В последних числах 1929 года на страницах нашей газеты появилась короткая заметка об открытии на Пречистенке, 20, танцевальной школы знаменитой американской балерины Айседоры Дункан для детей в возрасте от 4 до 10 лет, причем было указано, что при приеме предпочтение будет отдаваться детям рабочих.
Автором заметки был Илья Ильич Шнейдер.
На моей памяти не было человека столь всесторонне осведомленного о проблемах артистического мира первопрестольной.
Он помнил репертуар ее театров за много лет, знал в лицо (с детства) многих актеров, режиссеров и драматургов, бывал в эстрадных заведениях и клубах, чьи названия уже были при его жизни прочно забыты двумя поколениями. Как молодой репортер, он печатался еще в дореволюционном журнале «Рампа и жизнь» – помещал там и заметки о премьерах немногочисленных немых фильмов, о московских шоу комика Макса Линдера… Словом, легенда и герой. Он оставил нам интереснейшие «Записки старого москвича» (Шнейдер родился в Москве в 1891-м и там же закончил свой земной путь в 1980-м) и книгу воспоминаний «Встречи с Есениным».
Его квартира на Пушечной, 7, была настоящим музеем. Каких только редкостных вещиц, рисунков и книг тут не было! Предметом гордости хозяина был диван, на котором когда-то сидели пришедшие к нему в гости Сергей Есенин и Айседора Дункан.
В одну из моих бесед с ним Илья Ильич и передал мне эту фотографию, где танцовщица-«босоножка» изображена рядом с Николаем Ильичом Подвойским. Неожиданно снимок дал сильный импульс череде поисков, среди результатов которых на последнем этапе оказалась и моя статья в «Московской энциклопедии». С трудом узнавая о деталях тогдашнего пребывания Дункан в Москве, я всегда хотел подробнее выяснить, о чем же она говорила своему собеседнику, известному революционеру Н. И. Подвойскому, главному руководителю физической подготовки молодежи того времени. Какие интересы их связывали?
В старой Москве знаменитая американская танцовщица гастролировала трижды – в 1905, 1908 и 1913 годах. В столицу Советской России она прибыла в июле 1921 года уже не как желанный гастролер, а как признанный Посол Искусства, по приглашению Наркомпроса, который тогда возглавлял Анатолий Васильевич Луначарский. В Кремле на заседании правительства приняли решение содействовать Дункан в создании в Москве школы, в которой будет развиваться новая хореография, а юных танцовщиков станут обучать по ее творческим программам.
Так сложилось, что одним из основных помощников Айседоры Дункан, ее каждодневным спутником и переводчиком был Илья Ильич Шнейдер, всеведущий знаток культурных «фронтов», ставший позднее моим добрым знакомым.
Сидя на чудом сохранившемся раритетном диване и держа на ладони старое фото, он тем не менее с особым чувством произносил: «Вот какой она была в московскую пору расцвета ее артистического и педагогического таланта! Обратите внимание, какой взгляд, какая осанка! Скажу вам откровенно, юноша, я был счастлив находиться рядом с этой великой артисткой! И преданно сохранять потом этот портрет в своем отнюдь не бедном собрании!»
Появление Дункан в Москве вызвало всплеск острых критических выпадов на Западе. Да и доморощенная обывательщина восприняла ее с шипением, называя Дунькой-коммунисткой. Приезд Дункан неизбежно породил ряд головоломных задач. После того, как она в первую же ночь сбежала из гостиницы «Савой», где свирепствовали клопы, нарком просвещения А. В. Луначарский лично озаботился вопросом, где ее поселить. Для начала ей предоставили квартиру балерины Е. В. Гельцер на Рождественском бульваре, 15, где она прожила более двух недель. Часто выезжала со спутниками на берег Москвы-реки неподалеку от Новодевичьего монастыря. На лодке они переправлялись на противоположный берег, много гуляли, иногда даже забредали к руинам еще недавно знаменитого ресторана Крынкина, купались. Бывало, так продолжалось до вечера.
И однажды у Москвы-реки, неподалеку от старой, с колоннами беседки Нескучного сада произошла нечаянная встреча Айседоры Дункан с главой Всевобуча и одновременно Высшего совета физкультуры и Спортинтерна Николаем Ильичом Подвойским. Тот первым подошел к шумливым «туристам», догадавшись, что это компания Айседоры. С первых же минут, задавая друг другу множество вопросов, они почувствовали единомыслие и симпатию друг к другу. У них было общее дело, им было о чем с пользой поговорить!
Берег Москвы-реки и часть плато, где ныне расположен высотный комплекс МГУ, были облюбованы Подвойским для проведения разных учений, военно-спортивных игр и состязаний. С 1920 года он закладывал тут полигон, на котором мечтал осуществлять свои планы всестороннего физического воспитания молодежи.
Для Дункан, увлеченной мыслями о всеобщем художественном воспитании, работа видного революционера была, разумеется, высокопритягательна как живое свидетельство возможностей новой России в совершенствовании личности, гармонизации человеческих отношений. «Мы каждый день бывали на Воробьевых горах, – напишет потом Шнейдер, – и всегда встречали Подвойского, временно поселившегося там после болезни. Он был поглощен проектом строительства на Воробьевых горах Красного стадиона».
Слыша о вялом продвижении некоторых ее дел, Подвойский сочувствовал Айседоре, все время поддерживал в ней надежду, что уж в Москве-то ей обязательно помогут! Подвойскому импонировало, что она самоотверженно билась за воспитание сильных, физически развитых людей, обладающих «самым возвышенным разумом в самом свободном теле»!
Во время очередной прогулки он предложил Дункан начать совместную работу. Чтобы поставить предложение на деловую основу, Подвойский тут же указал рукой на тот самый дом на вершине холма, который когда-то так ей нравился, уверенно сказал: «Здесь будет ваша школа». И Айседора сразу согласилась. Тут же Подвойский заручился согласием Ильи Ильича стать главным уполномоченным по организации школы. На следующий день тот получил мандат с подписью руководителя Всевобуча и заверение, что выделенное здание стали утеплять – ведь осень уже на дворе.
Однако официальный ответ Луначарского отменял проклюнувшиеся надежды. В нем подчеркивалось, что Дункан – это гость Наркомпроса и ее работу наркомат обязан организовывать только сам. В итоге для школы и проживания Дункан был предоставлен роскошный особняк на Пречистенке, 20. Вскоре жизнь забурлила в стенах преображенного Айседорой дома! До 1928 года школой руководила ее приемная дочь Ирма Дункан, а потом до 1949-го – И. И. Шнейдер.
Для Николая Ильича Подвойского рождение желанного детища Айседоры было событием, конечно, радостным. Он сжился с ее мечтой о школе, модель небывалых мастер-классов (а может, и будущей академии физкультуры!) незримо сопровождала его размышления о собственной работе. С особым интересом он воспринял появление А. Дункан на сцене Большого театра 7 ноября 1921 года с программой танцев на революционные темы: «Марсельеза», «Интернационал» и др. Его безусловно привлекали будущие возможности такого идейно-спортивного слияния. Иногда Н. И. Подвойский даже приглашал в свою квартиру в гостинице «Националь» И. И. Шнейдера, чтобы поделиться с ним мыслями, которые могут, на его взгляд , пригодиться в педагогическом процессе и концертной деятельности.
Выразительным знаком глубокого уважения А. Дункан к Н. И. Подвойскому стало ее эссе о нем в английской газете «Дейли геральд». Оно было опубликовано 12 октября 1921 года под заголовком «Комиссар» («A comissar»). Ценная подшивка сохранена Российской государственной библиотекой.
В мае 1922 года Айседора Дункан вышла замуж за Сергея Александровича Есенина и приняла советское гражданство. После выезда с С. А. Есениным в Европу она неизменно интересовалась жизнью дорогой ее сердцу московской школы, ее студийцев и работников, помогала им материально. Есенин был главным каналом связи между Айседорой и Шнейдером, постоянно был в курсе дел «дунканят».
Николай МИТРОФАНОВ,
член редколлегии «Московской энциклопедии».