13 марта 1964 года Народный суд Дзержинского района Ленинграда признал поэта и переводчика Иосифа Бродского тунеядцем и приговорил его к высылке на пять лет в Архангельскую область.

В решении было указано, что дело поэта было возбуждено по Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 4/V-1961 года «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни».
Несколько лет назад объединенная пресс-служба судов г. Санкт-Петербурга опубликовала оригиналы судебных решений трех инстанций по делу в отношении Иосифа Бродского. В постановлении Народного суда Дзержинского района г. Ленинграда говорится:
«Народный суд установил: гр. Бродский систематически не занимается общественно полезным трудом, ведет антиобщественный паразитический образ жизни, о чем свидетельствуют следующие данные: из выписки трудовой книжки видно, что Бродский в период с 1956 по 1964 гг. проработал в общей сложности 2 г. 8 мес. на предприятиях гор. Ленинграда. С октября мес. 1963 года Бродский нигде не работал и не учился. По данным справки Ленстудии телевидения, Бродский получил 8/VIII-63 г. авторский гонорар за работу 37 руб. 50 коп. По данным справки Л. О. Гослитиздата, Бродскому как автору и переводчику в 1962 – 1963 г. никаких выплат не производилось, т. е. имели место единичные случаи заработка Бродского, что не свидетельствует о выполнении им важнейшей Конституционной обязанности честно трудиться на благо Родины и обеспечения личного благосостояния.
В материалах дела видно, что Бродский в 1960 г. был приглашен в органы КГБ по вопросу участия его и его близких друзей по Москве и Ленинграду в издании нелегального сборника «Синтаксис» и, как он подтвердил на суде, ему было предложено переменить свое отношение к труду, переменить образ жизни».
Суд установил, что «в дальнейшем Бродский писал ущербные, упаднические стихи, которые с помощью своих друзей распространял среди молодежи Москвы и Ленинграда. С помощью своих друзей и отдельных писателей Бродский организовывал литературные вечера, на которых пытался противопоставить себя как поэта нашей советской действительности. <…> Бродский не является ни поэтом, ни профессиональным литератором, что нашло подтверждение в объяснениях Бродского на суде и в показаниях допрошенных свидетелей».
Вывод Народного суда Дзержинского района Ленинграда следующий:
«Бродский, будучи трудоспособным, упорно не занимался общественно полезным трудом и, несмотря на принятые к нему меры воспитательного порядка, предупреждения со стороны общественности и государственных органов, ведет паразитический образ жизни».
«Тунеядец» Иосиф Бродский должен был быть выслан из Ленинграда «в специально отведенную местность с обязательным привлечением к труду». Срок высылки был определен в пять лет. Никакие справки о договорах с издательствами и ходатайства членов Союза писателей СССР не помогли.
Из записи суда над Иосифом Бродским, сделанной и тогда же пущенной в самиздат писательницей Фридой Вигдоровой (заседание суда Дзержинского района города Ленинграда, судья — Савельева. 18.02.1964 г.):
Судья: Чем вы занимаетесь?
Бродский: Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю…
Судья: Никаких «я полагаю». (…) У вас есть постоянная работа?
Бродский: Я думал, что это постоянная работа.
Судья: Отвечайте точно!
Бродский: Я писал стихи. Я думал, что они будут напечатаны. Я полагаю…
Судья: Нас не интересует «я полагаю». Отвечайте, почему вы не работали?
Бродский: Я работал. Я писал стихи.
(…)
Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить Вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно)… от Бога…
И. М. Меттер (сценарист, прозаик и драматург. — С. И.) так описывает свои впечатления от заседания суда, состоявшегося 18 февраля 1964 года:
«Не забыть мне никогда в жизни ни этого оскорбительного по своему убожеству зала, ни того срамного судебного заседания… Да какой уж зал! Обшарпанная, со стенами, окрашенными в сортирный цвет, с затоптанным, давно не мытым дощатым полом комната, в которой едва помещались три продолговатых скамьи для публики, а перед ними, на расстоянии метров трех – судейский стол, канцелярский, донельзя поношенный, к нему приставлен в форме буквы Т столик для адвоката, прокурора и секретаря. (…) Нас всех, вместе с подсудимым, окунали в наше ничтожество.
Допущенная в зал публика – Вигдорова, Грудинина, Долинина, Эткинд и я легко разместились на первой скамье; на ней же, с краю, поближе к дверям сидели мать и отец Иосифа. На них было больно смотреть. Они не отрывали глаз от двери, она должна была отвориться и впустить их сына…
Поразительно для меня было, что этот юноша, которого только теперь я имел возможность подробно разглядеть и наблюдать, да при том еще в обстоятельствах жестоко для него экстремальных, излучал какой-то покой отстраненности – [судья] Савельева не могла ни оскорбить его, ни вывести из себя, он и не пугался ее поминутных грубых окриков. (…) лицо его выражало порой растерянность оттого, что его никак не могут понять, а он в свою очередь тоже не в силах уразуметь эту странную женщину, ее безмотивную злобность; он не в силах объяснить ей даже самые простые, по его мнению, понятия» (цитируется по книге: Лев Лосев «Иосиф Бродский: опыт литературной биографии». М.: Молодая гвардия (Жизнь замечательных людей: Серия биографий), 2006).
Процесс продолжался около пяти часов и закончился поздно вечером. Приговор поразил даже тех, кто без надежды на оправдание пришел в суд, чтобы поддержать поэта. Бродского осудили на максимально возможное по указу 1961 года наказание.
Тем же Народным судом Дзержинского района г. Ленинграда было вынесено частное определение в отношении членов Ленинградского отделения Союза писателей Натальи Грудининой, Ефима Эткинда и Вольфа (Владимира) Адмони, в котором обращено внимание Союза советских писателей на то, что они, выступив в суде в защиту Бродского, «пытались представить в суде его пошлые и безыдейные стихи как талантливое творчество, а самого Бродского как непризнанного гения, и что это их поведение свидетельствует об отсутствии у них идейной зоркости и партийной принципиальности».
Свидетели защиты, все трое, были членами Союза писателей: поэт Н. И. Грудинина (1918 – 1999) и два профессора-филолога из педагогического института им. Герцена, оба известные переводчики с европейских языков, – Е. Г. Эткинд (1918 – 1999) и В. Г. Адмони (1909 – 1993). «Как специалисты в области поэзии и поэтического перевода они пытались доказать суду, что сочинение и переводы стихов действительно являются нелегким трудом, требующим особого таланта и профессиональных знаний, что эту работу Бродский делал квалифицированно и талантливо. Все трое были знакомы с молодым поэтом и отзывались о нем тепло и с уважением», – пишет Лев Лосев в своей книге «Иосиф Бродский: опыт литературной биографии».
О тех, кто свидетельствовал против него, Бродский уже из ссылки писал в письме генеральному прокурору СССР:
«Могут ли называться свидетелями лица, которые меня никогда не видели? Свидетелями ЧЕГО они в таком случае являются?»
Свидетелей обвинения было вдвое больше, чем свидетелей защиты.
«Литератором из шести был только присланный Союзом писателей Е. В. Воеводин, остальные пятеро – начальник Дома обороны Смирнов, завхоз Эрмитажа Логунов, рабочий-трубоукладчик Денисов, пенсионер Николаев и преподавательница марксизма-ленинизма Ромашова – никак не являлись специалистами в области литературного труда, – сообщает Лев Лосев. – Все шестеро начинали свои показания с заявления, что с Бродским лично не знакомы. Это может показаться странным – зачем настаивать на своем незнакомстве с человеком, о котором собираешься свидетельствовать, но такой зачин напоминал уже установившуюся пятью годами раньше во время кампании «всенародного осуждения» Пастернака формулу: «Я романа Пастернака не читал, но…» Видимо, логика партийных сценаристов была такая: личное знакомство может быть основой личной антипатии, а советские трудящиеся дают объективную оценку общественной личности обвиняемого. Поэтому так символически репрезентативен подбор «свидетелей» по социальному положению, полу и возрасту – рабочий, военный, служащий, пенсионер, два интеллигента, среди них люди разных поколений, мужчины и женщина. Символика здесь очевидна – всенародное (в масштабах Дзержинского района города Ленинграда) осуждение тунеядца».
Адвокат Бродского Зоя Николаевна Топорова старалась, по возможности не раздражая суд, повернуть дело в юридическое русло, на основании документов и свидетельских показаний доказать, что ее подзащитный никак не может быть осужден по указу о тунеядцах: немного, но зарабатывал, в антиобщественном поведении не уличен.
Позже Зоя Топорова вспоминала:
«Бродский замечательно сказал свое последнее слово. Там было: «Я не только не тунеядец, а поэт, который прославит свою родину». В этот момент судья, заседатели – почти все – загоготали».
Решительное поведение трех свидетелей защиты на суде, взволнованный интерес городской интеллигенции к процессу и солидарность с подсудимым явились неожиданностью для устроителей судилища. После первого заседания 18 февраля 1964 года, «когда все вышли из зала суда, то в коридорах и на лестницах увидели огромное количество людей, особенно молодежи». Судья Савельева удивилась: «Сколько народу! Я не думала, что соберется столько народу!» На удивленное восклицание судьи относительно большого скопления публики из толпы ответили: «Не каждый день судят поэта!»
После суда Бродского сослали в деревню Норинская Архангельской области, где он работал в совхозе «Даниловский» (сейчас в Норинской — дом-музей Иосифа Бродского). Коллеги поэта писали письма в ЦК КПСС, Генпрокуратуру, КГБ, Верховный суд с требованием вернуть поэта.
Через год Иосиф Бродский был досрочно освобожден. Верховный суд РСФСР согласился с тем, что назначать Бродскому максимальный срок высылки — пять лет — было уж слишком строгим наказанием.
В Верховном суде РСФСР свое решение объяснили так:
«Бродский молод, противоправные действия совершил впервые. Из акта судебно-психиатрической экспертизы видно, что хотя Бродский и является трудоспособным, однако проявляет психопатические черты характера. При этих данных назначение Бродскому максимального срока высылки, предусмотренного законом, необходимостью не вызывалось».

4 сентября 1965 года Верховный суд РСФСР вынес определение об изменении постановления Народного суда Дзержинского района г. Ленинграда, признавшего Иосифа Бродского тунеядцем. Срок высылки был сокращен с 5 лет до 1 года 5 месяцев. Фактически этим решением суд освободил поэта.
Сергей Ишков.
В те годы проживание в Ленинграде считалось чем то сродни большой награде! Но даже это конечно же не оправдывает такое решение суда! Это конечно же была расправа над неугодным!