Сегодня Михаилу Державину исполнилось бы 84 года. Любовь к этому истинно народному артисту была безмерна. Со стороны казалось, что путь мальчишки с арбатского двора к всесоюзной популярности он проделал легко, шутя, словно танцуя мазурку на светском балу. Где бы Михаил Михайлович ни появлялся, на лицах людей сразу расцветали улыбки, его доброжелательство, интерес к людям, мягкий юмор делали жизнь окружающих проще, веселее, занимательнее. Послушайте, что он рассказывал о себе в разное время.
…Мои корни по отцовской линии уходят к крепостным знаменитого поэта Гаврилы Державина. Когда папа, молодой рабочий металлургического комбината по фамилии Захаров, надумал поступать в студию Евгения Вахтангова, ему посоветовали сменить фамилию. Артистов Захаровых к тому времени было много. Вспомнив родословную, отец стал Державиным. Мне очень повезло родиться на свет в семье народного артиста РСФСР Михаила Степановича Державина, ведущего артиста Театра Вахтангова. Самые известные кинороли моего отца – Петр Артамонов в фильме «Дело Артамоновых», маршал Муравьев – прототип Жукова (за эту работу он получил Сталинскую премию), Жуковский в картине «Глинка», Клим Ворошилов в «Сталинградской битве».
…Домой меня принесли из роддома Грауэрмана, где родились мои друзья – Александр Ширвиндт, Марк Захаров, Андрей Миронов. Вскоре наша семья переехала в восьмиэтажный вахтанговский дом, вплотную стоящий к театральному училищу имени Щукина. Излюбленное место моего обитания в детстве была знаменитая собачья площадка – небольшая площадь на Арбате. В центре площади стоял фонтан, его называли в народе памятником собаке, но на самом деле там были барельефы львов. Вокруг фонтана располагались симпатичные старинные особнячки, построенные уже после пожара 1812 года. На собачьей площадке стояли знаменитые пивные, причем каждая из них носила собственное имя. «Вавиловкой» называлась та, которая была рядом с домом, где жил академик Вавилов. Ее «фишкой» было подогретое зимой на плиточке пиво и крабы, подававшиеся на закуску. Мне невероятно нравилось ходить в «Вавиловку», чтобы смотреть на великих, неизменно ее посещавших.
…Наш дом всегда был полон людей. Причем каких людей! У нас бывали изумительные Рубен Симонов, Цецилия Мансурова, Николай Черкасов, которые для меня были просто «дядя Рубен» и «тетя Циля» и «дядя Коля». С годами стало приходить осознание, что гости отца – артисты мирового уровня. Выбегая из подъезда, я регулярно сталкивался с ними, с выдающимися артистами Театра Вахтангова: кто-то шел на репетиции, кто-то собирался на съемки или шел преподавать в училище. В нашем доме на первом этаже проживал друг отца Андрей Львович Абрикосов, сыгравший Григория Мелехова в еще немом фильме «Тихий Дон». Он дружил с летчиком – героем СССР Михаилом Водопьяновым. А дядя Миша Водопьянов катал детей нашего дома в своем роскошном автомобиле с открытым верхом по окрестным улицам. На пятом этаже жил мой друг Митя Дорлиак. Его тетя – знаменитая певица Нина Дорлиак была замужем за великим пианистом Святославом Рихтером. Случалось, что Рихтер приглашал нас, садился за рояль, импровизировал, а мы, дети, должны были разгадать в характере его музыки наших знакомых и родственников.
А еще я помню мальчика Шуру, который приезжал в наш двор на потрясающем велосипеде. Шура Ширвиндт появлялся в Николопесковском переулке, который тогда был улицей Вахтангова, и все пацаны ему дико завидовали.
…Я поступал в театральное училище им. Щукина в 1954-м. Одновременно поступал и во все театральные училища Москвы – так все тогда делали. В Щукинском училище практически все педагоги были актерами Театра им. Вахтангова и друзьями уже ушедшего за три года до этого из жизни моего отца. Читать басню, прозу, стихи перед ними было очень сложно. Меня сдержанно хвалили. А на следующее утро мама вбежала в комнату и велела надеть чистую рубашку, сказав, что надо будет читать сегодня еще раз все то, что я читал вчера. Я расстроился, решив, что комиссии что-то не понравилось. Читал азартно, с полной выкладкой. А потом оказалось, что в Москву на гастроли приехал французский театр, и таким образом ему демонстрировали то, как проходит прием в Щукинское театральное училище. Я поступил. Одновременно стало известно, что меня берут во все училища, где я проходил конкурс. Хотя везде, кроме Щукинского, я специально поступал под вымышленной фамилией.
…После получения диплома, в 1959-м, я начал работать в Театре имени Ленинского Комсомола. Первой значительной стала роль стиляги в «Опасном возрасте». До сих пор считаю ее одной из самых значительных собственных театральных работ. В этом же театре работал мой друг Шура Ширвиндт. На сцене он, как правило, выступал моим антагонистом. Я был такой голубоглазый блондин, играл в основном положительные персонажи. А Шура играл разных социально ненадежных элементов и даже негодяев. С приходом в театр в 1963 году Анатолия Эфроса в Ленком открылись новые горизонты. О работе с ним мы вспоминаем с удовольствием: в эту пору в театр вернулась любовь и уважение зрителей. В то время там работала блестящая плеяда артистов – Александр Збруев, Леонид Марков, Валентин Гафт, Ольга Яковлева, Всеволод Ларионов. К нам примкнула большая группа из капустников, которыми руководил в ту пору Ширвиндт, – это Миша Козаков, Андрюша Миронов, Майя Менглет. Спектакли Эфроса «Снимается кино», «Мой бедный Марат», «Мольер», «Чайка» гремели по Москве благодаря своей необыкновенной психологической глубине.
…Мы часто посещали находившийся в ту пору на улице Горького Дом актера. Там образовалась своя среда – мы шли туда не столько отдыхать, сколько общаться. В ресторане Дома актера можно было увидеть Гриценко, Стриженова, Ролана Быкова, Грибова, Ефремова, Мишу Козакова. Как-то я спросил у директора ресторана по кличке Борода, почему у него такое вкусное филе, а он ответил: «Просто покупаю хорошее мясо». Буфетчицы, официантки, актеры – все это была одна компания. Хорошо запомнил день празднования десятилетия Театра на Таганке. Гуляли всю ночь. Ждали Высоцкого, который наутро должен был уезжать на какие-то съемки. Наконец открылись двери лифта: там Высоцкий целовался с Мариной Влади. Юрий Петрович Любимов заметил: «Все, Володя, теперь она остается на мое попечение».
…Моя будущая жена Нина привела меня знакомиться с родителями. Открылась дверь, и передо мной возник Семен Михайлович Буденный. Он протянул мне руку и ласково произнес: «Ну, входи, сынок». Знаменитые усы! Большая теплая рука! Я потом читал рассекреченные документы Буденного – в этом человеке чувствовалась такая мощь, такой темперамент! А среди близких он был очень домашним и спокойным. Женившись на Нине, я попал в какую-то невероятную среду, в дом, где жили герои моего детства. Во дворе из соседнего подъезда появлялся Ворошилов, которого отец играл в фильме «Сталинградская битва». Из другого подъезда – Рокоссовский и тоже спрашивал: «Как дела, сынок?» Сверху жили Малиновский, рядом маршал Тимошенко и Молотов. Это были люди, с которыми я здоровался за руку. Помню одну смешную историю: из квартиры Буденного, уже после его смерти, некая зарубежная телекомпания делала репортаж. На стене кабинета Буденного висела фотография Сталина. На ней было написано: «Другу и соратнику Семену Буденному – Иосиф Сталин». Корреспондент, указывая на Сталина, спросил моего пятилетнего внука: «Знаешь, кто это такой?» – «Это Сталин, – ответил внук. – Приятель моего дедушки».
…Мы оказались в Театре сатиры с легкой руки Андрюши Миронова, который нас туда перетащил. Там работали необыкновенные личности. Анатолий Папанов был грандиозным артистом и очень нетрусливым человеком, умеющим вовремя остроумно и точно ответить любому. Однажды режиссер театра Валентин Плучек улетел в Лондон на юбилей своего двоюродного брата – знаменитого английского режиссера Питера Брука. В тот период Плучек репетировал «Вишневый сад», в котором были задействованы весь первый актерский «эшелон» – Аросева, Папанов, Миронов. Я играл Епиходова. Репетиции продолжались. Плучек вернулся и попросил показать, что мы без него «нарепетировали», а увидев результат, вскипел: «Да это же безобразие! Все не то!» Повисла пауза, в которой раздался ироничный голос Папанова: «Валентин Николаевич, мы бы тоже хотели поработать с Питером Бруком, чтобы набраться мастерства, но мы вынуждены работать с его братом, да и то двоюродным…» Каково? К счастью, у Плучека с чувством юмора все обстояло отлично. Отсмеявшись, он продолжил репетицию.
…С Андрюшей Мироновым мы дружили со студенческой скамьи. Он был младше на пять лет, но мы его очень любили. Андрей очень серьезно подходил к творчеству, хотя, как правило, играл комичные роли. Каждый эпизод в кино, сцену в театре, номер на эстраде он репетировал сотни и даже тысячи раз. Это было истоком их совершенства и того восторга, который потом испытывали зрители, глядя на Андрея. Но мало кто знал, что Андрей страдал серьезной болезнью -фурункулезом. На его теле образовывались жуткие фурункулы, они гноились, принося боль, но, мужественный человек, он никогда не жаловался. Все его водолазки и высокие воротники в костюмах – не от хорошей жизни. Он постоянно менял рубашки, за концерт переодевался неоднократно. Он не мог допустить, чтобы зрители узнали бы о его недуге.
…«Трое в лодке, не считая собаки» снимались на реке. Великолепное было время! Нас троих – Ширвиндта, Миронова и меня – загружали в лодку и, чтобы не гонять ее туда-сюда, на весь день отправляли на середину речки. Между нами и съемочной группой на берегу курсировали водолазы. Мы обустроились с комфортом – протаскивали с собой выпивку, закуску и в перерывах чудно проводили время. С берега в мегафон неслось: «Что вы там делаете?» Мы неизменно отвечали: «Репетируем!» Когда же выпивки не хватало, мы посылали за ней самого надежного из водолазов, будучи уверенными, что он ни за что не проболтается начальству. Настроение было великолепное!
…«Кабачок 13 стульев» на телевидении был для наших советских зрителей своеобразным окном в Европу, он нес аромат какого-то незнакомого большинству советских людей уюта и комфорта. В этой передаче было то, что постепенно начало активно внедрятся в советский быт: бары, высокие бокалы, чашечки, кофе, прически. В то время Варшаву у нас называли «Восточным Парижем». После исполнения роли Пана Ведущего на меня обрушилась невиданная популярность. Развлекательных программ в то время на телевидении не было, к тому же в нашей передаче был достаточно острый в те времена юморок. Создавая заграничную иллюзию, мы, конечно же, критиковали себя. Песни за нас пели известные польские артисты Полонский и Родович, а позже потихонечку мы стали петь голосами группы ABBA и Тома Джонса.
…Что мне помогает в жизни? Я стараюсь не врать себе. Это сложно, но стремиться к этому необходимо. И уж если привираешь, то надо делать это в хорошую сторону. Например, можно сказать про своего обидчика: «Он дивный парень!» Люди во всем мире живут подавленные, я стараюсь людей радовать.
Подготовила Елена Булова.
