На Новой сцене Большого театра состоялась долгожданная премьера балета «Ундина» в постановке Вячеслава Самодурова.
Один из самых перспективных российских хореографов, художественный руководитель Екатеринбургского балета он поставил спектакль с этим поэтичным названием на музыку немецкого композитора Ханса Вернера Хенца. Написана она почти 60 лет назад по заказу классика и основоположника английского балета Фредерика Аштона. Решив поставить романтический спектакль, он обратился к одноименной новелле Фридриха де Ла Мотта Фуке о любви Рыцаря к Ундине, деве воды, являющейся в европейской мифологии аналогом славянской русалки. Надо сказать, что неземные существа женского пола часто становились героинями балетов, в образе воздушных сильфид, девушек-лебедей или представительниц потустороннего мира — виллис и теней, в коих превращались обманутые невесты. Взявшись за похожий сюжет, Вячеслав Самодуров напрочь очистил его от побочных персонажей, оставив только Беглеца и Ундину. Уйдя от быта и житейских перипетий, он сосредоточился на внутренних метаниях таинственного героя (правда, не всегда внятных, несмотря на подсказки, данные в туманно-поэтичном либретто). Поэтому зрителю лучше положиться на свою фантазию и пуститься «по течению» спектакля, не ломая голову над тем, является ли происходящее на сцене сном героя или его посмертным путешествием по морским пучинам. Да и не особенно и важно, кто и откуда этот Беглец, отделенный от таинственных и манящих его за собой сирен прозрачной стеной. Важно стремление юноши преодолеть этот невидимый барьер, за которым множатся его, кажется, бесчисленные отражения. Игра с самим собой или со своими альтер эго, взаимодействие солиста со своими клонами — одна из сюжетных линий этого бессюжетного балета.
Блуждания Беглеца и его теней по лабиринтам зазеркалья, его вольные перемещения между аскетичными колоннами, напоминающими уходящие в воду сваи (сценография британского художника Энтони Макилуэйна) и одновременно создающими мистическую атмосферу некого подводного храма, нагнетают ощущение тревоги. Ею же с первой встречи пронизаны и отношения героя с манящей и ускользающей Ундиной и ее морскими подругами (или ее водными отображениями). «Текучие» дуэты главных героев расходятся как круги по воде, резонируя в танце других пар, возникающих то в одном, то в другом конце сцены. Хореограф не стремится к броскости танцевальных композиций. Он, подобно своему герою, погружается в «хореографические глубины», сосредоточено и без лишней аффектации, придавая движениям исполнителей и, особенно, исполнительниц завораживающую плавность как бы в рапиде. Тот же, кто сопротивляется гипнозу этого медитативного и несколько затянутого танцевального действа, наверняка, получит удовольствие от пьянящего скоростью и жизнерадостностью эффектного дивертисмента для восьми танцовщиков в третьем акте — параде легких, остроумных, стремительных соло, дуэтов и трио, станцованных артистами с настоящим азартом и куражом в преддверии трагического конца. Выразительное финальное адажио ведущей пары на фоне волнообразно колеблющегося занавеса завершается смертельным поцелуем. После чего властная Ундина легким движением ноги «укатывает» за кулисы Беглеца…
Исполнители главных партий Екатерина Крысанова (Ундина) и Игорь Цвирко (Беглец) точно чувствуют импрессионистски размытую природу предложенной им хореографии и отлично справляются со всеми ее подводными «камнями», оставаясь несколько отстраненными друг от друга, что, впрочем, не противоречит абстрактному характеру балета.
Алла МИХАЛЕВА.
На снимке: Екатерина Крысанова (Ундина) и Игорь Цвирко (Беглец) в финальном адажио.
Фото Дамира ЮСУПОВА (Большой театр)
