30 лет назад Александр Солженицын после изгнания вернулся в Москву

21 июля 1994 года в Москву после 20-летнего пребывания за границей вернулся писатель Александр Солженицын, совершив перед этим путешествие по Транссибу.

Александр Солженицын. 1974 год

«В свой возврат я верил и в самые безнадежные годы», – писал Александр Солженицын в 1990 году.

Лауреат Нобелевской премии, полученной «за нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы», Солженицын был лишен гражданства и выдворен из СССР 13 февраля 1974 года. Последней каплей, переполнившей терпение властей, стала публикация в декабре 1973 года в парижском издательстве «ИМКА – Пресс» романа «Архипелаг ГУЛАГ». 11 февраля Прокуратурой СССР против Солженицына было возбуждено уголовное дело по признакам совершения преступления, предусмотренного пунктом «а» ст. 64 УК РСФСР («За измену Родине»; по этой статье предусматривалось наказание от 10 лет лишения свободы до расстрела). 12 февраля последовал арест.

Ночь писатель провел в одиночной камере в Лефортовской тюрьме, где ему 13 февраля заместителем Генерального прокурора СССР Михаилом Маляровым был зачитан Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении гражданства и выдворении за пределы Советского Союза за «систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР, нанесение своим враждебным поведением ущерба Союзу ССР».

Под усиленным конвоем Солженицына доставили в аэропорт Шереметьево и посадили в самолет, следовавший рейсом во Франкфурт-на-Майне. До последнего Александр Исаевич не верил в то, что его высылают за границу: в СССР это не было общепринятой практикой.

14 февраля уголовное дело, возбужденное по статье «За измену Родине» в отношении писателя было прекращено «вследствие изменения обстановки». Произведения Солженицына были изъяты из книготорговой сети и библиотек и уничтожены.

Вплоть до конца 1980-х Александр Солженицын оставался для советского режима идеологическим врагом номер один. Если говорить о далеком теперь 1974-м, то этот год стал годом массового исхода нелояльных по отношению к советской власти авторов за границу. Некрасов, Максимов, Галич… Это было фактическое начало третьей художественной эмиграции. Этот исход продолжался с начала 1970-х почти до перестройки и был отмечен ближе к финалу громкими отъездами Тарковского и Любимова. Стартом, сигналом для этого исхода послужила высылка Солженицына.

В отличие от многих, Солженицын на Запад не стремился. Он не уехал после вручения ему Нобелевской премии в области литературы в 1970 году, хотя советские органы его к этому и подталкивали. Александр Исаевич старался избегать ситуаций, когда он мог быть насильственно оставлен на Западе. Например, он не предполагал выезжать за получением Нобелевской премии, понимая, что его могут не пустить обратно.

Свое перемещение на Запад Солженицын никогда не называл эмиграцией. Для него это было изгнанием. Сразу после высылки писатель заявил о том, что верит, что вернется в Россию при своей жизни.

«Загадка возвращения Солженицына домой – в том, что он начал «возвращаться» сразу, как только оказался в изгнании, – пишет в книге «Александр Солженицын» Людмила Сараскина. – «Я вижу день моего возвращения в Россию», – сказал он Никите Струве в первый день их знакомства в Цюрихе и вскоре заявил о своем намерении публично, в интервью журналу «Тайм», в мае 1974-го: «Смысл всякого эмигранта – возврат на родину. Тот, кто этого не хочет и не работает для этого – потерянный чужеземец». С тех пор при каждом удобном случае А. И. повторял магические слова. «Впереди у нас цель — возврат в Россию… Мы верим, что вернемся» (июнь 1974-го). «Я просто живу в этом ощущении: что обязательно я вернусь при жизни. При этом я имею в виду возвращение живым человеком, а не книгами, книги-то, конечно, вернутся» (май 1983-го). Надежда и необъяснимая убежденность, что еще живым он вернется на родину, не покидали его никогда, все двадцать лет».

Отношение советской власти к поселившемуся в американском штате Вермонт изгнаннику стало мягче во время горбачевской перестройки. В 1989 году в журнале «Новый мир» начали печататься отдельные главы «Архипелага ГУЛАГ». В 1990 году статью Солженицына о путях возрождения страны напечатали на родине, после чего ему вернули советское гражданство. Нашумевшему «Архипелагу ГУЛАГ» присвоили государственную премию. В том же году вышла статья Солженицына «Как нам обустроить Россию».

Несмотря на улучшение отношения к писателю, в Советском Союзе было много тех, кто продолжал считать его предателем и не хотел его возвращения на родину.

«Я против возвращения Солженицына в Россию, – заявил, например, писатель Юрий Нагибин. – Этот приезд и ему, и всем нам сорвет нервную систему. То, что делает сейчас Солженицын, мне неприятно. Человеку, создавшему двадцать томов, кажется, что он объял Россию, ее прошлое, настоящее и будущее. Это все чушь! Тут и без него немало умных людей. Сейчас нужны люди типа Гайдара, которые могут быть абсолютно мужественными, которые думают».

В 1992 году Александр Солженицын разговаривал по телефону с первым президентом России Борисом Ельциным, который находился в Вашингтоне с официальным визитом. Во время встречи с супругой Солженицына президент заявил, что никаких препятствий для возвращения ее мужа в Россию не существует. И Солженицыны начали готовиться к возвращению. На родине их ждала подаренная Ельциным государственная дача «Сосновка-2» в Троице-Лыкове.

Возвращение произошло 27 мая 1994 года. Приземлившись на рейсовом самолете компании «Аляска Эйрлайн» в Магадане, писатель встал на колени и поцеловал российскую землю. Место встречи с Родиной не было случайным. Именно Колыма, по словам Солженицына, была самым крупным, самым далеким и знаменитым островом удивительной и жестокой страны ГУЛАГ, «географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент – почти невидимой, почти неосязаемой страны, которую населял когда-то многомиллионный народ зэков».

В Магадане Солженицын сделал заявление для прессы: «Я приношу поклон колымской земле, схоронившей в себе многие сотни тысяч, если не миллионы, наших казненных соотечественников. Сегодня, в страстях текущих политических перемен, о тех миллионах жертв легковесно забывают – и те, кого это уничтожение не коснулось, и тем более те, кто это уничтожение совершал. А ведь истоки нашего нынешнего затопления – они оттуда. По древним христианским представлениям – земля, схоронившая невинных мучеников, становится святой. Такою – и будем ее почитать, в надежде, что в Колымский край придет и свет будущего выздоровления России».

Александр Солженицын. 1994 год

Пребывание в Магадане было недолгим, вечером того же дня Солженицын с супругой и старшим сыном прибыл во Владивосток, откуда началось его двухмесячное путешествие в комфортабельном вагоне поезда «Владивосток-Москва» по стране.

«Владивосток встречал Солженицыных дождем и холодным ветром, неистовством корреспондентов, хлебом-солью, цветами, приветствиями епископа Владивостокского и Приморского, а также вице-губернатора Приморья, – сообщается в книге Людмилы Сараскиной. – Несколько тысяч людей, прождав писателя более трех часов (самолет, перебрав время на дозаправках, опоздал), восприняли его приезд как подарок. «Солженицын возвращается – это к добру», «Если такие люди возвращаются, значит, не совсем еще пропала Россия» – звучало на центральной площади города, сохранившей название «Борцов за власть Советов на Дальнем Востоке». «Сол-же-ни-цын!!!» – скандировала площадь, едва показался автобус. Александр Исаевич шел сквозь людскую стену, к нему тянулись руки с книгами, листками, цветами. Взойдя на дощатый помост, произнес: «Я знаю, что возвращаюсь в Россию истерзанную, ошеломленную, обескураженную, неузнаваемо переменившуюся, в метаниях ищущую саму себя, свою собственную истинную сущность… Я жду достоверно понять ваше нынешнее состояние, войти в ваши заботы и тревоги – и, быть может, помочь искать пути, какими нам вернее выбираться из нашей семидесятипятилетней трясины».

Программа возвращения Александра Солженицына на родину готовилась очень тщательно. Финансовые издержки путешествия по России взяла на себя одна из британских телерадиокорпораций. В другом вагоне-салоне того же поезда «Владивосток-Москва» ехали операторы и редакторы этой компании, рассказывая всему миру о каждом шаге «возвращенца».

«В России ты сегодня или святой или грешник, – писала в те дни «Комсомольская правда». – Середины не бывает. Провожали мы Солженицына как грешника. Встречаем – как святого. А он – еще и просто живой человек. Писатель. И то, что он возвращается, – это еще не итог. Это только начало».

В соответствии с заранее составленной программой предусматривались остановки на 3-5 дней во всех крупных городах после Владивостока – в Хабаровске, Чите, Иркутске, Красноярске, Новосибирске, Омске. Всего таких остановок было 17.

«Я насытился в Вермонте одиночеством, одинокой писательской работой. Для меня, наконец, открылась возможность широкого общения с моими соотечественниками», – говорил Александр Солженицын.

Западная и московская пресса подробно описывали пребывание Солженицына в Приморском крае. Он обращался к публике с просьбой выйти и сказать о главном: что нужно сделать для улучшения жизни? Президент России Борис Ельцин в приветственной телеграмме выражал уверенность, что талант Солженицына, историка и мыслителя, поможет обществу в благоустройстве России.

О встречах Солженицына с народом в Хабаровском крае публикаций было уже заметно меньше, дальше о Солженицыне стали писать уже только местные издания, интерес к «великому изгнаннику» быстро иссяк. Позже Александр Исаевич с обидой говорил о том, что его поездка по России нарочно замалчивалась.

«Новостные телепрограммы два месяца держали страну на голодном пайке – никто не видел ни встреч, ни пресс-конференций, – пишет Людмила Сараскина. – Секундные включения, невнятные сообщения – и развернутые комментарии ведущих: «Есть ли повод для ажиотажа? В Россию возвращается пожилой человек, не самый худший из русских писателей, книги которого лежат в магазинах и популярностью не пользуются. Скорее, не нам надо думать, как мы его встретим, а ему надо думать, знает ли он родную страну…» Не только у жены писателя, но и у всякого российского телезрителя были все основания сказать о «пишущих и снимающих»: «Они замалчивали поездку Солженицына или пытались высмеять, принизить его значение».

Газета «Московский комсомолец» заявляла: «Солженицын опоздал. В 1985-м он вернулся бы героем. В 1988-м – пророком. Вся страна читала «ГУЛАГ». В 1990-м – стал бы членом Президентского совета».

Фильм о возвращении Солженицына в Россию вышел на мировые экраны в 1995 году и прошел сравнительно незаметно.

21 июля 1994 года поезд с семьей писателя прибыл в Москву из Ярославля. Несмотря на ливень, на площади у Ярославского вокзала собрались около двадцати тысяч человек. Территорию контролировали патрульные подразделения и отряды омоновцев: вход на платформу 5-го пути, к которой пришел поезд, строжайше регулировался.

«К началу девятого вечера Ярославский вокзал был запружен множеством людей, жаждущих лицезреть гиганта мысли и отца русской демократии», – писал «Московский комсомолец», соревнуясь с конкурентами броскостью заголовков: «Солженицын проехал по России красным колесом», «Он пришел дать нам волю», «Солженицын на броневик не пересел», «Солженицын, перестаньте обустраивать Россию!»

«Сотни журналистов отечественных и зарубежных заняли все подступы к перрону, – вспоминает те события биограф Солженицына Л. Сараскина. – Лозунги, транспаранты, плакаты: «Отступать дальше некуда. Всё для России, всё для Победы». «Нет американизации России». «В России трудно, каждый знает. / Но Солженицын приезжает!» Чья-то гнусность, воровато выставленная перед микрофонами: «Солженицын — пособник Америки в развале СССР», «Солженицын, вон из России!» (по плакатам и их владельцам люди колотили зонтами). В руках седовласого графомана ватман с рифмованным приветствием: «В России каждый знает, / Что Солженицын приезжает. / Он совесть наша и пророк, / Как обустроить, дал урок». Возбужденная, гудящая толпа. Давка. Заготовленные хлеб и соль от Московской ассоциации жертв незаконных репрессий. Молодые «скалолазы» взбираются на деревья, ограду, металлические опоры, высокие парапеты окон, стремянки. Грозовое небо обрушивает на людей потоки дождя. (…) Люди скандируют: «Здрав-ствуй, И-са-ич, здрав-ствуй, И-са-ич».

Наряду с возгласами ликования Солженицына встречали и крики озлобления.

«Как будет выглядеть на фоне бойко тусующихся «пародистов действительности» этот огромный человек, который перерос литературу и сам стал героической действительностью ХХ века?» – волновался Е. Евтушенко, – пишет Людмила Сараскина в книге «Александр Солженицын». – Ему отвечали лучшие люди страны. «Приезд Солженицына – настоящий праздник для всех нас. Сам этот человек, его жизнь и то, что он приезжает, – настоящее чудо Божье» (И. Смоктуновский). «Счастлив, что мое преображающееся Отечество может вернуть народу своего великого изгнанника. Думаю, что Александру Исаевичу будет у нас интересно…» (М. Захаров)».

В середине октября писатель стал готовиться к предстоящему выступлению в Государственной Думе. Он хотел развернуто изложить свое видение состояния России и путей ее выхода из перманентного кризиса.

«В новой России Александр Исаевич может говорить все, что думает, как и все мы, – писали в те дни «Известия». – И в этом есть большая заслуга самого Солженицына».

28 октября Александр Солженицын прибыл в Думу и вошел в зал в окружении десятков журналистов. Говорил напористо и вдохновенно. Однако отклика в зале почти не было, половина депутатских кресел пустовала, а раздававшиеся временами аплодисменты были жидкими.

«Никто из правительства не пришел… Депутаты правящей партии «Выбор России» его проигнорировали и проголосовали против приглашения писателя в Думу, – говорится в книге Л. Сараскиной. – Егор Гайдар демонстративно нагло вошел в зал, когда Солженицын уже полчаса как был на думской трибуне. (…) Встретили жидкими аплодисментами, слушали с кислыми лицами и проводили теми же жидкими хлопками».

«Пророку», как его порой называла пресса, не было задано ни одного вопроса. Его не услышали. Спустя четыре года Солженицын написал: «Депутаты, как это запечатлело телевидение – кто разговаривал с соседями, кто печатал на компьютере, кто зевал, кто чуть не спал (Хотели этим выразить насмешку надо мной? – а обсмеивали самих себя)».

Чиновники посчитали идеи Солженицына архаичными, заявив, что он опоздал с возвращением лет на восемь и отстал от российской действительности.

История повторялась. Двадцать лет назад власти сказали – такой писатель нам не нужен, и выставили его вон. Теперь он снова был не нужен.

Потом были передачи с Солженицыным на телевидении, куда его допустили в декабре 1994 года. С апреля 1995 года «Встречи с Солженицыным» на канале ОРТ стали выходить в режиме монолога – 15-минутные передачи каждые две недели. Полгода длились «Встречи», было записано 12 передач. Последняя, тринадцатая, с программой «Разочарование народа в политической жизни. Горькие суждения в народе о властях. Никакая правда правящим не нужна», намеченная для показа на 2 октября 1995 года, неожиданно была снята с эфира, как и «Встречи» вообще.

Солженицына упрекали в излишней назидательности, в том, что он говорит прописные истины, уверенно рассуждает о таких проблемах, о которых имеет лишь самое приблизительное представление. Писатель, мол, делает множество предложений, но неясно, кто и как должен их осуществлять. Многие признавали его безнадежно устаревшим, человеком, который со всей своей страстностью вопиет в пустыне о том, что дважды два – четыре.

«Он является в Россию праздничный, как Первомай, и, как он же, безнадежно устаревший, – писала одна из столичных газет накануне приезда Солженицына в Москву. – Протопоп Аввакум для курёхинской Поп-механики. В матрешечной Москве он будет встречен как полубог, вермонтский Вольтер. А кому он, в сущности, нужен? Да никому. Возвращение живых мощей в мавзолей всея Руси. Чинно, скушно… Нафталину, ему, нафталину. И на покой».

Сам Солженицын отмене своих передач почти не удивился: «Мне заткнули глотку, как я и ожидал. У нас правду не любят. Такой факт сам по себе нагляден и комментариев от меня не требует».

Еще до возвращения в Россию Александр Солженицын говорил, что не рассчитывает на всеобщую поддержку в стране.

«За год пребывания в России Солженицына печатно и экранно успели множество раз развенчать, объявив лжепатриотом, голым королем, пародийной, карикатурной фигурой, – читаем в книге Людмилы Сараскиной. – «Каждого поэта, – с грустью писал Александр Исаевич, – и не один раз в жизни, должно достичь ослиное копыто».

В свои 80 лет он отказался от ордена Святого апостола Андрея Первозванного.

«До меня дошли сведения, что президентский совет по культуре рекомендовал наградить меня орденом к моему 80-летию. Если эти сведения верны, хочу удержать от этого шага. От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу – не та обстановка в стране», – заявил Солженицын.

Он умер 3 августа 2008 года на 90-м году жизни. На церемонии прощания присутствовали премьер-министр Владимир Путин, первый президент СССР Михаил Горбачев, бывший председатель правительства Евгений Примаков. Президент России Дмитрий Медведев вернулся в Москву на следующий день и посетил заупокойную службу. Солженицын был похоронен в некрополе Донского монастыря.

Сергей Ишков.

Фото с сайта ru.wikipedia.org

Добавить комментарий