Сегодня народный артист России Николай Бурляев отмечает день рождения. В интервью нашему обозревателю режиссер рассказал о знаковых встречах в своей жизни, духовной позиции, отношению к современному кино.
— Николай Петрович, ваша творческая жизнь начиналась с театральных подмостков. Артисты утверждают, что «сцена — та экстремальная ситуация, в которой проходит любая температура», что сцена «способна артиста вылечить от недуга» и даже «научить уму-разуму». Был ли в вашей жизни подобный опыт?
— Был. Но сцена – она ведь не сама по себе, на ней работают люди. Мой опыт был связан с удивительным человеком и великим артистом Николаем Мордвиновым, который, преподав мне бесценный урок, помог остаться актером. Я в жизни заикаюсь, а на сцене — нет. Когда-то, играя в спектакле «Ленинградский проспект» — очень популярном в Москве, я начал к сто тридцатому спектаклю искать новые краски. К тому моменту уже так освоился, что постоянно импровизировал. Так вот в тот раз я решил сознательно запнуться в одном месте. Это произошло раз, потом второй, и я уже не смог унять заикание. Понимаете, я вдруг обнажил перед залом, дал ему понять, что заикаюсь и в жизни. При том, что до того момента абсолютно гладко произносил огромные монологи четыре акта подряд. Ужас! Как я дотянул до конца спектакля, не помню. Занавес закрылся, я побрел, как за магнитом, за Мордвиновым в его гримерку. Он сел за столик, начал разгримировываться, а я пробурчал, что уйду из театра. Мордвинов мне сказал: » Коля, знаешь, в цирке есть закон, что если артист падает с трапеции, он должен немедленно повторить номер. Иначе внутри поселится страх и все — прощай, арена! Завтра ты непременно должен сыграть «. Ночь я, естественно, провел без сна, гоняя текст в уме, хотя знал его как «Отче наш». А на следующий день сыграл спектакль, пройдя «риф» при помощи Мордвинова. Если бы Мордвинова не было, то не было бы в моей жизни ничего потом. Не было бы «Военно-полевого романа», «Лермонтова», «Мастера и Маргариты».
— Да, «Мастера и Маргариты» Юрия Кары, в фильме которого вы сыграли роль Иешуа…
— Ну, это был жест горделивой актерской души. С годами я пришел к пониманию, что не все роли, даже самые интересные, которые артисту предлагаются, он должен играть. Потому что не все артист может сыграть. Истину сыграть невозможно, как бы талантлив человек не был: на экране все равно будет обман. Понял я это не сразу. Жизнь потом сложилась так, что мне посчастливилось в Псково-Печерском монастыре общаться с Великим наместником отцом Алипием…
— Тем самым, который во всеуслышание говорил: «Я — советский архимандрит». О нем замечательно в своей книге «Несвятые святые» рассказывает Митрополит Псковский и порховский Тихон Шевкунов. А что, если не секрет, старец вам говорил, когда вы попали в монастырь и общались с ним?
— Само общение с ним, его присутствие в монастыре, наши беседы за трапезой и во время прогулок – стали для меня вхождением в новую фазу жизни общения с духовным отцом. Будущий Архимандрит Алипий во время Великой Отечественной войны рядовым дошел до Берлина, он был художником, поднимал монастырь. Я к нему часто ездил, не отдавая себе отчета в те годы, что старец по сути был моим первым духовником. Никогда не забуду умиротворяющие монастырские ночи, с их тишиной, покоем, бархатные звоны колоколов. С отцом Алипием мы говорили о жизни, о Боге. И знаете что? Он — остроумнейший, контактный человек, никогда на меня не давил. Но вместе с тем как-то вскользь направлял, предрекал, что до тридцати лет мне будет в жизни очень просто, а потом трудно. Так оно и случилось.
— Не будет ли нескромным спросить вас о том, как вы пришли к вере и как вообще оказались в монастыре?
— Я, как и большинство моих сверстников, в юности состоял в рядах пионерской организации. Время было атеистическое, но мама и бабушка умудрились меня все-так крестить. Попадая в церковь, я всегда безотчетно ощущал особую атмосферу этого места. А своеобразным рубежом стали съемки картины «Андрей Рублев». Режиссеру Андрею Тарковскому реквизиторы предложили на выбор несколько крестиков. Он их долго-долго держал на ладони, что-то прикидывал, потом выбрал один, веревочку самостоятельно «отфактурил», и в конце концов, повесил мне крестик на шею. Вечером после съемок я, помнится, всячески стремился не отдавать реквизиторам этот самый крестик: мне очень нравилось его носить, я чувствовал, что словно защищен этим крестом. А в монастырь я приехал с консультантом фильма.
— Юрий Петрович, вы перестали сниматься в последние годы в кино. С чем это связано?
— На смену советскому кинематографу пришел кинематограф рыночный, который совершенно игнорирует искания человеческого духа. А на кинопустышки жизнь тратить не хочется. Современный кинематограф моим уважением не пользуется, да и что ему за дело до моего уважения?
— Но вы как-то ведь при этом многие годы умудряетесь собирать программу кинофорума «Золотой Витязь», ставящего целью «нравственные идеалы и возрождение души человеческой». Таков ведь лозунг вашего кинофестиваля?
— Ну, в программе фестиваля ведь кроме игровых фильмов есть картины документальные, анимационные, короткометражные, дебютные — с серьезным хорошим посылом. В мире всегда находятся подвижники, которые относятся к кино как к искусству, руководствуясь критериями нравственности. Относятся к кино именно так, как к нему когда-то относились Шукшин, Тарковский, Ростоцкий, Герман-старший, Озеров. Тут я как раз бы мог список продолжать долго. А задача — «делать кассовые фильмы», то есть «делать деньги», вставшая в последние годы перед Фондом кино, весьма сомнительная. Мы постоянно слышали от чиновников Минкульта и Фонда кино, что российский кинематограф возрождается. Но это ведь – как посмотреть. Лично я бы не стал принимать за возрождение удачу в прокате (при настойчивой рекламе центральных каналов) отдельных картин, которые за десятилетия можно пересчитать по пальцам двух рук. Благодаря ориентации на рыночный кинематограф мы в последние годы растеряли те духовные высоты, которые были в лучших образцах отечественного кино. Мы ударились в «доходный промысел», а низвергнулись по меткому определению великого русского мыслителя Ивана Ильина, в «эффектную пустоту». А к чему ведет отсутствие четких ориентиров в обществе, мы видим, наблюдая за ситуацией в кино в мире.
Елена Булова.
Фото из открытых источников.
