценки ставили. Понимаете, мы могли вольнодумствовать в то время, когда это было делать нельзя.А. – В рамочках…В. – Естественно. Ну мы за них и не выходили. Цензор ведь поселяется в сознании намного раньше, чем на самом деле. Мы же все из Советского Союза, это тоже отдельная тема для разговора.А. – Я закончил журфак МГУ. Ничего более ужасного я не видел никогда. Судя по отзывам, ничего более ужасного нет сейчас. Многие обижаются на мои слова. Я скажу, что это были 5 потерянных лет. Ничему никто не учил. Я со второго курса пошел работать, благодаря этому я к пятому курсу что-то мог.В. – А у вас разве после окончания каждого курса не было практики?А. – Нет, ну была практика.В. – Но ведь это тоже замечательная школа!А. – Я уже работал, у меня все нормально было. Я практиковался там, где уже работал. Ну там посылали куда-то. Я помню фамилию этого человека – Мастеренко. Газета «Экономика и жизнь». Напиши про личное оружие – надо или не надо носить. Я ему написал длинный текст. Он сел, курит (тогда еще курили в кабинетах), черкает, черкает потом говорит: «На, читай». Я прочитал и говорю: «Что все вычеркнули?» Вычеркнул, потому что фигня, воды налил и так далее. Ознакомься. Ну я ознакомился. Второй текст уже меньше вычеркнул, третий еще меньше. И так за полгодика он перестал вычеркивать.В. – Ну вот видите. Практика, а теорию дает факультет.А. – А что теория? Ни один преподаватель, что у нас преподавал, не мог написать сам статью, потому что они иногда писали статьи в газету, которая выходила на журфаке. Это было ужасно.В. – А им это и не нужно. Они же теоретики, они не пишут.А. – Ну если они теоретики, то пусть идут лес валить. В хорошем смысле слова. Не обязательно лес валить где-нибудь в концлагере. Можно просто лес валить.В. – Я на самом деле своим благодарна, потому что они действительно научили профессии. Ввели в нее. Сказали: «Что ты вообще, девушка, здесь делаешь?» Что было правильно в какой-то степени, хотя ни разу не пожалела. Но от восприятия жизни тоже много зависит.А. – Да, наверное.В. – Там были очень интересные люди. Жизнь бурлила. У нас было очень много дискуссионных площадок.А. – Самое главное – от общения с замечательными людьми понять, что ты сам замечательный. Вот это единственное, что ты выносишь от общения с этими звездами. У нас сегодня была известная певица на радио. У нас каждый день кто-то бывает. Смотришь на них и думаешь «Господи». И подумаешь: “А я то круче”. Когда ты (не важно кто ты – главред радио, звукорежиссер, репортер), когда смотришь и думаешь: “Вот круто, я тоже великий человек, как они», – это наверное единственное что можно вынести от этих известных публичных людей.В. – Я когда в эти стены пришла, уже очень давно. Одна журналистка, она до сих пор еще тоже работает, первое что она скзала, когда меня увидела: «а правда у нас замечательная профессия». А я ей говорю – «да, действительно замечательная». Она дает то, что не может дать никакая другая. Она дает…А. – Командировки…В. – Ну командировки… Общение – это роскошь.А. – Люди же разные. Вот мы смотрим со своего шеста – у людей работа-дом, работа-дом и им нельзя опоздать в офис на одну минуту. Им положено полчаса после окончания рабочего времени ждать, когда начальник встанет. Вроде ужасно. Мы говорим: «как им ужасно». Мы можем приходить более-менее плюс-минус, мы люди творческие, мы поехали туда, поехали сюда, кофейку попили, покурили и так далее. При этом, все люди разные, этим людям нравится так. Большинство народа хотят нормальный кнут. Они его будут ругать, но при этом подставлять свою спину. Как так – у нас нет рабочего времени? Сейчас пошла эта культура фрилансеров. Они посидели дома и начали возвращаться в офисы, и говорят: «Я дома не могу». Как так ты дома не можешь? «Меня дома все отвлекает». Как так тебя отвлекает, у тебя же есть работа, ее надо сделать. Сделай ее как тебе привычно, сделай ее быстро, потом целый день ничего не делай. Или целый день ничего не делай, а потом, если ты «сова» сделай ее в ночь. «Нет, меня все дома отвлекает». Им нужна палка. У нас обычная профессия, просто такие психотипы подбираются, которым надо в красных штанах погулять где-нибудь в монастыре, чтобы все сказали – «Вот выпендрился». Люди с демонстративным поведением это называется. Вот они подбираются в журналистику и сами создают себе условия и правила игры, а большинству народа нужны совсем другие правила. У меня тут никаких иллюзий просто нет. Стабильность им нужна. Причем «стабильность» – для нас это ругательное слово, а для них – самое сладкое.В. – Это точно. Евгений, к сожалению время нашего эфира подходит к концу. Мы с вами сегодня поговорили на совершенно разные темы. Мне с вами было очень интересно.А. – Спасибо. Кроме шуток, было интересно слушать.
Видеоверсию беседы с главным редактором радио “Комсомольская правда” Евгением Арсюхиным можно посмотреть на YouTube.