В Малом театре в преддверии Нового года дают премьеру комедии «Дон Жуан, или Каменный пир» Ж. Б. Мольера в постановке режиссера В. Н. Драгунова. Наш театральный обозреватель побывала на пресс-показе и узнала из первых рук, какие мысли и идеи создатели «Дон Жуана…» закладывали в свой спектакль.
Режиссер-постановщик, заслуженный артист России В. Н. Драгунов:
– Спектакль по произведению Мольера ставится на сцене Малого театра впервые за 150 лет. Почему мы к нему обратились на этом этапе? Потому что это – поразительно современная пьеса. В ней кроме разговоров о любви, что очень важно, поднимается большая и серьезная тема лицемерия. В пьесе есть знаменитый монолог Дон Жуана, который по непонятным для меня причинам, постановщики обычно либо сокращают, либо убирают совсем, думая, что он лишает пьесу занимательности. А по-моему, именно в этом монологе заключен огромный смысл.
Мы живем во время, когда по несколько раз на дню слышим словосочетание «двойные стандарты». А они и есть лицемерие. Наш мир просто наводнен неискренностью, которая подается и утверждается как определенный постулат, с самым серьезным выражением лица.
Если читать прочую драматургию Мольера, то начинает казаться, что «Дон Жуана» написал вовсе не этот автор. Мольер настаивает на том, что он писал во многом о человеке свободном от установок и правил, по которым живут прочие люди. Но штука в том, что свобода эта не дает мольеровскому герою счастья: ему по большому счету нечем жить. В Дон Жуане происходит постоянный процесс поиска веры, потому что в мире двойных стандартов ему надо самому найти нечто, опереться на что-то, устраивающие его самого, на какие-то смыслы. Его вера, как ни странно, выстраивается через отрицание веры – таким жутковатым путем идет наш герой. Потому-то он и ждет порой наказания за свои неблаговидные поступки: наказание будет подтверждением Божественного присутствия, ибо дальше жить так, как он жил ранее, нельзя. Герой не может существовать в пустоте. Дон Жуан – не тот человек, который способен жить только поиском удовольствий, ведь все эти истории с женщинами не приносят ему ни счастья, ни радости по большому счету.
Мне кажется, что эта тема – бесконечно глубокая. И это именно то, о чем написал сам Мольер. Я не знаю, насколько будет интересно то, что сделали мы, но сама комедия, как мне кажется, очень важна, глубока и интересна.
Заслуженный артист России А. А. Чубченко, исполнитель роли Дон Жуана:
– Моей первой реакцией после предложения этой роли было: «Наконец-то!». Наконец подобная роль ко мне пришла. Честно говоря, с возрастом актер перестает мечтать о какой-то конкретной роли. Актеры – они как дети, играют в те игрушки, которые им дают, а не в те, которые им нравятся. Но здесь я действительно обрадовался.
Этот персонаж мне интересен, рост роли происходит долго, самые интересные – первые шесть премьерных спектаклей: в этот период персонаж развивается, артист вслушивается в дыхание зала. Он что-то отсекает, что-то усиливает. Идет корректировка и настройка своей актерской нервной системы для этого персонажа. И поэтому можно сказать, что каждая роль на этом этапе становится любимой.
Я уверен, что когда Мольер писал своего «Дон Жуана», то проецировал историю на себя. В то время уже существовали двойные стандарты, которые сейчас в нашей жизни присутствуют просто в катастрофической форме. Но сейчас лицемерие открыто существует, а тогда оно пряталось за набожностью и за добропорядочными отношениями. Тема эта тянется еще из «Тартюфа». Но Дон Жуан написан с той позиции, что герой все-таки самому себе не врет, что грешит, но признается себе в этом. А не прячется, как Тартюф, за Господом Богом.
В этом спектакле у меня, конечно же, есть любимые сцены. Они связаны с партнершами, мне очень нравится в этом образе существовать рядом с женскими персонажами – это любопытно. Ты как бы чувствуешь, что уже определенный приз получил, ведь ты – уже Дон Жуан, и потому имеешь право на все. А это внутренне очень освобождает. Все-таки мы в жизни достаточно ограничены какими-то вещами, а на сцене многое можем себе позволить.
Я узнал, что получил эту роль за два месяца до начала репетиций, до начала своего отпуска. Это было самое сложное время: надо было привыкнуть и подготовить текст, прочувствовать его. Самое сложное в роли Дон Жуана – найти его качества в себе, остаться на сцене самим собой. В то же время очень сложно на свою скромную органику притянуть этот персонаж, все-таки Дон Жуан – герой мировой классики. Поэтому я ставил задачу дотянуться до автора, до персонажа, и до того, что хотел этим персонажем сказать Мольер. А чувствовал Мольер своего героя вовсе не как подонка или развратника, а как человека, который хотя и имеет страсть, одновременно внутренне ищет правду, ищет Бога. Он произносит монолог о лицемерии, внутренне выступая против него. Мне важно было этот монолог вывернуть, дать зрителю понять, что Дон Жуан говорит одно, но чувствует-то и думает совершенно другое, что существует какая-то его внутренняя болевая точка. Нахождение этой болевой донжуановской точки в самом себе и стало отправным моментом поиска при работе над ролью.
Ну, и было важно помнить, что женская половина зала все-таки хочет, чтобы Дон Жуан оставался именем нарицательным. То есть, ведя свою линию, мне одновременно ни в коем случае нельзя было потерять ни обаяния, ни харизмы, ни мужского начала (которое сейчас вообще редкостью становится). Но это уже внутренняя актерская кухня, ее раскрывать не хотелось бы.
Народный артист России А. Ю. Ермаков, исполнитель роли отца:
– Когда мы только приступали к этой работе, у нас шел разговор о семье, как таковой. Я рассказывал о своем отце, о своем роде. Я рассказывал о том, как воспитывал меня мой отец, какие были наказания, как использовался в тот период ремешок. В этом спектакле подчеркнуто благородство отношений сына и отца. Предать род ведь в те времена считалось несчастьем. И то, на что идет Дон Жуан, моему герою – отцу Дону Луису очень и очень не нравится. В этот образ я вкладываю свои собственные отцовские чувства, которые есть во мне самом, переношу их на сцену.
Для меня было сложновато в этом образе то, что существование моего героя-отца происходит одним большим монологом. В него я сразу должен вложить все чувства – от любви к сыну до ненависти к его поступкам, а еще обозначить, что внутри у отца всегда живет возможность прощения и что это прощение ждет… Тогда становится органичной вторая сцена, когда мы с Дон Жуаном, моим сыном, приходим в алтарь, и он говорит: «Папа, прости, я стал другим». И тогда отцовская любовь снова проявляется наружу, мы понимаем, что молитвы отца за сына сделали свое дело, его воскресили.
Елена Булова.
Фото автора и Малого театра
