Группа депутатов Госдумы от ЛДПР подготовила законопроект, направленный на решение проблемы так называемого домашнего, или семейно-бытового, насилия. Его авторы, в частности, попытались дать четкое определение домашнему насилию и дифференцировать его типы: физическое, психологическое, сексуальное и экономическое.
Однако похожие законопроекты уже неоднократно обсуждались в той же Госдуме (например, законопроект, предлагавшийся депутатом от «Единой России» Оксаной Пушкиной) и не принимались на протяжении многих лет. Кроме этого, в январе 2017 года Госдума приняла в окончательном, третьем чтении законопроект о декриминализации побоев. С момента вступления в силу этого закона шлепки, затрещины и другие мелкие побои в ходе семейных конфликтов стали считаться административным правонарушением, а не уголовным преступлением. Между тем, как показывают опросы и социологические исследования, треть россиян сталкивались с домашним насилием в ближайшем окружении, в том числе в собственной семье. В 75% таких случаев жертвами стали женщины.
Как сообщила в ходе пресс-конференции в НСН член комитета Госдумы по труду Светлана Бессараб, новый законопроект также воспринимается неоднозначно: «Одно можно сказать точно, что дискуссия на эту непростую тему будет продолжена. Она, на мой взгляд, и не прекращалась. В результате декриминализации ряда статей УК РФ мы пришли к тому, что обеспечили равное правовое пространство для всех без исключения преступлений. Мы берем за основу то, что преступления против здоровья и жизни, против чести и достоинства личности, против половой неприкосновенности – это одни и те же преступления, независимо от того, в отношении кого они были совершены. То есть был ли это близкий человек, родственник или это было совершено в отношении незнакомого лица. Все нюансы, безусловно, будет учитывать суд».
Если говорить о случаях именно семейно-бытового насилия, то здесь, по словам Светланы Бессараб, зачастую сотрудники полиции, приехавшие по вызову, оказываются в очень непростой ситуации: «Очень часто за подозреваемого вступается жертва преступления, и это случается более чем в 80% случаев: когда сначала была вызвана полиция, а потом жертва (как правило, это женщина или ребенок) просит простить преступника».
По словам еще одной участницы пресс-конференции, председателя коллегии адвокатов «Паритет», адвоката Надежды Швыревой, в полной мере оценить масштаб проблемы домашнего насилия мешает отсутствие адекватной статистики: «Со статистикой у нас все очень сложно, потому что такая категория дел очень скрытая. Это объясняется тем, что жертва домашнего насилия (чаще всего это женщина) сталкивается с тем, что когда она приходит в полицию, полиция у нее, как правило, это заявление старается не принять. Ей говорят: «Господи, зачем вы все это пишете? Вы все равно через час помиритесь и потом придете забирать это заявление». Более того, зачастую этот прием документов сопровождается всякого рода комментариями-предположениями. Например, ей говорят: «Ну он же не просто так тебя побил. Наверное, ты его спровоцировала». И в такой ситуации жертва уже думает: а зачем я сюда пришла, ведь здесь то же самое. Я прекрасно понимаю, что в полиции у нас недобор сотрудников, что им не хочется бегать и проверять всякие «мелочи» вроде домашних конфликтов, когда у них более серьезные дела (убийства, мошенничество и так далее). Но тем не менее мы должны понимать, что именно так зарождается психология жертвы, когда она понимает, что, когда ее регулярно поколачивают, это нормально. Ведь когда она обратилась за защитой, ей сказали, что в принципе у вас все нормально».
Надежда Швырева согласилась со Светланой Бессараб в том, что, действительно, даже те жертвы домашнего насилия, которые все-таки написали заявление в полицию, очень часто потом его забирают: «Но почему они приходят забирать эти заявления? Это происходит потому, что после подачи заявления они возвращаются домой, так как в большинстве случаев уйти им просто некуда, и на них опять начинает давить абьюзер, возмущенный фактом подачи заявления».
Кстати, законопроект, разработанный группой депутатов ЛДПР, предполагает, что заявления о домашнем насилии или соответствующей угрозе подлежат обязательному приему в органе внутренних дел, в том числе в случае отсутствия у заявителя видимых признаков насильственных действий, а объект домашнего насилия подлежит изоляции от субъекта по его заявлению. Правда, механизмы реализации этой самой изоляции остаются непроясненными.
По мнению адвоката Надежды Швыревой, даже судя по мировой практике, судебный запрет на приближение помогает где-то в 50% случаев: «В российской практике такие судебные запреты отсутствуют. У нас есть судебное предписание не приближаться только в рамках уголовного дела. В рамках административных процедур такое наказание отсутствует. Если говорить о практике Казахстана, который недавно принял закон о домашнем насилии и ввел эту норму (это произошло после громкого дела с Салтанат Нукеновой), то там перечень лиц, которые могут выдавать такие ордера, довольно ограничен. Получить такой ордер день в день с момента поступления заявления фактически невозможно. Более того, люди столкнулись еще со следующей проблемой: ордер действует только в течение 7 дней, и через 7 дней человек, в отношении которого он был принят, приходит и начинает качать права и усиливает свою агрессию. Почему я говорю о том, что это работает только в 50% случаев? Потому что, как свидетельствует пример того же Казахстана, отсутствует система контроля исполнения этого охранного ордера, и в тех случаях, когда человек, в отношении которого этот ордер был выдан, более трусоват, он работает. А если у человека нет уважения к закону, это может даже привести к повторному насилию».
Как заявила еще одна участница обсуждения, заместитель председателя Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Ирина Киркора, очевидно, что сейчас «правоохранительные органы не справляются с этой историей» и им могли бы помочь психологи: «Правильно было сказано про ремарки полицейских, которые не принимают заявления беспристрастно, а отпускают комментарии, формирующие психологию жертвы. Да и женщины, подавая заявления, потом забирают их, надеясь примириться. При этом не подключаются психологи, благодаря которым ситуация может измениться. У нас за первые факты побоев – административная ответственность, это штрафы. Почему бы государству на эти штрафы не организовать работу психолога с семьями, если мы видим, что там есть какой-то конфликт? Давайте подключать психологов! Их в стране огромное количество, мы точно можем организовать их работу».
По словам Ирины Киркоры, важно проработать практику, которая бы гарантировала безопасность жертв, а то непонятно, почему государство только взимает штрафы, а дальше работу не ведет.
Сергей Ишков.
Фото «Московской правды»
