На Чермянке и на Яузе, в Северо-Восточном округе, от МКАД до Ростокино, в последние несколько лет стало много бобров. Заметно – в самом прямом смысле – больше, чем раньше. А в одной из яузских проток появился даже остров бобров.
Можно предполагать, что это связано с тем, что в 2018 году в Мытищинском районе Московской области начали «благоустраивать» Яузу, кромсать экскаваторами берега, уничтожили кормовую базу бобров и их жилища – хатки.
Тогда они, видимо, и начали переселяться к своим городским родственникам. Пусть река здесь не такая чистая, как в верховьях, пусть рядом шумная Москва с близкими улицами, пусть это большой, людный парк Яуза, но зато безопасно и еды вдоволь.
Мои знакомые бобры, Семён и Ефросинья, живут в Свиблове, на маленьком острове в яузской протоке, практически старице. Без боязни плавают на виду у гуляющих, можно сказать – позируют на фоне уток, с которыми мирно соседствуют на общем острове.
Местный молодой рыбак одного бобра окрестил Сеней, Сенькой. Но бобер – не лихой сорванец, он – солидная персона. Поэтому я считаю, ему больше приличествует имя Семён. А супругу его уже я назвал Ефросиньей. По-моему, имена очень им подходят.
Остров для них – подарок природы. Полная изоляция, безопасность. Можно представить, как им там уютно. Бобровая хатка – многокомнатная квартира. Вначале – прихожая-сушилка, вход в нее непосредственно из подводной глубины, там бобры и бобрята, вылезая из речки-пруда, отряхиваются, сушатся. Потом переходят в столовые, спальни, гостиные, расположенные выше. Разумеется, есть запасные, на случай опасности, выходы-туннели к воде. Бобры никогда не засоряют жилище остатками еды и другими отходами.
Местные свибловские жители из близстоящих домов, приходя на речку, угощают Семёна и Ефросинью батонами. Конечно, им это вредно. Как и уткам. Но я думаю, что обитатели Яузы давно уже приспособились. Ведь в Яузе есть даже раки. А они, по всем прежним канонам, живут только там, где самая чистая вода.
Бобер берет кусок батона двумя передними лапками, чуть высовывается из воды и начинает лакомиться. На мордочке его написано нескрываемое удовольствие.
Но чаще он отплывает с куском батона к своему острову, в тень деревьев – и там уже наслаждается в тишине и покое, подальше от людских глаз.
А еще у Сёмена и Ефросиньи есть свой мост через старицу.
Они то и дело проплывают под ним, выходят на той стороне на болотистую отмель и там кормятся. Наевшись, отгрызают сочный стебель рогоза и транспортируют к себе на остров.
В общем, милые пушистые зверьки. Поэтому как-то даже не верится, что они способны валить громадные деревья. Эти снимки я сделал в конце мая выше по течению, уже в Бабушкинском районе, на труднодоступном маленьком обрыве над рекой, отделенном от материкового берега пойменным болотцем.
Кстати, неподалеку от этого лесоповала, на том берегу, в Южном Медведкове, установлена скульптурная композиция работы Ивана Соловьева. На ней бобер занят как раз этим делом – подгрызает ствол дерева.
То, что они корой питаются, понятно. Но зачем перегрызают и валят деревья? Потому что инстинкт велит. Так они строят плотинки, поднимают и поддерживают уровень воды в своих ручьях, речках, старицах, прудах. Если уйдет вода – среда обитания изменится роковым образом: на суше бобер медлителен, неуклюж, легко становится добычей крупных хищников.
Впервые я увидел бобровую плотинку 42 года назад, в 1980-м. Мы с егерем подмосковного Уваровского охотхозяйства Борисом Александровым бродили по лесам окрест деревни Бычково. Места почти глухоманные, хотя и Московская область. Но в то уже давнее время осенью и весной в Бычково на машине было не проехать, я добирался пешком и на попутном тракторе.
Мы брели по мелководью.
– Смотри, вот и бобровая плотинка, – сказал Александров.
До сих пор помню то свое восхищение, изумление, восторженное недоумение.
Бобровая плотина – немыслимое сооружение. Ветки, веточки, тончайшие прутики-паутинки сплетены в ажурную сеточку, местами обмазанную глиной. Не плотина, а детская корзиночка из воздушной соломки! Из которой прорастают зеленые побеги с листочками.
– Да как же она удерживает напор воды? – удивился я. – Первый же паводок снесет!
– Это так кажется, – усмехнулся Александров. – На самом деле – прочная штука. Внизу, под водой, цельные стволы уложены. А сверху сквозь плотину вода свободно проходит. Так что напора сильного нет. Можно сказать, дренажная плотина. Но главное – смотри: плотина ставится не поперек ручья, а наискось, ровно под углом 45 градусов, чтобы уменьшить напор, чтобы вода скользила по плотине и уходила в отводной канал у другого берега. Бобры строго поддерживают определенный уровень, и как только река мелеет, тут же сужают канал. У них всё предусмотрено. Бобры – это…
Борис умолк, подыскивая слова, а потом громко, радуясь своему же определению, объявил:
– Бобры – это инженеры! Вот как!
Плотинка, мимо которой мы проходили, была маленькая, построенная одной семьей. А на ручьях и речках побольше они ставятся силами всей колонии. И там уже, наверное, не семейная иерархия, а разделение труда в коллективе, организация производства. Есть, наверное, свой прораб, свой главный инженер… А как же иначе?
Тогда, в 1980 году, в Советском Союзе чуть ли не каждый бобер был на счету. Даже в далеких лесных краях. И появление семьи – праздник для егеря. Александров гордился так, будто собственноручно привез и расселил здесь бобров.
А сейчас, в 2022 году, мои знакомые бобры Семен и Ефросинья живут на своем острове посреди яузской старицы – в 150 метрах от московской улицы.
На радость себе и людям.
В заключение – моя любимая история. Лет пятнадцать назад в американском штате Луизиана бандиты ограбили казино, и, убегая от погони, спрятали три сумки с деньгами в ручье. Полиция нашла две сумки. А третья – исчезла. Как выяснилось, ее забрали бобры. Достали доллары, изучили, убедились, что бумага хорошая, в воде не размокает, не расползается. И заткнули долларами дырочки в плотинке. Умные, симпатичные звери, знают, куда эффективно, с пользой вкладывать валютные средства.
Сергей Баймухаметов.
Фото автора
Читайте также
