ВЛАДИМИР МАТОРИН: И В ОКНА К ДЕВУШКАМ ЛАЗИЛ, И ПО КАРНИЗАМ ГУЛЯЛ

Ровно тридцать лет назад дирижер Евгений Светланов привел в Большой театр для исполнения партии князя Юрия в опере «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» будущего народного артиста России Владимира Маторина. С 1991 года Маторин стал солистом оперной труппы Большого театра, сегодня в репертуаре Владимира Анатольевича около 90 партий, а современники сравнивают его с Федором Шаляпиным.

Владимир Маторин

– Владимир Анатольевич, говорят, что однажды вы привели в восторг самого Патриарха Алексия II исполнением арии Сусанина на Соборной площади Московского Кремля.

– Патриарх Алексий II почтил меня посещением моего юбилейного концерта в Большом театре, а потом дал благословение и написал предисловие к записанному мною музыкальному альбому – диску «Песнопения русской православной церкви». А позже уже Патриарх Кирилл отметил мои благотворительные концерты, которые я ежегодно провожу в Новодевичьем монастыре, вручив орден Даниила Московского.

– Тридцать лет на сцене Большого театра… Вы, видимо, с детства хотели петь?

– Да в общем все как раз шло к тому, что я должен был стать военным. Вся моя семья по мужской линии были военными: прадед даже дворянином стал в силу того, что был за военные заслуги награжден Георгиевскими крестами. Оба деда награждены орденами Ленина. Папа служил в войсках противовоздушной обороны, окончив дзержинскую академию. Так что все мое детство – вовсе не занятия музыкой, а переезды из одного военного городка в другой. Хотя родился-то я в центре столицы, но на Тверской мы задержались ненадолго. Жили в Балашихе, в Твери. А когда в семье появилось, наконец, пианино, то на нем стал учился играть не я, а уже мой младший брат. Я, кстати, инструмент так и не освоил, поэтому и женился на красавице-пианистке.

Владимир Маторин

– Наверное в молодости вас девушки вниманием не обходили, и вы ради прекрасных глаз творили всякие безумства?

– Было, было… И в окна к девушкам лазил, и по карнизам гулял. Да и раньше, еще в школе, совершал всякие шалости: мог отключить в школе электричество, проткнув иглой провод.

– Но при этом возглавляли пионерскую дружину?

– Как-то во мне все это органично уживалось. А работать я пошел в шестнадцать, на телеграф, и, кстати, электриком в воинскую часть, хотя отец был замом командира. То есть связями отца я не пользовался.

Владимир Маторин

– Удивительно, что в итоге вы все-таки в Гнесинке оказались, а потом еще и в Большом театре…

– Да, пути Господни неисповедимы. Любовь к музыке мне привила мать, которая писала стихи к песням, а потом мы всей семьей слушали их на радио. Ну а в институте за меня взялись педагоги.

Учился я у Евгения Иванова, нашего легендарного баса. И у первой в мире женщины-дирижера Елены Богдановны Сенкевич. Она была уже старенькой, ничего не видела, но если кто-то ошибался, то поправляла: «Деточка, в четвертом такте – там точечка. Прошу с начала». Возились со мной и дирижер Большого театра Семен Сахаров. И Майя Леопольдовна Мельтцер, учившаяся у самого Станиславского. Она ввела меня в Музыкальный Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко, где я исполнял партии Базилио, Зарецкого, Гремина.

Продюсер Марина Тэе, народный артист России Александр Галибин, народный артист России, легендарный бас Больщого театра Владимир Маторин, журналист Лена Курбанова.

Что касается Большого театра, то мое вхождение в ряды артистов началось с веселого розыгрыша. Будущие коллеги встретили меня словами: « В традициях театра – не допускать ошибок. Ошибешься, тебя прервет дирижер. Но если ошибешься еще раз – ты для него перестанешь существовать. А это значит, что у нас ты больше не служишь».

Теперь можно представить мой ужас при первом выходе на сцену. А ведь я попал в Большой, имея школу семнадцатилетней работы в театре Станиславского и Немировича-Данченко. В Большом я достаточно быстро начал петь партии Сусанина, Рене, Годунова…

Владимир Маторин

Владимир Маторин

Владимир Маторин

– И мир стал считать вас звездой…

– Давайте проясним некоторые моменты. Зрители даже не подозревают, что оборотная сторона этой самой, как вы ее называете, «звездности» – ежедневные 6 часов «пахоты» на репетициях. Пока полторы сотни раз не повторишь одно и тоже, концертмейстер не отпустит. А потом еще и дирижер сверкнет глазами: «Что такое?! С кем учил?!»

– Вас часто сравнивают с Федором Шаляпиным, который пел своего «Бориса Годунова», поражая современников еще и актерской игрой. Вы любите своего Годунова?

– Я выделяю «Бориса Годунова». Поскольку пел его в разных постановках, и, скажу вам, для баса – это непросто. Я люблю и «Ивана Сусанина», он дается мне психологически проще, чем Годунов. Сусанин светел, он тоскует, его душа болит за Русь. А вот Годунов показан в самые мрачные моменты жизни. Сначала радуется, что, взойдя на трон, поквитается с недоброжелателями, но к этой радости примешивается страх. Он осознает, что стал мишенью для тех, кто будет искать виноватого. И второй, еще более страшный момент: он чувствует, что невинно пролитая кровь ребенка возвратится страшной карой. Это состояние играть сложно прежде всего психологически: Годунов стоит на пороге смерти, которую актеру смоделировать не дано, его раздирают мощные чувства, преследуют галлюцинации, когда он видит мальчика. Я обычно после «Годунова» прихожу в себя несколько дней.


Елена Булова

 

 

Владимир Маторин

Добавить комментарий