«Московская правда» вступает в свое 105-летие! Мы побеседовали с Ниной Андреевной Баталовой – человеком, работающим в издании с 1956 года. Нина Андреевна рассказала о журналистике, прошлом и настоящем «Московской правды», а главное – о столице, чье развитие продолжает отображаться на страницах газеты с более чем вековой историей.
– Нина Андреевна, расскажите о «Московской правде».
– В августе 1991 года у нас прошло собрание, и было решено, что наша газета становится газетой всего коллектива, то есть акционерным обществом. После этого мы выбрали нового редактора – Шода Саидовича Муладжанова. В общем, мы восстановили и сохранили свою газету. Сохранили и своих наиболее верных подписчиков, которые читали газету по многу лет.
И с тех пор вот работаем уже в совершенно другом режиме – сейчас будучи абсолютно самостоятельными. Это и плата, и деньги, это аренда, это стоимость бумаги. Осталось ядро коллектива. Я все время поражаюсь, что молодые ребята, хотя работать очень трудно, как-то сплачиваются, работают очень дружно, не считаясь со временем.
Заключили договоры с ведущими департаментами. И самое главное – материалы газеты и на сайте, и в печатной версии рассказывают о развитии столицы, реализации важнейших мегапроектов.
Сохраняем все связи с городскими организациями. У нас очень хорошие связи с Комплексом городского хозяйства, который возглавляет заммэра Пётр Павлович Бирюков. Со строителями, с Департаментом культурного наследия. Москвичей интересуют вопросы строительства, сохранения здравоохранения.
Вот тут недавно вышла очень интересная статья директора Эрмитажа Михаила Пиотровского. Он говорит о том, что медиаполе все шире занимают блогеры. Блогерское мышление особенно наглядно в соцсетях.
Я помню, когда мы начинали, у нас не было этих прелестей, никогда этого не было. У нас был только карандаш, ручка и память. Больше ничего. Сегодня невозможно представить газеты без компьютеров, мобильных телефонов. Это влияет на условия труда. Но самое главное, чтобы не пропала сама личность журналиста.
– Шод Саидович в книге к 100-летию «Московской правды» писал, что в советское время было усредненное авторство в журналистике. То есть газета существовала как единый организм, а не как набор авторов?
– Во-первых, закон о печати совершенно непонятный. Нигде не сказано, что журналист должен отвечать за каждое слово. Ты должен работать над каждым материалом, должен готовиться к каждому материалу.
Элементарная журналистская порядочность, элементарная ответственность.
Я знаю даже такую вещь – у нас убрали одного сотрудника. Не буду называть кого. Он написал об одной мебельной фабрике. Тогда не было возможности что-то у нас купить. А он договорился с директором этой фабрики. Он писал критическую статью и намекнул ему: «ты – мне, а я – тебе». Ну а директору с какой же стати соглашаться. И все, его выгнали немедленно. Но бывают серьезные ошибки. А я помню, как у нас замертво лежали, когда какую-нибудь ошибку ляпнут или просмотрят или звонят из горкома партии. Ответственности был совершенно другой уровень. Ты отвечаешь за каждую строчку. А теперь нет. Я своих источников не выдаю. Как это так источников ты не выдаешь? Ты чего-то боишься? Мы сидели по ночам, и ничего.
– Сейчас вы огромная часть «Московской правды». А как все было, когда вы только туда пришли?
– Я пришла туда в 56-м году по распределению после окончания факультета журналистики. Достаточно долго работала в отделе информации, потом возглавляла отдел городского хозяйства. Отдел информации был чрезвычайно дружным, и всегда был главный принцип: тщательно готовиться к публикации любого материала.
Михаил Загоскин писал: «Москва не город – целый мир». И вот этот мир постоянно расширяется. В 1960, 1961 году город прирос новыми территориями: Перово, Люблино, Черкизово, Кунцево. То, что было за Третьим кольцом. В результате Москва приобрела МКД и стала городом без окраин. Начали строиться крупные кварталы. Границы Москвы снова увеличились 10 лет назад – в 2,5 раза. Сейчас она примыкает к Калужской области, появляется еще больше возможностей улучшать город.
Но тем не менее вот то, что у нас и город растет, отсюда и задачи. Потому что если в центре все сделано, к примеру, далеко не все, конечно. Самым знаменательным стала Москва-Сити. Я совершеннейшая противница строительства вот этих жутких громад. Не люблю Москва-Сити, хотя мы работали на этом «Сити» с Лужковым, ездили каждую неделю. На них надо смотреть на большом расстоянии. Причем я считаю, что они ужасающие по своей территории, но это уже мое личное, да?
Николай Васильевич Гоголь написал, что архитектура должна быть вызывающей, то есть запоминающейся. Все равно, особенно архитектура больших городов, она должна формировать лицо города. Поэтому, когда мы поднимаем вот эти этажи, ну, другое дело, у нас здесь они расположены как-то в глубине. А когда они рядом, когда они плотно, когда они высокие, когда люди не видят земли… Я этого не понимаю, когда с одного квадратного сантиметра надо денежек побольше. Во всяком случае новые территории сейчас осваиваются. Вот там они по-умному строят.
– Вам не кажется, что за счет стремительного роста Москва теряет свою архитектурную идентичность?
– Ну а как же! Я об этом и говорю, что они просто как близнецы-братья. Но дело даже не в этом. Например, пятиэтажки. Когда начинают говорить, что пятиэтажки – плохое решение, забывают, что это было великое дело. Понимаете, когда из коммуналок вдруг люди стали переезжать хоть в какие-то плохонькие, но квартиры. Не было помещения, но это все равно был какой-то дом. А когда 20 человек в одной квартире, причем роскошной, коммунальной… Я почти не жила в коммуналке. Мне такое счастье выпало, когда я замуж вышла. Я не знала, как я выкручусь из этой ситуации. Нас было шесть семей! Причем каждый арбатский житель был со своим нравом. Они абсолютно разные, разноплановые люди. Они тебе и дверь не откроют, если не три звонка, а пять звонков, они все что угодно сделают. Но всему приходит свое время. Сейчас полным ходом идет реновация и слом пятиэтажек. Появляются мегапроекты. Реновация как раз является одним из них.
Реконструируются, меняют лицо промышленные зоны. В том же ЗИЛе в рамках реорганизации построены жилые кварталы, Ледовый дворец, спортивные кластеры и набережная. Построены тысячи кв. м жилья, а до 30-го года она увеличится в разы. В принципе, на протяжении 11 лет Москва избавляется от «ржавого пояса» – бывших предприятий.
Только сейчас идет реконструкция 11 набережных-магистралей, а также 8 мостов, соединяющих город в разных направлениях. Раньше было всего несколько мостов, и потом потихоньку строительство стало стратегическим. Ведь они стали соединять новые, только строящиеся районы с остальной столицей.
– Вопросы экологии всегда были важны для «Московской правды»?
– Экология, вопросы экологии – это всегда важно. Возьмем Москву. Здесь мы с вами сидим – у нас одна температура, мы поедем на ВДНХ – там другая температура. Мы с вами поедем на Тимирязевскую – там третья температура. Даже помню, мы в отделе информации писали материалы, например, откуда ветер дует. Даже это имеет значение, ведь если в Москве этот ветер ломается между домами, то на широком пространстве он ведет себя совершенно по-другому. И с разницей температур до шести градусов, до восьми градусов доходит. И вопросы экологии, конечно, важно. Это все взаимосвязано.
Вот сейчас нефтеперерабатывающий завод стал экологически чистый абсолютно. Он совершенно преобразился. Но это же были самые загаженные территории. Там дышать было нечем. А Люблинские поля орошения – там вонь стояла непроходная просто. Это немыслимо было. Или возьмите район Коломенское, рядом с которым была станция аэрации. Там уже на этом газе стали вырабатывать электроэнергию, стали сооружать очистные сооружения, поэтому Москва чистится.
Москва стала необычайно зеленым городом. Рост количества зеленых зон является одним из главных направлений в развитии города. Преображаются места, где живут люди, а зеленые уголки заполняют столицу. Это же относится и к сохранению исторического наследия. Взять ВДНХ, которая является крупнейшим исторически-культурным центром на северо-востоке Москвы. Они постоянно улучшаются при помощи современных подходов к строительству и реставрации.
Вот эти программы – «Мой район», «Реновация» и вообще Департамент культурного наследия очень много делают. Потому что приводят в порядок фасады, здесь они приводят в порядок сам дом, наконец, даже когда они сделали частную остановку в районе Тимирязевской академии, где 27-й трамвай ходит. Она ведь одна из самых первых в Москве трамвайных остановок. На нее сейчас посмотришь – любо-дорого.
Мы когда-то много лет назад изгоняли трамвай со страшной силой. По дурости. Я считаю, что по дурости мы разбивали маршруты. У нас был такой поэт – Сергей Баруздин. Он написал стих, где рассказывал про мытарства московского трамвая.
Сначала он ходил везде, даже через Красную площадь. Потом его стали изгонять откуда только можно. Сказали, что троллейбус и автобус – это гораздо лучше, гораздо современнее. Но потом-то поняли, что старичок-то живучий. Понимаете, это экологически чистый транспорт. Другое дело, что нужны были новые трамваи.
Мы однажды с нашим водителем Ираклием провели эксперимент. Я села на трамвай и поехала на северо-запад, а Ираклий от той остановки, где я села, ехал на машине. Так я вот на трамвае приехала на 20 минут быстрее нашего дорогого Ираклия. Он говорит: «Ты уже здесь?» – «Да, Ираклий, я воспользовалась городским трамваем».
Другое дело, что трамваи, конечно, сейчас появились новые. Он никому не мешает, и он действительно экологически чистый. Неслучайно наземный трамвай сейчас стали развивать.
– Я читал ваш материал об МЦК, тогда еще не действующем.
– Да, мы с Шодом Саидовичем ездили.
– «Московская правда» первой предложила использовать МЦК под пассажирские перевозки?
– Идея всегда витала в воздухе. Московская кольцевая дорога была рассчитана на пассажирское движение еще в момент своего создания. Ведь там ходили пассажирские поезда, но она оказалась просто дороговатой. А потом она стала привлекательной стратегической артерией для предприятий. ЗИЛ, «Динамо» и другие, все выходили на окружную дорогу.
Она взяла на себя колоссальные нагрузки, особенно во время войны, поэтому она работала с точностью механизма. Это стратегическая дорога.
И получалось, что она разделяет Москву, а не объединяет. Поэтому встал вопрос о том, чтобы было пассажирское сообщение. Одно время стоял вопрос даже так, чтобы вообще снять с нее грузовые составы. Вот сейчас, если вы едете, видно, там одна линия оставлена, без этого город не может. Вот решили: транспорт пустим. А если все позакрывать: и «Динамо», и ЗИЛ, закрыть завод Орджоникидзе, закрыть «Красный пролетарий» – все позакрывать, тогда, конечно, можно снимать это грузовое сообщение. А если по-умному развивать? Но это должна быть уже другая продукция, другие вещи.
И вопрос этот решался очень много лет. Не то что пришел Сергей Собянин, и все. Я сама лично была на совещании раз, наверное, десять. В Министерстве железнодорожного транспорта РЖД. Принимали участие Москва и железнодорожники. В итоге мы проехали по нему. Я Петра Павловича Бирюкова уговорила. Мы проехали все кольцо. Сели на Черкизовской и на Черкизовскую приехали.
Там пустили тепловозы. Но что вокруг творилось? Это немыслимая вещь. Там были гаражи, там были какие-то немыслимые теплушки, зверюшки, висели какие-то штаны. Какие-то короба деревянные. И в то же время уже выходили дома. Причем приличное место было только одно – в районе Лужников. Уже после, кстати, пришли к тому, что четвертое кольцо, которое планировалось, которое должно было разрезать эту дорогу, превратили в хорды.
Потом стали уже вводить железнодорожный транспорт. И конечно, сразу изменилась нагрузка автобусов, трамваев. Кольцо же все время загружено. Но для этого одновременно пришлось переделывать транспортные линии.
Москву наполняют колоссальные транспортные строительства. Это крупнейшие мегапроекты, новые масштабы и подходы к строительству транспортных магистралей.
– В начале нулевых вы освещали пожар в Манеже?
– Ну конечно, я писала об этом сто раз. Я из окна своего видела, как горит Манеж. Дым стоял! Мы были там через несколько часов. Там полыхало все! Даже стоял вопрос, особенно со стороны государственных структур, что Манеж надо сломать. В то время Москве повезло на мэра и на главного археолога Москвы. Наши московские уперлись напрочь. Целая кампания была организована в определенных газетах. Москва твердо сказала, что Манеж мы будем сохранять. Ровно через год Манеж открыли.
Я вам хочу сказать, что это была колоссальная работа. Дело в том, что он был зданием без фундамента. Там бегали кони, люди, там Гиляровский, Лев Толстой на велосипеде катались. А когда он сгорел, то поняли, что отреставрировать, восстановить колонны невозможно. Его нужно было модернизировать. Сделан новый уровень Манежа, подвальный, гардеробы, сделали дополнительные экспозиционные мощности, эскалаторы поставили, все, что угодно. Весь внешний вид восстановили. Самое главное, удалось сохранить жемчужину – это фермы Бетанкура. Решили эти фермы сохранить, и не просто сохранить, а открыть их для зрителей.
Это действительно уникальная вещь. И вот когда они открыли, во-первых, это сразу гигантское пространство. Полет здания стал другим. Там появились небольшие помещения для возможных выставок, поэтому его восстанавливали очень долго. Но в этом была очень большая воля московских властей, потому что на них наседали.
Когда начались раскопки, там же обнаружили остатки древней Тверской дороги, которая начиналась от Кутафьей башни. Здесь начиналась и шла туда вверх старая Тверская дорога. И я помню, мы с Векслером разговаривали, а он говорит: «Стой аккуратно!» А там ребята копают, археологи, они как сумасшедшие рыли. И вдруг один кричит: «Тихо, тихо! Здесь же дорога!» Они мне показали такой кусочек. Я вам честно скажу, я кусочек Тверской дороги сперла.
– «Московская правда» организовала фонд «Москва-Севастополь», можете рассказать о нем?
– Газета наша занималась фондом «Москва-Севастополь». Мы занимались этим 15 лет. Не без нашего участия все там делалось. Я ездила туда раза по четыре, по пять в год. А когда Лужков ушел, просто другая концепция стала. Мы же занимались помощью флоту. А у нового начальства концепция новая – помогать Севастополю. То есть не только флоту, потому что он стал финансироваться намного лучше. Когда мы начинали, Черноморский флот финансировался всего на 12%. То есть вообще у них ничего не было. Потом было принято решение московского правительства о создании фонда «Москва-Севастополь» по инициативе правительства Москвы и «Московской правды».
– Чего вы достигли за счет этого фонда?
– Во-первых, Москва построила 3000 квартир. Москва финансировала свой подшефный корабль «Москва». Мы приводили в порядок клуб моряков, театр, поставили памятник – обелиск на 300-летие флота.
В общем, после Москвы началось движение по помощи флоту. И мы гордимся тем, что там, в Севастополе, на бульваре, стоит такая плита, где перечень всех округов, кто помогал флоту, не только Черноморскому, но и Северному. И Москва открывает список этих городов.
Фото “Московской правды”
