21 февраля 1939 года в Большом театре состоялась премьера оперы «Иван Сусанин» (сокращенный вариант оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя»). История с оперой стала ярким примером личного вмешательства Сталина в творческий процесс постановщика.
В это время особый интерес для советской музыкальной сцены представляли оперы народно-героического характера, призванные пробуждать чувство любви к родине и национальной культуре.
«Возвращение оперы Глинки в репертуар Большого театра свидетельствовало о ее особой значимости, а сама постановка оперы и ее последующие редакции имели характер широкомасштабной государственной акции, – пишет в работе «Идеология и музыкальный театр эпохи сталинизма» Д. В. Изотов. – Новое название для оперы придумывать не пришлось: вместо «Жизни за царя» ей было возвращено первоначальное название, данное самим композитором – «Иван Сусанин». Сусанин помещался в пантеон народных героев сталинской эпохи «каким-то воинствующим патриотом, одержимым просто немыслимой любовью к родине». Таким «героям» эпохи отводилась агитационная роль в борьбе против внутренних и внешних врагов. Для этой цели, как пишет исследователь советской культуры К. Кларк, нужно было «найти титанов, чтобы масштабы этой борьбы стали воистину эпическими».
Опера Михаила Глинки «Жизнь за царя» впервые была исполнена в петербургском Большом театре в 1836 году. Ее сюжет (Иван Сусанин завел поляков, отправившихся убивать молодого костромского боярина Михаила Романова, в чащу; Романов спасся, а Сусанин погиб от рук поляков в костромских лесах) возник на одном из субботних собраний у Василия Жуковского и был напрямую связан с «Думой» Кондратия Рылеева, одного из пяти казненных декабристов.
«Куда ты завел нас?» – лях старый вскричал.
«Туда, куда нужно! – Сусанин сказал. –
Убейте! замучьте! – моя здесь могила!
Но знайте и рвитесь: я спас Михаила!
Предателя, мнили, во мне вы нашли:
Их нет и не будет на Русской земли!
В ней каждый отчизну с младенчества любит
И душу изменой свою не погубит».
Впрочем, легенду о Иване Сусанине воспроизводили в литературе неоднократно. Наряду с версией Кондратия Рылеева есть и множество других.
В 1836 году премьера оперы прошла с успехом. Государь, пригласив композитора в царскую ложу, подарил ему перстень с топазом и бриллиантами. В 1842 году «Жизнь за царя» показали в Москве.
В 1939 году постановка оперы «Иван Сусанин» должна была стать образцовой, послужив основой для ее повторения во всех оперных театрах страны. Между тем, опера «Жизнь за царя» попала в опалу сразу же после февральской революции 1917 года, ее сняли с репертуара во многих театрах бывшей Российской империи. После Октября были попытки вернуть оперу на сцену, приспособив под политические реалии.
«Нарком просвещения Луначарский решил, что стоит лишь перенести сюжет оперы в Советскую Россию, как она вновь обретет актуальность, – писал в книге «Повседневная жизнь Большого театра в советскую эпоху» Александр Васькин. – «Иван Сусанин обратился в «предсельсовета» – в передового крестьянина, стоящего за советскую родину. (…) Поляки остались на месте потому, что в это время как раз была война с Польшей, где выдвинулся Тухачевский. Конечный апофеоз анархии и новой династии превратился в гимн и апофеоз новой власти: «Славься, славься, советский строй». Но почему-то в этом трансформированном виде опера не прижилась, и многие коммунисты возражали против нее, считая, что «монархический дух» слишком ассоциировался с этими звуками», – вспоминал в эмиграции Леонид Сабанеев (композитор, ученый, музыкальный критик. – С. И.)».
Для постановки оперы на советской сцене пришлось не только вернутся к названию «Иван Сусанин», но и кое-где подправить либретто «бездарного немца-чиновника» барона Розена. Новое либретто для оперы Глинки написал поэт Сергей Городецкий. В его версии главный акцент делался не на спасении Михаила Романова, а на отведении от Москвы польских захватчиков. Однако и в либретто Городецкого пришлось вносить правки, и сделал это Михаил Булгаков, бывший в то время в Большом театре штатным либреттистом. Причем Булгаков правил либретто для «Ивана Сусанина» одновременно работая над либретто о Минине и Пожарском. К правке либретто подключились также главный дирижер театра Самуил Самосуд и главный режиссер Борис Мордвинов. В общем, трудились сообща.
Художником спектакля был Петр Вильямс, балетмейстером – Ростислав Захаров, хормейстерами – Макс Купер (главный хормейстер театра) и Михаил Шорин.
Планировалось показать «Ивана Сусанина» к 20-летию Октября. Однако в сроки не уложились. И это несмотря на то, что работали над оперой и днем, и ночью. Елена Булгакова в своем дневнике 18 ноября 1937 года написала: «Вчера М. А. вернулся из Большого театра в два часа ночи. А сегодня в четыре часа дня опять пошел туда же по тому же поводу – «Сусанин». Сидят все: Самосуд, Мордвинов, М. А., Городецкий, еще кто-то. Пианист играет «Жизнь за царя», а они проверяют текст, подгоняя его к музыке. Пришел М. А. домой часов в семь, а вечером опять было назначено собраться, он пошел к 11-ти, а вернулся в два часа ночи».
Как рассказывает Елена Булгакова, утром 7 декабря Михаил Афанасьевич проснулся в холодном поту: ночью он обнаружил в либретто «Сусанина» существенную ошибку, стал звонить Самосуду, Городецкому, сообщил им все свои соображения.
Подготовка оперы широко освещалась в советской прессе. Это накладывало на участников огромную ответственность.
«Во всех четырех действиях оперы, показывая судьбу крестьянской семьи, мы подчеркиваем, что личное счастье, сама возможность его связаны со счастьем всего народа, что самые глубокие личные чувства должны быть подчинены сознанию долга перед родиной, – рассказывал газете «Правда» Борис Мордвинов. – Коллектив Большого театра стремится показать на сцене спектакль о больших чувствах, проникнутый пафосом, вызывающий у зрителя высокие, благородные чувства патриотизма».
Вместо царя и Бога в опере прославлялись народ и Родина. Как уже говорилось выше, Иван Сусанин, уводя поляков в непроходимый лес, где их ждала погибель, спасал не Михаила Романова, а Москву, свою Родину. Действие из Костромской области переносилось в подмосковное село.
По легенде, посетив премьеру в Большом театре, Алексей Толстой иронично заметил: «Самосуд над Глинкой…»
Для работы над столь ответственным идеологическим проектом в театре была создана специальная «сквозная бригада» по «Сусанину». Она собирала предложения, сигнализировала о неполадках и задержках, всячески помогала постановочной группе. Солисты, хор, балет, оркестр, а также производственные цеха были включены в «социалистическое соревнование» по выпуску спектакля.
«Это опера, полная громадного пафоса, – делился своим видением спектакля Борис Мордвинов на страницах «Правды». – В ней все должно быть приподнято, все немного на котурнах героизма».
О главном персонаже оперы режиссер говорил так: «Сусанин – собирательный образ русского патриота. Нас интересовал не конкретный костромской крестьянин Иван Сусанин, а тысячи героев, подобных ему, спасавших свою страну от захватчиков».
Образ Сусанина, созданный Марком Рейзеном, был эпичен. Критики сравнивали его с актером античной трагедии.
Постановщики уделяли большое внимание не только героическим образам, но и врагам. Опера «Иван Сусанин» вышла в Большом театре очень вовремя: обострялись отношения СССР и Польши. Люди это прекрасно понимали.
«В газетах отклики зарубежной печати на сообщение ТАСС об укреплении отношений между СССР и Польшей. Вчера в «Правде» статья по этому вопросу. Интересно, отразится ли это на постановке в Большом «Сусанина». Кто о чем, а мы все – о театре», – писала Елена Булгакова в дневнике 29 ноября 1938 года.
«Таким образом, постановка «Ивана Сусанина» достигала двойной цели: не только поставить русскую классику на службу соцреализму, но и способствовать обработке общественного мнения по важнейшему вопросу внешней политики внутри советской страны, прираставшей бывшими польскими землями», – пояснял в книге «Повседневная жизнь Большого театра в советскую эпоху» Александр Васькин.
В решении «польских» картин режиссер оперы режиссер использовал элементы гротеска, выражая ироничное отношение к придворному быту. Дворец короля Сигизмунда был оформлен невероятно пышно. Кульминацией сцены стал экстравагантный танец сатиров и нимф на балу у короля, демонстрировавший моральное разложение поляков.
В финале оперы на фоне панно с изображением Кремля выезжал изготовленный из папье-маше в натуральную величину макет памятника Минину и Пожарскому.
На генеральной репетиции Мордвинов, Самосуд и все участники постановки сильно нервничали: что скажет Сталин? Первая претензия вождя касалась родственников Ивана Сусанина: негоже, мол, им так явно и ярко оплакивать на Красной площади смерть отца: «Это – тяжкое горе, но оно личное. В целом же весь русский народ одержал победу. Следовательно, пусть ликует как победитель!»
То есть, пусть родня Сусанина не плачет, а радуется вместе со всеми.
Второе, что предложил Сталин, – выехать Минину и Пожарскому на конях из ворот Кремля, третье – поставить побежденных поляков на колени, бросив их знамена к ногам победителей. Этот идеологический маневр был связан с резким обострением советско-польских отношений.
Сталин дал указание и осветителям: «Почему на сцене так темно? Нужно больше света, товарищи, больше народу!»
Вскоре эпилог был переделан.
«Под торжественное «Славься» теперь из кремлевских ворот выходили русские воины-герои, бояре, духовенство, пленные поляки, картина приобрела динамику и патриотический пафос, – вспоминал Рейзен. – Яркий солнечный свет заливал всю сцену, на которой находилась огромная ликующая толпа. Это был подлинный апофеоз, восславляющий русский народ».
Указания Сталина передавались театру и раньше, например, он разрешил оставить гимн: «Как же так, без «Славься»? Ведь на Руси тогда были князья, бояре, купцы, духовенство, миряне. Они все объединились в борьбе с поляками. Зачем же нарушать историческую правду? Не надо».
Это был первый уникальный случай, когда первое лицо государства корректировало постановочный замысел спектакля.
Между тем, присутствие Сталина негативно отражалось на труппе: если до его приезда все нервничали, пытаясь угадать намерения вождя, то после – тряслись от страха, боясь не так спеть. У артистов нередко пропадал голос, забывались слова…
А сам Иосиф Виссарионович остался очень доволен, в том числе – и своим участием в постановке. Сталин просил передать всему коллективу театра, работавшему над спектаклем, его благодарность, сказал, что этот спектакль войдет в историю театра.
На следующий день в театре состоялся грандиозный митинг с участием всей труппы и работников. Выступавшие славили советское искусство и товарища Сталина.
Из всех создателей «Сусанина» сталинскую премию получил лишь музыкальный руководитель постановки – Самуил Самосуд.
Имя Мордвинова сначала исчезло с афиши, а чуть позже режиссера арестовали по обвинению в шпионской связи и сослали в Воркуту.
Сергей Ишков.
