Бойтесь своих желаний, так как они имеют способность сбываться. Подавая заявку, я слабо верила в возможность выиграть участие в международной экологической экспедиции на Северный магнитный полюс Земли. Однако через несколько месяцев я уже соревновалась со спортсменами и молодыми исследователями в Отборочном лагере в Швейцарии. Все также сомневаясь, но мечтая, я бегала в горах на рассвете, делала снежные измерения на вершине ледника, поднималась с ледорубом по замерзшему водопаду, совершала двухдневный переход в Альпах практически без еды и сна. И столь желанная награда – право на три недели в Арктике под руководством знаменитого путешественника Майка Хорна – стала частью моей биографии.
Совершив пять перелетов до места старта – деревушки Resolute Bay, что является самым северным поселением на канадском побережье, я была полна предвкушения. Отсюда, из крайней точки континентальной Канады, нас ждала самолетная заброска на северные острова, а оттуда – без малого 300 км на лыжах. Для меня, восхищавшейся полярниками с детства, территория за Полярным кругом казалась местом, окутанным романтикой. Но идеалистические иллюзии о предстоящей экспедиции улетели вместе с самолетом, высадившим нас посредине белой пустыни. Холод, пронизывающий ветер, мечущийся взгляд, инстинктивно ищущий укрытия, и глубокое откровение, что согреться в ближайшие три недели не придется. С первых часов я почувствовала, что арктические экспедиционные будни – это работа, требующая максимальной самоотдачи и не дающая послаблений даже ночью.
Когда я летела в -25, погода не вызывала у меня сильных опасений. Подумаешь, -25, у нас и в Москве бывает за -30. Но в таких рассуждениях упущена одна маленькая, но очень значимая деталь. Одно дело добежать на морозе до автобусной остановки и совсем другое – жить при такой температуре: идти по 7 – 8 часов, делать снежные замеры, ставить палатки, готовить и спать. Словом, страшно не то, что холодно, а то, что холодно постоянно. Приходится регулярно растирать нос и уши, дабы избежать обморожений. Новозеландский участник нашей экспедиции, организм которого первый раз испытывал температуру ниже нуля, на третий день высказал мысль, что ад, наверное, так и выглядит.
Впрочем, суровые погодные условия оказались не самой большой трудностью. Для меня холод однозначно был менее тяжелым испытанием, чем сани… Поверьте, тащить даже легкие нарты (то есть около 45 кг) – непростая задача, особенно если собственный вес едва переваливает за 50 кг. Хотите понять мои ощущения? Привяжите к дивану канат и попытайтесь протащить его хотя бы два-три часика.
И это при том, что с собой взяли только самое необходимое. К такому арктическому опыту, как у Майка (который, к слову, пока является единственным в мире путешественником, прошедшим по арктическому кругу в одиночку!), глупо не прислушаться, поэтому основные вещи в санях строго по его списку: два комплекта одежды, еда, горючее, газовые горелки, посуда, аптечка, приборы для снежных измерений. В мой список дополнительных вещей вошли только грелки для рук, термометр, щетка для чистки палатки, ну и конечно, блокнот с карандашом (ручки не пишут на таком морозе) и фото-, видеокамеры.
В первый день я плакала от боли и бессилия, так как на любом мало-мальски выступающем участке земли я не могла сдвинуться с места – сани упорно отказывались следовать за мной. Преодоление первого тороса (нагромождения льда) заняло минут десять. А таких торосов на пути было немало. Чувствовала себя ванькой-встанькой: не успевала я подняться после падения, как незамедлительно снова оказывалась на снегу. Образное изречение о том, что неважно, сколько раз ты падаешь, важно, как часто ты поднимаешься, воспринималось здесь как реализованная метафора. Наше упорство привело к определенным результатам. Майк был прав, и уже на третий день сани как бы слились со мной, стали частью меня, и я начала чувствовать «габариты». Управление нартами чем-то похоже на вождение машины: необходимо просчитывать возможность вписаться в «поворот», стараться не врезаться в торос и пр. Когда же привыкаешь к своему «хвостику», то движения становятся механическими. И у тебя наконец-то появляется время для себя: подумать о волнующих темах, ответить себе на давно назревшие вопросы. Когда еще в рабочие будни будет возможность посвящать по 8-10 часов раздумьям о жизни?
В первые дни мы преодолевали по 12-15 км в день, крайний же марш-бросок составил 34 км (то есть почти сутки без остановки!). Скорость передвижения при этом сильно зависела от рельефа: на ровной поверхности нам удавалось покрывать до 3, 5 км за час, но в зоне торосов скорость могла падать до 300 метров в час.
Подавляющую часть пути мы шли по океану, но совершенно не думали об этом. Правда, в предпоследний день нашей экспедиции пришлось об этом вспомнить. Требовалось преодолеть большой участок открытой воды, обойти который не было времени. Дождавшись утренних заморозков, мы рванули по только что схватившемуся льду. Когда ты видишь, что сани впереди идущего оставляют на снегу мокрый след, тело покрывают мурашки. Память «услужливо» предлагает все подходящие случаю рассказы Майка о сотнях метров воды подо льдом, о том, как быстро лед расходится и снова смыкается, о том, что человек в состоянии выжить в такой температуре только 10 минут, и то в специальном костюме, которого не было в нашей экипировке. Страшно. Но срабатывает психологическая самозащита и вскоре мозг блокирует все мысли об опасности: начинаешь думать о впереди едущих санях, о видах вокруг, о работе, о доме – словом, обо всем, кроме этих пугающих следов, плавно заполняющихся водой.
Когда родные после моего возвращения смотрели наши видео, всех поражало, что на некоторых кадрах я иду в одном термобелье. Дело в том, что подобные экспедиции подразумевают многоуровневую систему одежды для лучшего сохранения тепла. Полная экипировка выглядела так: термобелье – два флиса – пуховик – ветрозащитная куртка. Но во время переходов от мышечного напряжения и сложности маршрута было так жарко, что, как правило, оставляли на себе только первый и четвертый уровни, а то и вовсе одно термобелье. Правда, даже при трехминутных остановках, мы сразу же надевали пуховики, так как жар моментально сменялся ознобом. На ночь снимали только ветрозащитные куртку и штаны, ставя (уровень заледенелости вполне позволял это сделать) их в угол палатки вместе с ботинками. Все остальное, включая пуховые куртки, уже никакая сила не могла нас заставить снять, и мы прямо так забирались в двойной спальник, слегка постукивая зубами. Под спальниками было два коврика – один обычный и один самонадувающийся, но ощущение, что этого недостаточно, все равно не покидало.
Дома я часто пыталась представить себе палатку, которая могла бы согреть меня в – 25. Обычно мне представлялось нечто многослойное и чуть ли не с пуховым полом. Каково же было мое удивление (плотно граничащее с разочарованием), когда я поняла, что в нашем тенте вообще нет дна! Единственная роль этого убежища – надежная защита от ветра. Но это не легкомыслие, а результат двадцатилетней работы. Именно ветер, а не мороз является основной причиной обморожений и несчастных случаев. Сила арктического ветра такова, что колья обычной палатки вырываются из снега за несколько минут. Дизайн же наших палаток был специально разработан с учетом арктического опыта Майка, и ветер, наоборот, способствовал устойчивости конструкции.
Мир внутри палатки в царстве льда и снега – это оазис относительного тепла и уюта. И пусть это лишь иллюзия, ты чувствуешь себя защищенным. Правда, очень сложно привыкнуть к полярному дню… Особенно ночью. Каждый раз перед сном в голове вставал один и тот же вопрос: «Кто-нибудь может выключить этот свет?»
Главным досугообразующим событием, как бы прозаично это не звучало, были утренний и вечерний приемы пищи. Кстати, сколько яиц вы можете съесть? Я – 18. Это не шутка. Спешу лишь оговориться, что речь идет об ужине в Арктике. Если я попробую повторить это дома, то, наверное, умру раньше, чем закончу есть эту яичницу. А шоколад? Я – абсолютно не сластена. Однако это не мешало мне съедать по 2 – 2,5 больших плитки шоколада в день! Не верите? И я не верила. Каждый день не верила, но ела. Очень уж холодно спать в такую погоду в палатке. Каждый день мы съедали по 6000 – 7000 килокалорий (то есть больше, чем тройную суточную норму), 2000 из которых сгорали за ночь. В течение дня мы перекусывали сухими пайками, состоящими их орехов, шоколада, сухофруктов и, в моем случае, еще и халвы. Утром ели кашу с орехами, а вечером заварной суп и пасту или яйца. Логичный вопрос: где взять столько еды на 12 человек на три недели? Просто нам хватало одного килограмма еды на всех. Готовили мы из специального концентрата, разработанного для альпинистов и полярников. Один килограмм концентрата превращался в ведро еды на 12 человек. О том, что входило в состав, предпочитаю не думать, но на вкус это было приятно.
Поход к стоматологу после экспедиции, правда, был предопределен. Количество потребляемого шоколада и сладостей было стрессовым для любого организма. Да и зубы можно было чистить только один раз в день в целях… безопасности. Белый медведь, оказывается, чувствует запах пасты за 70 километров! Ночной же визит пушистых голодных гостей нам явно был нежелателен.
Пейзажи Арктики проще всего представить жителям Сахары или Гоби. В зонах отсутствия торосов это та же пустыня – безмолвная, бескрайняя и необъятная, только белая. Огромные торосы; айсберг, принесенный течением из Гренландии; участки открытой воды; солнце, отскакивающее от горизонта, едва успев его коснуться; торошение льда и многочисленные следы белых медведей – вот отнюдь не полный список пережитого за экспедицию. А тот факт, что до конца дошли лишь двое из семи молодых исследователей (остальные были вынуждены вернуться на базу), позволил мне с еще большей гордостью водрузить во льдах флаг России.
Домой возвращалась как с чувством гордости за проделанную работу, так и с убежденностью в том, что нужно внимательней относиться к выбору своих желаний.
Мария Баранова.
