На сцене театра «У Никитских ворот» состоялась премьера спектакля «Голос отца», поставленного Марком Розовским по малоизвестной пьесе Андрея Платонова.
Зритель на этом спектакле сталкиваются почти с шекспировским сюжетом: сын приходит на могилу отца, «продолжателя дела Уатта и Дизеля», и, сидя на скамеечке, размышляет над вопросами жизни, смерти и человеческой памяти. И вдруг начинает слышать ответы умершего батюшки на собственные вопросы.
Разрывающий сценическое пространство голос отца плывет над погостом, над крестами, памятниками, над низенькой изгородью, пучками высохшей травы, дорожками, усеянными осенними листьями (сценография самого Марка Розовского).
«Я в твоем сердце и в твоем воспоминании, – произносит голос отца, – больше меня нигде нет. И ты – моя жизнь и надежда, а без тебя я ничтожней того праха, который лежит под этим могильным камнем, без тебя я мертв навсегда и не помню, что был живым».
А вскоре на кладбище появляется Служащий (Илья Собакин), в порыве непрошенного энтузиазма пришедший сносить могилы, чтобы расчистить пространство под увеселительный парк отдыха…
Пьеса Платонова написана в 1937 году, Марк Розовский к данному материалу уже обращался более полувека назад. Режиссер уверен, что «все, что есть прекрасного в Платонове-писателе, сосредоточено именно в этой пьесе».
Платоновский «Голос отца» действительно несет в себе кристальную ясность смыслов. По-моему, настолько кристальную, что нынешнему молодому зрителю может показаться, что автор тонко иронизирует, использовав в своем тексте прием пропагандистской агитки.
Шестидесятник Розовский прошел свой период иллюзий, называемых его поколением «периодом надежд». Он тоже ездил на целину и всем сердцем был со страной. Марк Григорьевич, как и герои Платонова, как и Отец в повести «Голос отца», верил, что «если вот-вот чуть-чуть поднажать, то можно будет всем вместе дойти до светлой цели» (цитата из его интервью). Такими же были и Евтушенко, и Вознесенский, и Рождественский, и Окуджава… Таким же было до определенного периода и мое собственное поколение, родившееся на три десятилетия позже Розовского.
В пьесе невидимый нам Отец говорит со зрителями через сердце сына Якова (Александр Чернявский). Губы артиста шепчут те же слова, которые мы слышим как усиленный динамиками голос отца.
Прием – сильный, особенно для тех, кто сам склонен вести внутренние диалоги с умершими близкими. Марку Григорьевичу такой диалог не чужд. Он как-то рассказывал, что, проводя генеральную репетицию, всегда мысленно сажает рядом своего учителя Товстоногова и интересуется по окончании: «Георгий Александрович, что скажете?» И слышит ответы.
Для постановщика пьеса «Голос отца» прежде всего высказывание о необходимости сохранения связи времен. Потому что когда «связь времен распадается» – грядут невеселые времена «пустотного существования».
Фигуру Служащего, олицетворяющего это пустотное существование, Розовский причисляет к породе манкуртов: был такой персонаж у Чингиза Айтматова. Манкурты, превратившиеся в «иванов, родства не помнящих», – идеальные работники, ничего не хотящие, повеление хозяина для них – превыше всего.
Сдерживающей силой выступает еще один платоновский персонаж – Милиционер. Герой Богдана Ханина обстоятельно объясняет Якову, что такого Служащего даже в тюрьму нельзя посадить – разнесет на кусочки. И выслать тоже ведь никуда нельзя. Потому что куда ни отправь таких вот Служащих, они уничтожат все живое там, где будут находится. Так что остается только ждать, пока они «сами износятся».
Вот обществу и остается бродить сорок лет по пустыне, пока не умрет последний живущий в рабстве. Герои Платонова продолжают бродить… И не факт, что этот путь ими уже окончен.
Платоновский мир, по-моему, в рамках театрального пространства Розовского абсолютно правдив и актуален. Постановщик говорит о проблемах нашего собственного времени, не фальшивя, не самоутверждаясь за счет платоновского текста (что было бы сделать в данном случае очень легко). Режиссер не просто обозначает проблемы, подвергая их анализу, но и заявляет собственную позицию. Что по нынешним временам – большое мужество. Мужество сегодня иметь принципы и жить по ним. Но Марку Розовскому это удается каждый раз.
Все мы смертны, все устает и засыхает. Вопрос: что после нас остается? Платонов в «Голосе отца» обращает внимание на опасность разрушения связи с предками как на возможность одичания и потери своей сокровенной собственной сути. Продолжая мысль Платонова, Розовский идет дальше: в его сценическом решении сквозит гоголевское утверждение, что все-таки «мертвые способны приходить и вмешиваться в наши дела». А значит там, за порогом земной жизни, есть кто-то, кто этим процессом управляет. И если его поместить в центр нашего мира, тогда все остальные вещи в этом мире встанут на свои места.
«Блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними (Откр 14:13).
Елена Булова.
Фото предоставила пресс-служба театра «У Никитских ворот»
