Астраханский филолог Андрей Журбин завершил десятилетний труд над сборником об одном из самых скандальных и загадочных поэтов бурного двадцатого века – Леонида Губанова.
Издатель Алексей Плигин выпустил сборник в свет, продолжив им свою серию «Про» поэтов – диссидентов: Про Лёню Губанова: книга воспоминаний /ред.-сост. А.Журбин. – М., Пробел-2000, 2016 – 464 с., тир. 500.
Издание приурочено к семидесятилетию Губанова, которое отметят отдельно 20 июля. В понедельник 11 июля в Литературном музее состоялась презентация сборника – такая же красочная, как та жизнь, символом которой стал поэт-хулиган Ленька. Стены украшены акварелями Леонида Губанова из коллекции Михаила Алшибая. Зал полон личностями экзотическими из советского андеграунда. Многие с гитарами. Чтение стихов Губанова обязательно подхватывал кто-то из зала.
Надо сказать, единственным нормальным выглядел Андрей Журбин. Если б не его упорный труд, не было бы повода для демонстрации экзот-фанатизма. В комментарии «МП» Андрей сказал, что Губанов остается поэтом для посвященных. Диссертация Андрея посвящена интертекстуальности в творчестве Губанова.
Именно Андрей Журбин разыскал меня через редакцию «МП» и привлек к своему губановедению как соученика по двум школам. Ольга Кравченко нашлась сама и красочно описала свои незабываемые столкновения с Ленькой. Поразила недетская проницательность Леньки. Помогал собирать скудные факты биографии депутат Григорий Балыхин.
Еще один «губановед» Лев Алабин рассказал «МП» о пророчествах Губанова конца советской власти и собственной смерти. Поэт при жизни знал о своей смерти больше, чем мы сейчас.
Ленька, мягко говоря, не отличался скромностью. В ходе очередной пьянки происходили разборки с Эдичкой Лимоновым – кто лучший поэт? Слава Лён вызывал скорую помощь и сохранил осколки бутылки, разбитой Лимоновым о голову Губанова.
Я чувствовал себя немного чужим на этом празднике жизни с учетом изгнания из поэтического клуба в Малаховке по подозрению в теплых чувствах к президенту Путину. Организаторы не виноваты, очевидно, у них такое финансирование. Картину феномена в целом приходится воспринимать как данность, отбросив мораль и стереотипы все скопом, советские и антисоветские, прошлые и нынешние.
Комсомольцем Губанов не был, как и я. Привлечь его на роль символа борьбы с системой в типе Иосифа Бродского не удалось. Советская работа с диссидентами строилась тоньше и хитрее западной. Фанаты Губанова пребывают в уверенности, что четверка губановского СМОГа – Самого Молодого Сообщества Гениев – имела предназначение сместить советский поэтический ареопаг в лице Вознесенского, Евтушенко, Рождественского и Ахмадулиной, чтобы провести в мир свои, правильные ценности. Прикормленные властью статусные поэты настучали в ЦК.
Обида действительно была, но с другой стороны. Поэт в России больше чем поэт, он работает на КГБ над развитием поэзии в стране, находит новые имена и пробивает публикации. Кто-то должен описать правду. Дотошный Журбин честно признался, ему не удалось.
Ленька Губанов действительно предвидел, уловил тенденции будущего в том еще настоящем.
Феномен Губанова порождает удивительное единение тех самых посвященных в этот феномен. Они хотят сохранить свою вместе с ним особость и просят не делать из него всенародное достояние. В то же время, они конечно неправы, жестко противопоставляя Губанова системе. Система всегда поддерживала чудиков и их в том числе, делая это своеобразно и не засвечиваясь. История феномена Леньки Губанова свободного душой хулигана, поэта и художника, опровергает стереотип советских людей-винтиков, опровергает тоталитаризм властного подавления.
Этот феномен весьма важен для понимания современной ситуации, намного более опасной, когда гениев еще больше. Это правда, что многие в том прошлом не реализовались. Правда, что окопавшиеся классики защищали свое положение, однако прорыв новых имен совершила сама власть и сейчас она нас ведет. В хаотически пьяном творчестве Леньки была очевидно система и завидная работоспособность. А что самое главное, уверенность подачи себя, которой советские люди должны были учиться. Свобода ассоциаций почти математическая.
И есть момент который знаю я по вечеру дома Ольги Кравченко – соученицы по 144-й школе. Речь об исключительности времени и места: 144-я школа, затем 101-й ШРМ и неслучайность страха нынешней администрации школы самой памяти о своих выдающихся учениках, не только Губанова. Мне кажется, мы должны разгадать и честно описать этот феномен. Мы должны это себе: описать феномен чудика в России ради выживания человечества. Чудики ведут мучительную работу, пишут своей разбавленной алкоголем кровью эскизы возможного будущего.
В этом особый путь и уникальная роль России.
Лев МОСКОВКИН
