7 января 1962 года, по дороге из Москвы в Дубну, на Дмитровском шоссе советский физик-теоретик Лев Ландау попал в автокатастрофу. Спасали его буквально всем миром.
В этот день – воскресенье – на улице была страшная гололедица. Накануне прошел дождь, к утру подморозило, и весь город превратился в сплошной каток.
Около десяти часов утра к дому Ландау подъехала новая светло-зеленая «Волга», за рулем машины сидел физик Владимир Судаков, рядом с ним находилась супруга Вера. Лев Давидович собрался ехать в подмосковную Дубну, где ему надо было встретиться с друзьями.
«Но главная причина поездки заключалась в том, что ему хотелось поговорить с Семёном Герштейном, от которого ушла жена и который очень тяжело переживал всё это, – пишет Майя Бессараб в своей книге «Так говорил Ландау». – Я пришла минут через десять после того, как Дау уехал, и сказала Коре (Конкордия Терентьевна Ландау-Дробанцева, супруга Ландау — С.И.), что еле добралась до их дома: всё покрыто льдом. Дау мог этого не заметить, но вот почему водитель не отменил поездку — непонятно».
На Дмитровском шоссе машина Судакова начала обгонять стоявший на остановке автобус. Навстречу ехал грузовик. Испугавшись, Владимир Судаков резко затормозил. «Волгу» крутануло. Потеряв управление, машина завертелась на льду…
«Грузовик ударил намертво, коротким, страшной силы ударом, и весь этот удар пришёлся на Дау, прижатого силой инерции к стеклу, – рассказывает в своей книге биограф Льва Ландау Майя Бессараб. – «Когда кончилось это безумное скольжение, — вспоминала впоследствии Вера Судакова, — я подумала: слава Богу, обошлось, и в эту секунду на меня упал Дау». Начало Дмитровского шоссе. Столкнувшиеся машины. Скорая прибыла к месту аварии через несколько минут.
А вот как описывает те же события жена Ландау Конкордия Терентьевна в книге воспоминаний «Академик Ландау. Как мы жили»: «В новой «Волге» отопительная система работала отлично. На Дмитровском шоссе в машине стало жарко, Дау снял меховую шапку и шубу. (О, если бы он этого не делал!) Дмитровское шоссе узкое. Обгон, объезд воспрещен! Впереди автобус междугороднего сообщения, его кузов заслонял видимость встречной полосы движения. Судак ехал впритык за автобусом, а встречного транспорта нет, нет и нет. Подходя к остановке, автобус замедлил ход, и тут Судак вслепую выскочил на левую полосу движения, не снижая скорости пошел на обгон, чудовищно нарушая тем самым правила движения. Навстречу шел самосвал. Опытный водитель хотел свернуть на обочину, но там были дети. Водитель самосвала старался проехать по самому краю проезжей дороги, перед Судаком был открыт проезд. Был гололёд, резко тормозить нельзя. Профессионал прошел бы чисто между самосвалом и автобусом. Плохой водитель поцарапал или помял бы крылья. Быстрота реакции, секунды, мгновения решали все! А этот горе-водитель со страху резко выжал сцепление и тормоз. По законам физики «Волга» на льду завертелась волчком под действием центробежной силы. Этой силой Даунька был прижат к правой стороне. Голова, правый висок, прижат к двери машины. Злой рок выбрал удар в правую дверь «Волги». Еще бы секунда, мгновение — и удар был бы по багажнику».
В 11:10 Льва Давидовича без признаков жизни доставили в 50-ю больницу Тимирязевского района Москвы. В истории болезни сделали запись: «Множественные ушибы мозга, ушибленно-рваная рана в лобно-височной области, перелом свода и основания черепа, сдавлена грудная клетка, повреждено легкое, сломано семь ребер, перелом таза. Шок».
В 16:00 состоялся первый консилиум, на который собрались светила столичной медицины.
«Они сделали всё, что могли. Но для того чтобы вытащить больного с того света, нужен был врач, наделенный особым талантом, врач милостью Божьей. Именно таким и был нейрохирург Сергей Николаевич Фёдоров. Первые дни он вообще не отходил от Ландау ни днем, ни ночью, и в том, что раненый не умер в эти часы, заслуга Сергея Николаевича, – считает Майя Яковлевна. – «Такие больные только с переломами ребер погибают в 90% случаев от того, что им невыносимо больно дышать, они не могут дышать», — сказал Фёдоров. Начались осложнения, одно другого страшнее. На третьи сутки — перебои сердца. Затем — травматический парез (неполный паралич) кишечника и анурия. А в пять утра 12 января — остановка дыхания. Вечером Николай Евгеньевич Алексеевский рассказал мне, как физики где-то нашли дыхательную машину (аппарат Энгстрема для искусственной вентиляции легких. По словам жены Ландау, студенты-медики выяснили, что дыхательные машины были в те годы только в медицинском институте детского полиомиелита — С.И.), на плечах вынесли ее на улицу, остановили какую-то трехтонку и привезли в 50-ю больницу. Больной снова был спасен. Смерть отступила».
С дыхательной машиной прибыл дежурный специалист-механик. Члены врачебного консилиума от удивления развели руками: «Скажите, если для спасения жизни Ландау нам понадобится высотное здание, вы тоже его сюда притащите?».
— Да, притащим! – ответили физики.
Но радоваться было рано… В день рождения Льва Давидовича, 22 января, у него начался отек мозга. На этот раз помог академик Петр Капица, нашедший редкое лекарство в Англии. Петр Леонидович разослал телеграммы самым известным физикам мира с просьбой достать нужное лекарство, в том числе – своему старому приятелю по Кембриджу, Патрику Блеккету, но того не оказалось в Лондоне. Содержание телеграммы было таково, что ее передали другому физику, Джону Дугласу Кокрофту.
«Кокрофт раздобыл необходимое лекарство, но он опаздывал к вылету рейсового самолёта Лондон — Москва, – рассказывает Майя Бессараб. – Тогда сэр Кокрофт позвонил начальнику аэропорта Хитроу, объяснил ситуацию, и рейсовый самолет «British Airways» задержали на два часа. Кокрофт вручил летчику пакет с лаконичной надписью — «Для Ландау», и через несколько минут самолет взмыл вверх. В Шереметьево его уже ждал дежурный физик, (…) который, получив лекарство, гнал свою машину что было мочи, запыхавшись, влетел в вестибюль — и вот драгоценная ампула в руках хирурга!».
Кризис миновал: лекарство поступило вовремя.
Советская пресса о случившемся с Ландау молчала. Майя Яковлевна вспоминает, что когда она принесла в журнал «Огонёк» заметку о героических усилиях врачей, спасавших Дау, заведующий редакцией ходил с ней по всем кабинетам, а потом огорченно сказал:
«О Ландау запрещено давать сообщения. Черт знает что!».
Майя Бессараб зашла со своей заметкой к ответственному секретарю редакции Генриху Боровику, но и он был бессилен против цензуры.
С тех пор, как по Москве разнеслась весть об автокатастрофе, в 50-й больнице стали собираться физики. Докторов, выходивших из отделения, они встречали настороженными взглядами: «Жив?». Так как даже с наступлением ночи люди, беспокоясь о Ландау, больницу не покидали, им выделили комнату рядом с кабинетом главного врача, которую стали именовать «физический штаб». В книге дежурств этого штаба числится 87 фамилий! «Ученики Дау и ученики его учеников превратились в шоферов, диспетчеров, переводчиков, курьеров. Они работали безупречно, избавив врачей от организационных дел. Штаб имел свой телефон и работал круглосуточно, – говорится в книге «Так говорил Ландау». – «Физики проявили такое мужество, преданность и благородство, что мы, врачи, почувствовали к ним большое уважение. Я впервые в жизни увидел такое огромное количество людей, движимых единым порывом, готовых на всё ради спасения своего коллеги», — сказал профессор Валентин Александрович Поляков, один из главных участников этой героической эпопеи — спасения Льва Ландау в первые дни после аварии. Медики тоже проявили героизм, не дав ему умереть, они тоже сделали всё, что могли, вызвав всеобщее восхищение. Это был подвиг».
«С 7 января 1962 года по 28 февраля 1962 года, 52 дня, академик Ландау провел в этой замечательной советской больнице, – записала в книге воспоминаний Конкордия Ландау-Дробанцева. – Именно здесь благодаря тяжелому и самоотверженному труду всего медицинского коллектива была спасена жизнь крупнейшего физика Л.Д.Ландау. (…) Когда 7 января 1962 года ранние зимние сумерки стали сгущаться над Москвой, та часть Тимирязевского района, где находилась больница №50, была запружена легковыми машинами. Казалось, съехалась вся Москва, море машин. Прибыла милиция регулировать движение, чтобы оставить проезд в больницу. Знакомые и незнакомые, вся студенческая Москва тоже была здесь, все хотели чем-то помочь, что-то услышать.
— Ещё жив, ещё жив, в сознание не приходит.
Не занимая лифт, физики устроили живой телефон с шестого этажа до дежурной машины физиков».
Супруга Льва Давидовича впервые приехала в больницу к мужу 22 февраля. Майя Яковлевна, племянница Конкордии Терентьевны, тоже в этот день впервые увидела Ландау после аварии.
«Это было страшно, – вспоминает она. – (…) но когда мы подошли и Кора с ним заговорила, в глазах его что-то мелькнуло, какие-то проблески мысли.
— Это Майка. Ты ее узнаешь?
Он кивнул.
— А меня узнаешь?
Снова кивнул.
Что тут началось! Медсестры бросились обнимать Кору, она плакала, поднялся шум, влетел врач.
— Сергей Николаевич, он пришел в себя. Он кивает!
Дау был без сознания полтора месяца! Потом так быстро пошло выздоровление, мне каждый раз приходилось записывать что-то новое. Первое слово — «Спасибо!» — 8 апреля. Говорить начал 14 апреля. 3 мая: «У меня есть сын. Гарик. Пусть он придет».
К этому времени Льва Давидовича перевели в Институт нейрохирургии. Его стремительное выздоровление остановила новая беда: заражение инфекционной желтухой. Тогда многие говорили: не будь этой желтухи, Ландау бы полностью выздоровел.
Потом были другие больницы, другие врачи.
«Хуже всего, что он был слишком знаменит, – считает Майя Яковлевна. – Говорят же, что генерала надо лечить, как солдата, чтобы он выздоровел. Дау лечили не как солдата…
Он жаловался на боли в животе: при каждом вдохе. А медицинские светила объясняли ему, как малому дитяте, что это ему кажется, будто у него болит живот, а на самом деле он не болит.
— Неужели вы не слышали, что иногда у человека болит нога, которая давно ампутирована? — удивлялся врач.
— Слыхал, — устало отвечал больной. — Это так называемые фантомные боли. Но у меня боль возникает при вдохе. Уверяю вас, это совсем другое.
— Вас осматривали ведущие специалисты, и они поставили диагноз.
Дау ни разу не поднял скандала, понимая, что это ничего не даст. И он вообще не был скандалистом. Но как это ни ужасно, в этом споре прав оказался он. И только за неделю до смерти доктор Симонян рассек тяжи, которые образовались в брюшной полости при травме и все эти годы, целых шесть лет, доставляли больному такие мучения. «Я бы давно сделал ему эту операцию, но разве наши медакадемики разрешили бы мне прикоснуться к генеральскому животу!» (…) Когда Ландау не стало, еще один ведущий специалист, на этот раз светило-паталогоанатом, производивший вскрытие, печально сказал коллегам:
— Травма головы повела медиков по ложному пути».
Ландау еще находился в больнице, когда из Стокгольма пришла телеграмма:
«Москва, Академия наук, профессору Льву Ландау.
1 ноября 1962 года
Королевская академия наук Швеции сегодня решила присудить Вам Нобелевскую премию по физике за пионерские работы в области теории конденсированных сред, в особенности жидкого гелия. Подробности письмом.
Эрик Рудбер, постоянный секретарь».
10 декабря в той же больнице Льву Ландау была вручена медаль лауреата Нобелевской премии «За пионерские исследования в теории конденсированного состояния, в особенности жидкого гелия», диплом и чек. Впервые в истории Нобелевских премий эта награда вручалась в больнице.
«Ландау хромал и двигался очень медленно, но шел сам, опираясь на палку, – пишет Майя Бессараб. – Посол Швеции в СССР Рольф Сульман поздравил Ландау с премией, и добавил:
— Нобелевский комитет очень сожалеет, что Вы, господин Ландау, не смогли приехать в Стокгольм и получить эту награду лично из рук короля. Ради этого случая допускается отступление от существующих правил.
Ландау отвечал по-английски:
— Благодарю вас, господин посол. Прошу передать мою глубочайшую благодарность Нобелевскому комитету, а также наилучшие пожелания Его Величеству, королю Швеции. Надеюсь посетить вашу замечательную столицу, как только выздоровлю.
Его поздравили и президент Академии наук Келдыш, и Капица, и Тамм, и Арцимович, и Семёнов, и многие-многие другие. Дау был весел, оживлен, он острил, смеялся, и только вернувшись в свою палату, в изнеможении опустился в кресло, не в силах шелохнуться.
В научных кругах ходили слухи, что эта премия всё-таки запоздала, и Дау не насладится ею в полной мере. Американский журнал «Life» опубликовал большую статью под сенсационным заголовком — «Нобелевская премия после смерти», тогда как ее дают лишь при жизни. Физики в один голос утверждают, что у Ландау имелось не менее семи работ, каждая из которых могла быть удостоена этой самой высокой награды».
Лев Давидович Ландау проболел шесть лет. К началу 1968 года он почти восстановился после аварии. Физикой не занимался, называл себя вечным инвалидом.
«21 января 1968 года Дау исполнилось 60 лет, – вспоминала его супруга. – Пошел уже седьмой год болезни. А авторитетные медики и медицинские учебники говорили: корешки нервов, зажатые сломанными костями, по опыту медиков Второй мировой войны, прорастали к семи годам. Следовательно, этот год, мечтала я, — последний год болезни Дау. Нет, мне не казалось, что я долго ухаживаю за больным Даунькой. Я не ощущала, что прошли годы. Нет, просто была трудная длинная ночь. После ночи наступит утро. Утро выздоровления. И жизнь снова засверкает всеми своими гранями. И Даунька еще увидит небо в алмазах, он даст жизнь новым открытиям!».
24 марта Ландау внезапно стало плохо.
«После попытки лечения яблочной диетой, которую Кора предприняла по совету одного из самых знаменитых терапевтов, профессора Вотчала, у больного начались невыносимые боли, живот вздулся, его немедленно отправили в больницу, на операционный стол. Вот тогда и рассекли тяжи, мешавшие ему дышать, удалили аппендикс. Но этого потрясения ослабленный организм перенести уже не смог», – пишет в своей книге родственница Нобелевского лауреата Майя Бессараб.
1 апреля 1968 года Лев Давидович Ландау умер в академической больнице. Причиной смерти явился тромбоз лёгочной артерии.
Льва Давидовича похоронили на Новодевичьем кладбище, памятник выполнил Эрнст Неизвестный. Рядом с Ландау покоится прах его жены Коры, пережившей супруга на шестнадцать лет.
Сергей Ишков
