Удивление не имеет ничего общего с исторической экономической реальностью, с теорией и практикой, с фактами. Это более чем субъективные, странные чувства и мысли.
Ирония истории в том, что в России и монархисты-славянофилы, и царские чиновники, и революционеры – эсеры и большевики – считали, что коллективное хозяйство, крестьянская община, отвечает самым сокровенным чувствам, мыслям и традиционным ценностям русского человека.
Это мнение бытует до сих пор. До сих пор Столыпина осуждают за его аграрную реформу, за то, что начал передачу земли в собственность крестьян, за постепенное упразднение сельской общины – коллективного собственника. До сих пор о результатах той реформы спорят, хотя спор практически беспредметный. Столыпин просто не успел довести реформу до конца – за пять лет, с 1906 года, вывел на хутора и отруба лишь 8–10% крестьян. Очень малая величина в масштабах страны. А в сентябре 1911 года выстрел террориста оборвал его жизнь. Показательно, что убийца был анархистом-революционером, затем тайным агентом царской охранки.
Против реформы Столыпина настроены были и царские госчиновники, и монархисты-славянофилы, и революционеры. «Правительство, подавив попытку открытого восстания и захвата земель в деревне, поставило себе целью распылить крестьянство усиленным насаждением личной частной собственности или хуторским хозяйством, – говорилось в 1908 году на конференции партии социалистов-революционеров (эсеров) в Лондоне. – Всякий успех правительства в этом направлении наносит серьезный ущерб делу революции» (https://doc20vek.ru/node/1420#27%29).
Боялись, что крестьян, получивших в собственность надел земли, ни на какое восстание уже не поднимешь?
Сейчас есть и другие точки зрения. Так, известный современный политолог Сергей Кара-Мурза утверждает, что «Столыпин вошел в непримиримый конфликт с русской жизнью», что «причина – в несоответствии идей Столыпина интересам основной массы крестьянства». И делает вывод: «Реформа Столыпина провалилась, она прямо привела к революции».
То есть русские крестьяне не хотели иметь землю в собственности, рвались в общину – и потому участвовали в революции?
Итак, повторим: в то время и правые, и левые были противниками столыпинской реформы, сторонниками сельской общины. И нынешние правые и левые полагают, что общинное, коллективное хозяйство отвечает самым сокровенным чувствам, мыслям и традиционным ценностям русского человека.
Однако ведь эти чаяния сбылись в СССР.
95 лет назад, 7 ноября 1929 года, в газете «Правда» вышла статья Сталина «Год великого перелома». Она известила народ о полном отказе от ленинского НЭПа (новой экономической политики), о решительных изменениях «на всех фронтах социалистического строительства». В том числе – «о коренном переломе в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию».
Государственные совхозы и колхозы (формально коллективные, а фактически – государственные) стали основными производителями продукции сельского хозяйства. Мечтаемая сельская община на одной шестой части земной суши стала реальностью?!
И что же? Все годы советской власти в стране мясо, колбасу можно было купить только в магазинах Москвы, Ленинграда, Киева и столицах прибалтийских республик. В остальных краях продовольственный дефицит не покупали, а «доставали». То есть по знакомству, у людей, связанных с системой снабжения. Из областей за сотни километров ездили за продуктами в Москву и Ленинград. Страна полнилась анекдотами. Например: «Длинное, зеленое, пахнет колбасой – что это?» Ответ: «Электричка Москва – Рязань».
При этом дефицит продуктов официально не признавался. Вплоть до того, что я однажды не поверил Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного Совета СССР товарищу Леониду Ильичу Брежневу. Его словам в докладе на майском 1982 года Пленуме ЦК КПСС, на котором была принята Продовольственная программа. Тогда я с утра срочно писал комментарий для газеты, в которой работал. Печатал на машинке свой опус, а одна из сотрудниц диктовала мне цитаты из доклада. На словах «продовольственная проблема» я споткнулся: «Ты что это говоришь, какая «проблема»? Программа, а не проблема! Сотрудница ответила: «Так я сама не верю. Смотри». Точно, в газете «Правда» черным по белому было напечатано: «продовольственная проблема». Я пошел к нашему главному политическому начальнику: «Что делать?» Он тоже поразился, но сказал: «Раз в «Правде» так напечатано, то что ж, давайте…» И я продолжил писать о положении в сельском хозяйстве.
Реакция наша понятна. Ведь по официальным канонам все должно было быть, как в распространенном стишке тех лет, будто бы всерьез написанном неким гражданином и присланном в редакцию: «При советской нашей власти жизнь цветет, как маков цвет. Окромя явлений счастья никаких явлений нет». В прессе допускалась дозированная критика в вопросах охраны природы, в материалах про сельское хозяйство дозволялось писать об «отдельных недостатках» и даже о «существенных недостатках». Но чтобы «продовольственная проблема», да еще на всю страну, с самой высокой трибуны…
Через восемь лет, в 1990 году, «Литературная газета», выходившая тиражом более шести миллионов экземпляров, опубликовала мою статью «Черная дыра».
«97 процентов земли принадлежат государству в лице колхозов и совхозов и только 3 процента – народу, владельцам дачных и приусадебных участков, но эти 3 процента дают 60 процентов картошки, 30 – овощей, 30 – мяса и 27 процентов молока».
Хотя на дворе был разгар перестройки и гласности, и пресса полнилась громкими материалами, статья произвела оглушающий эффект. Ее зачитывали с трибуны Первого съезда народных депутатов СССР, цитировали газеты, радио и телевидение.
Прошли десятилетия. Теперь все известно, ясно – и с коллективизацией, и с неэффективностью огосударствления экономики в принципе. А уж тогда, в годы перестройки, никаких сомнений не было.
Однако сейчас появилось некоторое удивление.
Оно не имеет ничего общего с исторической экономической реальностью, с научной теорией и практикой, с фактами. Это более чем субъективные, странные чувства и мысли.
Ведь все было в руках государства – несметные природные, производственные и людские ресурсы, лучшие в мире черноземы, самая большая в мире пашня, другие сельскохозяйственные угодья. И – деньги.
То есть никаких проблем с финансированием, материальной базой, кадрами. На решение любой задачи можно было направить любые средства – обеспечить любой проект деньгами, производственными мощностями, привлечь людей. Все – в одних руках. Не надо беспокоиться о быстрой окупаемости, срочной прибыли, возвращении кредитов. Можно вкладываться в долгосрочные программы, в будущее. Тем более в сельском хозяйстве, с его ежегодной сезонной отдачей.
И что в итоге? Мяса и колбасы в магазинах не было… Вроде бы все ясно и понятно. Но почему-то сейчас это вызывает некоторое умозрительное удивление.
Сергей Баймухаметов.
Фото мобильного репортера / агентство «Москва»
В авторе угадывается глубокий, высокопрофессиональный историк без намека на тенденциозную пропаганду. Только факты! Респект Сергею Баймухаметову.