Жизнь художественного руководителя столичного Театра марионеток, почетного деятеля искусств города Москвы Ирины Крячун достойна киносценария. В ее судьбе будущего профессионального кукольника с детства происходили удивительные вещи. Мама говорила маленькой Ире, что она «не от мира сего». И, наверное, была права в чем-то: ведь посвятить свою жизнь марионетке, путешествуя вместе с куклой по лабиринтам человеческого духа, подвластно далеко не каждому.
– Во мне с детства жила внутренняя вера, – рассказывает Ирина. – Хотя я – человек совершенно не воцерковленный. Во времена существования СССР, на которое пришлись мои юношеские годы, церковь государством не привечалась. Но, еще будучи ребенком, я пережила удивительное духовное потрясение, которое потом оказало значимое влияние на мою дальнейшую творческую судьбу, дав грядущим спектаклям совсем иную глубину и смысл.
Мы с мамой, пионервожатой, ездили в летний лагерь в Лазаревское на Чёрном море. И там дети ходили с палатками в походы в горы. Это была относительно дикая местность, в горах промышляли шакалы, мы ночного воя шакалов побаивались. Вожатые жгли костры, чтобы шакалов отпугивать, однажды я дежурила у такого костра. Было не по себе, за мной была гора, и вдруг я почувствовала, как кто-то коснулся моего левого плеча. Я обернулась, думая, что подошла мама, и ахнула: увидела за спиной огромный лик. Вскрикнула, сестра, сидевшая рядом, мгновенно обернулась, но лик уже рассеивался, и сестра увидела только его очертания. Этот лик и само происшествие у меня из головы долгое время не выходили.
Уже лет в 16 я проезжала мимо Елоховского храма, и меня как будто вдруг кто-то позвал внутрь. Я вышла из троллейбуса и зашла в храм: у входа висело изображение в полный рост. Это был Серафим Саровский, в котором я мгновенно узнала тот самый лик. У меня тогда даже спина похолодела, у иконы я простояла долго-долго, не зная, кто это, как зовут святого на иконе. Потом ко мне подошла старушка и сказала: «Ты молись ему – он всем молодым помогает».
Второе столкновение с горним миром случилось, уже когда появился ребенок. У меня начинался перитонит, ночью живот вздулся, я чувствовала, что уплываю куда-то. И увидела стоявшего у своей кровати в красивейших одеждах молодого человека. «Я не хочу уходить, у меня ребенок маленький, мне его поднять надо. Ты кто?» – «Я – Пантелеймон». Когда в ту ночь я оказалась на операционном столе в 5-й Градской больнице святителя Алексия на Ленинском проспекте, муж сообщил потом, что при входе в клинику нас встретила икона святого Пантелеймона Целителя в полный рост. Того самого, которого я увидела у своей кровати в видении.
После этого во мне что-то «перещелкнуло»: я четко осознала, что в этом мире есть что-то такое, о чем я только ранее догадывалась, чего не знаю, но что определило дальнейшую мою судьбу и будущую глубину наших спектаклей в Театре марионеток.
– Да, я обратила внимание, что даже в таком, казалось бы, детском спектакле, как «Снежная королева» по Андерсену, у вас присутствует духовная тема. Хотя в изданиях этой сказки советского периода она напрочь отсутствует.
– Андерсен был христианином, сказки которого были пронизаны верой в Бога. В России Андерсен еще с дореволюционных времен издавался в переводе Петра и Анны Ганзен, и именно в этом переводе мы играем наш спектакль. Хотя в современных изданиях перевод, конечно же, подвергся жесткой цензуре: были удалены все христианские символы и образы и даже само упоминание о молитвах и Христе. А ведь, по замыслу Андерсена, перед Гердой открываются ворота, именно когда она читает молитву «Отче наш», благодаря чему ей и удалось спасти Кая. Чувствуете, как меняется смысл в этом прочтении? И еще из «Снежной королевы» в советское время исчезли ангелы, пение псалмов и чтение Евангелия…
– Ирина, Театр марионеток достаточно далек от того классического образования, которое вы получили, окончив актерское отделение Ярославского театрального училища. Как драматическую актрису занесло в мире марионеток?
– Мое первое образование действительно актерское. У нас преподавал Владислав Станиславович Андрушкевич – мастер старой питерской школы. Старые мастера, которые работали с нами, очень детально подходили к профессии, неукоснительно придерживались школы Станиславского и, хотели мы того или нет, до нас ее доносили. На работах, которые мы показывали, они очень грамотно и терпеливо возвращали нас к основам. Школа старой закалки и сегодня помогает мне жить. Это ведь здорово, когда на старой яблоне прививают новые ростки – получаются очень вкусные яблоки.
– Вы и сегодня достаточно часто выходите на сцену именно как драматическая актриса. А актрисой хотелось быть всегда?
– С детства об этом мечтала. Но судьба распорядилась так, что я встретила своего первого педагога в мире кукол, коим оказалась Раиса Павловна Альперин, известная в Москве марионеточница. Я попала в ее коллектив сначала при Москонцерте, Росконцерте, потом при филармонии. К моменту нашей встречи я уже окончила театр-студию при «Мосфильме», снималась в эпизодах в кино, болела искусством. Хотя до сих пор убеждена, что люди просто так не заболевают этим, они с этим рождаются.
Моя подруга, работавшая тогда на телевидении, видя мое желание быть актрисой, предложила познакомиться с Раисой Павловной, которая подыскивала молодую помощницу без опыта работы. Мне дали телефон, я позвонила, приехала к ней домой в Каретный Ряд. Общались долго, и помню, как неожиданно она дала мне марионетку в руки со словами: «На, попробуй». А я ее сроду в руках не держала…
– Альперин была известной личностью в своих кругах, продолжателем дореволюционного театра…
– Верно. В свое время на площадке Дома культуры Розы Люксембург на Курской собиралась замечательная компания – там бывали Мейерхольд, Гумилёв, творческая богема. Они читали новые пьесы, делились своими творческими находками и наблюдениями. Вот именно там и возникли попытки создать первый театр марионеток. Что-то получалось, что-то нет. А уже после революции вся эта группировка театральная разделилась на две части: одна уехала в Питер, и сейчас это Санкт-Петербургский театр марионеток имени Е. С. Деммени. А вторая часть осталась в Москве, где и работала Раиса Павловна: это и есть та самая матрица, с которой начинался наш Театр марионеток, художественным руководителем которого я сегодня являюсь. Такова история нашего театра с давних времен и до нынешнего дня.
– А от театра Альперин что-то осталось?
– Раиса Павловна прошла войну, во многих ее спектаклях играли куклы, от которых сегодня сохранилось одна-две. Она их пронесла через всю свою жизнь, и я сегодня бережно храню их много лет для музея.
– Вам ведь тоже нелегко пришлось: сохранить театр в Москве в период развала СССР – это еще суметь надо…
– Да, у нас были сложные времена. В стране существовала монополия, был Сергей Образцов, театров вообще было не так много, и уж театров кукол вовсе единицы. Мы прошли долгий путь: наш театр изначально имел статус гастрольного коллектива, был коммерческим, был некоммерческим, был театром-студией: мы развивались вместе со страной. И только относительно недавно нам наконец удалось получить статус государственного театра.
– То есть изначально вы работали, делая куклы собственноручно?
– Мы их делали сами, на свои средства, пытаясь как-то выжить и сохранить этот жанр, традицию. Мы стремились протянуть живую нить искусства владения марионеткой из прошлого в настоящее. А ведь нашим актерам надо было еще и жить на что-то. Поэтому каждый совмещал работу в театре с другой деятельностью, и ведь все успевали!
– А как же ваша базовая специальность драматической актрисы? Не хотелось все бросить и пойти в драматический театр на стабильный оклад, с возможностью сниматься в кино?
– Был период, когда меня активно приглашали разные театры, приглашали на очень хорошие постановки. Но мне уже было жалко бросать все то, что стало делом моей жизни: я, как никто, понимала, что тогда наш театр погибнет. Потому что просто будет некому протягивать ту нить, о которой мы говорили.
– Я смотрю ваш репертуар и вижу, что вы переиграли огромное количество ролей. Да и ваше режиссерское портфолио внушает уважение: «Снежная Королева», «Волшебник изумрудного города», «Судьбы сквозь замочную скважину», «Проделки снежной Холодуньи», «Гуси-лебеди», «По щучьему веленью» и так далее…
– Да уж, кого я только не играла! Среди детских спектаклей были и зайки, и медвежата… Был, например, спектакль «Катькин день», где я играла непослушного котенка по имени Катька. Это была тяжелая марионетка, я должна была этим котенком играть, совмещая его к тому же с часами, ложками – в театре кукол ведь все оживает, он этим и прекрасен!
Наш театр – это мир взрослого человека, увиденный глазами ребенка. Мы, взрослея, забываем своего внутреннего ребенка. А ведь чем дольше внутри детство в человеке остается, тем он более открыт миру и новому. И всегда готов прийти на помощь птичке, которая крылышко повредила, ее надо обязательно взять и вылечить. Это – из детства, и это остается с кукольниками навсегда.
– Сейчас у вас, судя по всему, уже очень большой коллектив штатных актеров и много артистов приглашенных. Какое качество всех их объединяет, с вашей точки зрения?
– Все они, помимо того, что замечательные кукольники, еще и очень хорошие люди. Нельзя быть хорошим марионеточником, если у тебя гнилая душа. Ведь с куклой идет связь через нити, ты ей даешь свою энергетику, через руку – и зритель верит. А потом эта энергия возвращается обратно – вот такой энергообмен происходит постоянно. Только при его наличии можно полностью войти в образ.
К тому же если ты выходишь на сцену, то обязательно должен сказать о том, ради чего вышел. Именно сказать через куклу, а не просто себя показать, что, кстати, характерно для некоторых современных актерских школ – вышел и демонстрируешь залу, какой ты замечательный! Нет, наши старые педагоги прививали другое: осмыслить, чем живешь, о чем переживаешь, что хочешь донести? Вот тогда и возникает многослойность спектакля, его глубина, значимость. Это сродни басням Крылова и других великих мудрецов, где кричит в полный голос междустрочье. Без духовного фундамента хороший театр сделать невозможно.
– Я видела, что у вас на сцене, в той же «Снежной Королеве», куклы и люди сосуществуют вместе, и иногда непонятно, человек на сцене или марионетка работает…
– Это так. Главные наши персонажи переходят по ходу спектакля в куклы, зрители не видят этой грани – это и есть магия Театра марионеток. «Снежная Королева», кстати, рождалась во время больших гастролей в Анадырь – холод, снег, лед, шаманы, вера! Получился глубокий спектакль о том, что любовь всегда побеждает.
Как и в «Волшебнике изумрудного города»: не важно, в какой темноте ты оказался, свет всегда победит и осветит тьму.
– «Волшебник изумрудного города» состоит из двух частей, что удивительно…
– Я долго думала, как поместить огромный материал в короткий спектакль, и не нашла ничего лучшего, как сделать дилогию. Причем наш зритель после первой части с удовольствием приходит на вторую, билеты раскупаются сразу. Первая часть – борьба с Гингемой, вторая – с Бастиндой.
У нас все актеры танцующие, поющие, мы никогда не работаем под «плюс». В этом спектакле также есть филигранный переход от кукол к людям, к образам, потому что волки – это ребята, вОроны – это ребята. Я пытаюсь из всего создать реальность и нащупать выход для героев из сложной ситуации. Ведь и в жизни каждый человек так или иначе попадает в подобные ситуации, мы все проходим дорогой испытаний.
– Самое время услышать совет Мастера: что нужно, чтобы выйти из этих испытаний успешно?
– Нужно очень внимательно слушать себя, не врать себе и не предавать свой внутренний мир.
Елена Булова.
Фото предоставлены Ириной Крячун
