Новый роман А. И. Куприянова, как следует из аннотации и по словам самого автора, написан в стиле мовизма (Александр Куприянов, Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа. – М.: Вече, 2023. – 464 с.)
Мовизм, в переводе с французского «плохое письмо», то есть не гладкое сюжетное повествование, а отрывочные и как бы случайные мысли и воспоминания, которые и составляют калейдоскоп жизни и судьбы писателя.
На презентации книги в «Библио-Глобусе» Александр Куприянов признался, что сказать о себе «я писатель», это все равно что сказать «я красавец». Не то чтобы нескромно, а моветон (вот опять тот же корень, что и в слове мовизм – плохой тон). Автор уверен, что в рассказе о себе должна присутствовать самоирония, и с ним нельзя не согласиться.
Внучка Юля задала вопрос – с него, по сути, и начинается книга: «А ты стал писателем?». Юля, кстати, присутствовала на презентации. Но ответить на ее вопрос оказалось не так просто. Проще было бы ответить на вопрос: «Как стать писателем?» И на этот вопрос отвечали по-своему все выступавшие в тот вечер 25 июля в зале «Библио-Глобуса» – и классик современной отечественной литературы Юрий Поляков, и замечательный писатель Юрий Козлов, и тонкий и умный редактор Екатерина Рощина. Во-первых, чтобы стать писателем, надо писать. Это большой труд, в котором важную роль играет журналистский исследовательский подход – а, как мы знаем, А.И. Куприянов – главный редактор газеты «Вечерняя Москва», прошел путь от корреспондента местной газеты до работы собкора в Праге и в Лондоне. Во-вторых, чтобы стать писателем, надо не только иметь большой жизненный опыт, но и уметь его осмыслить. Осмыслить и описать так, чтобы читатель обязательно нашел что-то общее со своей жизнью, смог потянуть за ниточку ассоциаций, которые ему знакомы и вызывают чувства близости жизни автора к своей, пусть совсем другой, но отмеченной теми же маркерами судьбы: детство, родители, первая любовь, друзья, дело, которому ты служишь.
Есть такое понятие «ассоциативный ряд». В романе «Гамбургский симпатяга» это, скорее, не ряд, а целое поле, причем многоуровневое, не везде ровное и не всегда приносящее одинаковый урожай. Поэтому возделывать это поле также предстоит и читателю, чтобы получить свое понимание и сформировать свое отношение к тому, о чем пишет автор.
Александр Куприянов написал много книг. Какое-то время он публиковался под псевдонимом Александр Купер. Наиболее известно его произведение о детстве «Жук золотой» и роман на тяжелую лагерную тему «Истопник», рецензию на который «Московская правда» публиковала два года назад. У этого произведения есть важный подзаголовок: «Прожито и записано». Такой же формулировкой можно охарактеризовать и книгу «Гамбургский симпатяга».
Не сразу понятно, почему такое название. Сам автор объясняет простым фактом: так подписывался его отец, посылая свои фотографии девушкам на память. Но есть и еще один смысловой нюанс, ассоциация с выражением «по гамбургскому счету», то есть честно, без каких-либо подтасовок или фальши. Именно так и написана книга. Кроме честности, автор поставил себе еще одну, довольно трудновыполнимую задачу: никого не ругать, не обличать и не сводить счеты (что часто позволяли себе делать весьма маститые классики в отношении своих братьев по писательскому цеху). Этот принцип вызывает уважение, особенно сегодня, когда в социальных сетях, пользуясь анонимной безнаказанностью, люди в комментариях поливают грязью всех, кого не лень, чаще всего просто из желания оскорбить и унизить.
У Александра Куприянова свое отношение к гаджетам и к зависимой от них молодежи; ему грустно видеть юных «леммингов» в кроссовках с развязанными шнурками, уткнувшихся в смартфоны – так и думаешь: «Вот сейчас упадет, разобьется!» Что же им так жизнь настоящая неинтересна?
В самом конце презентации он сказал с грустью, как бы себе самому задавая вопрос: «А кто вообще прочитает? И будет ли читать книги молодежь?» Этот вопрос так и завис без ответа, хотя по количеству пришедших на презентацию, а был полный зал, можно судить о том, что читают люди, читают, несмотря ни на что…
В романе описаны и тем самым еще раз прожиты автором встречи и общение с такими знаковыми личностями, как Виктор Астафьев, Светлана Аллилуева, Валерий Залотуха, Геннадий Бочаров, Юрий Лепский, Дмитрий Быков и другими. Автор много размышляет над феноменом случайности. Эпиграф Б. Пастернака подтверждает важность случая – счастливого или не очень – в жизни и творчестве писателя: «И чем случайней, тем вернее стихи слагаются навзрыд».
Некоторые писатели стали для А. Куприянова не только примером, но и наставниками, как, например, Виктор Астафьев. У Валентина Катаева он позаимствовал (хотя абсолютно по-своему) тот самый «мовизм», о котором говорилось выше. Так же, как и В. Катаев в книге «Алмазный мой венец», А. Куприянов рассуждает о литературном творчестве и его представителях, как весьма давних, так и современных. Его интересует не только содержание, но и форма произведений, авторские приемы и стиль. Возьмем, к примеру, такую стилистическую фигуру, как инверсия. Так, первоначальное название книги «Золотой жук» было исправлено по совету В. Астафьева на «Жук золотой», что придало словосочетанию эмоциональную окраску и более образное звучание. В литературе и искусстве примеров инверсии в названиях довольно много – тот же «Алмазный мой венец» Валентина Катаева, балет Игоря Стравинского «Весна священная», роман «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева или кинофильм Александра Митты и Алексея Салтыкова «Друг мой Колька».
Возможности русского языка: свободный, нестандартизированный порядок слов, неоднозначность семантики, необычную, в том числе устаревшую, лексику и экспрессию образов А. Купрянов использует по максимуму. Он шутливо отвечает внучке на вопрос о писательстве: «Писателем становятся так. Собираешь в кучку пространство, время и людей. Камешки событий, осколки воспоминаний, отрывки признаний. Еще запахи и звуки. Всю мешанину закладываешь в калейдоскоп… Крутишь волшебную трубочку. Двигаешь пейзаж. Люди, скамейки, здания и фонари складываются в картинки. Но городок должен получиться другим. Потом тебе остается совсем немного…» Что же именно остается? Наверно, понять, для кого ты пишешь и что, в конце концов, ты хочешь сказать этому незнакомому тебе человеку, читателю? В книге «Ни дня без строчки» Юрий Олеша предлагает писать для себя: «Хочется написать легкое, а не трудное. Трудное – это когда пишешь, думая о том, что кто-то прочтет. А писать легко – это писать так, когда пишешь, что приходит в голову, как по существу, так и грамматически». Эти две концепции – писать для себя и писать для предполагаемого читателя – довольно-таки гармонично уживаются в книге А. Куприянова. Возможно, это связано с тем, что он пишет честно «о времени и о себе»; с другой стороны – это не преднамеренный посыл, а его личностная суть («каждый пишет, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить…», – Булат Окуджава). Да, культовые имена и судьбоносные моменты рассыпаны по всему тексту – только не ленись, собирай. Тут и Владимир Высоцкий, и Геннадий Шпаликов, и мало известный, но признанный в профессиональной тусовке поэт Леонид Губанов, и Юрий Нагибин. Последнему принадлежит важное признание: «Мы росли и воспитывались в искусственной среде, разрываясь между молчащей правдой дома и громкой ложью школы, пионеротряда, комсомола… То, что не было домом, семьей, требовало непрестанной лжи». Этот моральный конфликт был грузом разной тяжести для писателей советского поколения. Кто-то впадал в черный негатив, а кто-то видел и описал светлые стороны жизни в СССР – как, например, Юрий Поляков в книге «Совдетство».
Хорошее в жизни людей было всегда, «времена не выбирают», а молодость, мечты и надежды были у всех и всегда. Ближе к концу книги – стихотворение Леонида Школьника, грустное признание любви к уходящей жизни: «Все горше свидания старых друзей. Все реже хождения в гости. Горстями, как ведрами, – холод вестей. И знаешь, полнехоньки горсти (…) Счастливое время недавних годов, Оно свой вальсок отыграло. И каждый сегодня поклясться готов, Что музыки было немало. Неужто вальсок отзвучал навсегда? Неужто душа отгорела? На кухне из крана по капле вода, – обычное, в общем-то, дело. По капле – и годы, и даты, и дни. По капле. По капле. По капле. И мы, как на сцене, на кухне одни. В последнем, быть может, спектакле».
У людей, прошедших жизненные испытания, прошлое остается в настоящем, оно не уходит в небытие. В заключительной главе книги А. Куприянов (он же лирический герой Шурка) пишет: «В Красноярске, после получения Астафьевым ветеранского пайка, мы заехали на квартиру Коли Кривомазова, тогда уже собкора «Правды». Коля расплескал по рюмкам фронтовую водку Петровича. Фронтовую – фронтовую! Та война ведь так и не закончилась для Астафьева. Виктор Петрович сделал замечание: – Чего ты там плеснул, Колька… Как украл! Наливай всклень».
Александр Куприянов налил стакан воспоминаний и размышлений «всклень», дополна. Крепость правды в градусах не измеряется. И не опьяняет, а отрезвляет. Каждый, кто пройдет путь вместе с автором и дочитает книгу до конца, это поймет и прочувствует.
Наталья Вакурова.
