10 ноября 1933 года все парижские газеты вышли с крупными заголовками: «Бунин — нобелевский лауреат». Особую значимость этому событию придавало то, что Иван Бунин стал первым русским писателем, удостоившимся этой высокой награды.
Известие о том, что он стал нобелевским лауреатом, Иван Бунин получил еще накануне, во второй половине дня 9 ноября. О событиях этого дня он оставил подробные воспоминания в очерке «Нобелевские дни»:
«9 ноября 1933 года, старый добрый Прованс, старый добрый Грасс, где я почти безвыездно провел целых десять лет жизни, тихий, теплый, серенький день поздней осени… Такие дни никогда не располагают меня к работе. Все же, как всегда, я с утра за письменным столом. Сажусь за него и после завтрака. Но, поглядев в окно и видя, что собирается дождь, чувствую: нет, не могу. Нынче в синема дневное представление – пойду в синема. Спускаясь с горы, на которой стоит «Бельведер», в город, гляжу на далекие Канны, на чуть видное в такие дни море, на туманные хребты Эстереля и ловлю себя на мысли:
– Может быть, как раз сейчас, где-то там, на другом краю Европы, решается и моя судьба…
В синема я, однако, опять забываю о Стокгольме. Когда, после антракта, начинается какая-то веселая глупость под названием «Бэби», смотрю на экран с особенным интересом: играет хорошенькая Киса Куприна, дочь Александра Ивановича. Но вот в темноте возле меня какой-то осторожный шум, потом свет ручного фонарика и кто-то трогает меня за плечо и торжественно, взволнованно говорит вполголоса:
– Телефон из Стокгольма…
И сразу обрывается вся моя прежняя жизнь. Домой я иду довольно быстро, но не испытывая ничего, кроме сожаления, что не удалось досмотреть, как будет играть Киса дальше, и какого-то безразличного недоверия к тому, что мне сообщили.
(Сомнения и безразличное недоверие Бунина объяснялись тем, что до этого его номинировали на Нобелевку уже несколько раз — в 1922, 1926 и 1930 годах, но каждый раз премию получал кто-то другой. – С. И.)
Но нет, не верить нельзя: издали видно, что мой всегда тихий и полутемный в эту пору дом, затерянный среди пустынных оливковых садов, покрывающих горные скаты над Грассом, ярко освещен сверху донизу. И сердце у меня сжимается какою-то грустью… Какой-то перелом в моей жизни…
Весь вечер «Бельведер» полон звоном телефона, из которого что-то отдаленно кричат мне какие-то разноязычные люди чуть не из всех столиц Европы, оглашается звонками почтальонов, приносящих все новые и новые приветственные телеграммы чуть не из всех стран мира, – отовсюду, кроме России! <…> Наряду со всем тем обычным, что ежегодно происходит вокруг каждого нобелевского лауреата, со мной, в силу необычности моего положения, то есть моей принадлежности к той странной России, которая сейчас рассеяна по всему свету, происходило нечто такое, чего никогда не испытывал ни один лауреат в мире: решение Стокгольма стало для всей этой России, столь униженной и оскорбленной во всех своих чувствах, событием истинно национальным…»
Однако для того, чтобы получить премию, нужно было еще добраться до Швеции, а у Буниных, по свидетельству писательницы Галины Кузнецовой, денег на проезд не было:
«В доме не было денег… Мы еще долго говорили накануне в его кабинете, он с карандашом считал. Выходило, что для поездки в Швецию надо 50 тысяч».
В результате деньги были взяты взаймы, и писатель отправился в долгожданную поездку. Кроме всего прочего, ему очень хотелось, как он сообщил в одном из интервью, опять поскорее испытать удовольствие дальней дороги:
«Ведь по своей эмигрантской бесправности, по той трудности, с которой нам, эмигрантам, приходится добывать визы, я уже тринадцать лет никуда не выезжал за границу, лишь один раз ездил в Англию. Это для меня, без конца ездившего когда-то по всему миру, было одно из самых больших лишений» (цитируется по книге: Иван Бунин «Нобелевские дни»).
Как сообщает Бунин в своих воспоминаниях, раздача премий лауреатам ежегодно происходит всегда 10 декабря и начинается ровно в пять часов вечера:
«В этот день стук в дверь моей спальни раздается рано, с вечера было приказано разбудить меня не позднее восьми с половиной. Вскакиваю и тотчас же вспоминаю, что за день нынче: день самый главный. На часах всего восемь, северное утро едва брезжит, еще горят фонари. (…) Но я должен начать день нынче рано: десятое декабря – дата смерти Альфреда Нобеля, и потому я с утра должен быть в цилиндре и ехать за город, на кладбище, где надо возложить венки и на его могилу, и на могилу недавно умершего племянника его, Эммануила Нобеля. Официальное приглашение на торжество рассылается лауреатам за несколько дней до него. Оно составлено (на французском языке) в полном соответствии с той точностью, которой отличаются все шведские ритуалы:
«Господа лауреаты приглашаются прибыть в Концертный Зал для получения Нобелевских премий 10 декабря 1933 г., не позднее 4 ч. 50 м. дня. Его Величество в сопровождении Королевского Дома и всего Двора пожалует в Зал, дабы присутствовать на торжестве и лично вручить каждому из них надлежащую премию, ровно в 5 ч., после чего двери Зала будут закрыты и начнется само торжество».
Ни опоздать хотя бы на одну минуту, ни прибыть хотя бы на две минуты раньше назначенного срока на какое-нибудь шведское приглашение совершенно недопустимо. Поэтому одеваться я начинаю чуть ли не с трех часов дня – из страха, как бы чего не случилось: а вдруг куда-нибудь исчезнет запонка фрачной рубашки, как любят это делать в подобных случаях все запонки в мире? В половине пятого мы едем. К громадному «Музыкальному Дому», где всегда происходит торжество раздачи премий, течет столь густой и бесконечный поток автомобилей, что наш шофер, молодой гигант в мохнатой меховой шапке, с великим трудом пробирается в нем: нас спасает только то, что полиция при виде кортежа лауреатов, которые всегда идут в таких случаях друг за другом, задерживает все прочие автомобили».
По словам Бунина, особенно волнующей стала для него последняя минута перед вручением премии:
«Последняя минута меня взволновала. Речь Гальстрема была не только прекрасна, но истинно сердечна. Кончив, он с малой церемонностью обратился ко мне по-французски:
– Иван Алексеевич Бунин, благоволите сойти в Зал и принять из рук Его Величества литературную Нобелевскую премию 1933 года, присужденную вам Шведской академией».
Ему вручена папка с Нобелевским дипломом, медаль и чек на 715 тысяч французских франков. Вернувшись во Францию, разбогатевший Бунин первым делом расплатился с долгами, потом довольно большую сумму пожертвовал на помощь русским эмигрантам. И, наконец, по совету доброжелателей вложил оставшуюся сумму в «беспроигрышное дело» (он вложился в ценные биржевые бумаги и приобрел долю в русском ресторане), но вскоре «по неумению обращаться с деньгами», как он писал сам, остался ни с чем.
Сергей Ишков.
Фото culture.ru
Получил премию, промотал, и остаток жизни жил, если не в нищете, то в бедности. Впрочем, Пушкин после себя 100000 рублей долгов оставил.
Не так часто наши соотечественники удостаивались такой высокой награды. Действительно, есть чем гордиться. Жаль, что сейчас у нас. Да и вообще в мире мало действительно талантливых писателей. А Нобелевская премия превратилась в своеобразный междусобойчик.
Люблю Бунина, одухотворенный и высокий писатель, его книги врезались мне в душу. Буду перечитывать на досуге.