27 марта, в Международный день театра, по счастливому совпадению столичному театру «У Никитских ворот» исполняется 40 лет. Театр, руководимый Марком Розовским, – разножанровый, разноязыкий, разностильный – обстоятельство, требующее синтетического мастерства от всего актерского состава. Главной темой этого коллектива все сорок лет был человек, попавший в мясорубку истории.
Наш обозреватель выяснила у народного артиста Российской Федерации Марка Розовского, чем сегодня живет его коллектив – один из самых интересных на театральной карте современной столицы.
– Марк Григорьевич, почему вы решили отмечать юбилей в Международный день театра? Специально подгадывали?
– Судьба у нас такая. Совершенно случайно Всемирный день театра совпал с днем рождения театра «У Никитских ворот», что на самом деле очень символично. Мы сами были этому чрезвычайно удивлены. Ведь наш театр рождался, когда данный праздник в мире еще не отмечался.
– А есть ли у вас пожелание российскому театру в этот день?
– Я желаю процветания каждому театру нашей великой страны.
– У вашего театра интересная судьба. Если оглянуться назад, что вспоминается особо?
– Театр наш родился еще в советское время, в период застоя, но сразу же получил статус одной из первых в стране театров-студий. Мы существовали изначально на полном хозрасчете, ни рубля госдотаций не получали, что было непривычно. Зато все деньги, которые зарабатывали, были нашими. Сами их распределяли – на зарплаты, на новые спектакли. Кстати, эта форма существования соответствовала призыву Константина Сергеевича Станиславского: «От студии – к театру». Мы достойно прошли трудный путь. Мы – театр, выросший «из ничего».
Помню, как в первые годы нами игралось по 600 – 800 спектаклей в сезон. Причем объездили тогда всю страну. Потому что помещения-то у нас своего не было. Лишь в 1986 году получили право занять коммунальную квартиру у Никитских Ворот. Отсюда возникло название – театр «У Никитских ворот». Мы единственные в Москве, кто по географическому признаку носит в названии предлог «у». Все остальные носят предлог «на». Гордимся этим обстоятельством чрезвычайно.
– Как вы относитесь к юбилеям?
– Вообще-то, юбилей – это катастрофа, но с оттенком праздника. Это большие хлопоты и переживания. Но мы постараемся 27 марта не ударить в грязь лицом. Будет большой концерт для наших друзей, коллег, хотя зал у нас небольшой. Кстати, первые 28 лет мы вообще работали в коммунальной квартире, но потом получили все-таки от правительства Москвы помещение бывшего Кинотеатра повторного фильма.
– Каким вы видите итог своего сорокалетнего пути? Есть чем похвастаться?
– Еще бы! За сорок лет сыграно более 15 000 спектаклей. На них побывало более полутора миллионов зрителей, а это сопоставимо с населением города-миллионника. Нами выпущено 195 премьер – этой внушительной цифрой мы тоже реально гордимся.
– Марк Григорьевич, дайте свое определение театра. Что есть театр в вашем понимании?
– Это триединство – репертуара, труппы и публики. Есть это триединство – значит, есть театр. Наш собственный репертуар имеет разнонаправленную сущность. Во-первых, это русская классика, во-вторых, это современная пьеса – зарубежная и российская. Ну и в-третьих, это авангардные опусы и «шампанские» зрелища. К последним я отношу мюзиклы, которых у нас предостаточно.
Что же касается русской классики… Знаете, русская культура – это сосредоточие наших духовных поисков во все времена, и все сорок лет мы утверждали именно эту концепцию, как первейшую. Еще я уверен, что именно на стыке «театра переживания» и «театра представления» возникают миры истинно человечного театра, театра драмы, комедии и трагедии. Наш театр – разноформный, требующий синтетичности. Сам я – ученик Товстоногова и стою на том, чтобы мы делали наши спектакли именно в этом ключе.
– Ваша основная тема – человек, попавший в мясорубку истории?
– Это так. Мы всегда пытались разглядеть, распознать судьбу человека в его противоречиях, в его духовных поисках, в заблуждениях, в завихрениях, если хотите. Именно это и составляет основу драматического искусства. Свобода и рабство, низость и высота, ложь и правда, грех и ответственность за грех, излучение гармонии и расщепленность человеческого «я» – все это нам чрезвычайно интересно. И постижение подобных смыслов составляет ежедневный труд – актерский и режиссерский.
– У вас в афише немыслимое количество разных авторов… Что их для вас объединяет?
– Мы всегда стараемся оставаться верны философии каждого конкретного автора, его стилю, мироосознанию. Это и есть, собственно, та великая русская театральная школа, которую не хочется потерять. Она сегодня, что греха таить, иногда стирается, иногда становится не главной. Но мы отстаиваем именно эти – да, консервативные – вещи, считая, что это – самый что ни на есть живой академизм. Он позволяет нам играть пьесы самых разных авторов. Только в марте мы играли произведения, авторами которых были Высоцкий, Стивенсон, Гибсон, Шекспир, Пушкин, Чехов, Толстой, Конан Дойль, Грибоедов, Окуджава, Дюма, Олби, Санаев, Бунин, Мориц, Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский, Рождественский, Цветаева, Гуркин, Мрожек, Бабель, Улицкая, Баратынский, Достоевский… Это ведь только фамилии, а за каждой фамилией, за каждым названием стоит колоссальный круг актеров, их титанический труд.
– Любите своих актеров?
– Я их обожаю. Хотя с ними и ругаюсь, и спорю. Но это ровным счетом ничего не значит, потому что мы делаем общее дело. И совершенно уверены, что наше общее дело и дальше будет расцветать и развиваться.
– А что для вас самое страшное в театре?
– Мертвечина. Как я уже сказал, мы сами стоим на позиции «живого академизма», то есть не сухого, не скучного, не мертвого, а именно живого. Наш зритель это ценит, понимает и принимает.
– Что нас ждет 27 марта?
– Будет большой веселый концерт с традиционным капустником, праздничное шоу, в котором примет участие почти вся наша труппа. Кстати, для желающим мы его повторяем 18 апреля.
Елена Булова.
Фото автора и PR театра
