11 марта 1840 года поэт Михаил Лермонтов был арестован и предан военному суду за «недонесение о дуэли» с сыном французского посла в России Эрнестом де Барантом.
Французский посол при дворе Николая I Проспер де Барант выписал сына в Россию для подготовки его к дипломатической карьере. Тогда Эрнесту был 21 год. Он окончил Боннский университет и числился атташе кабинета министра иностранных дел Франции. Отец видел его дипломатом, но сам юноша интересовался главным образом женщинами. В русском обществе Эрнеста считали чересчур ветреным.
Француз и Михаил Лермонтов поссорились 16 февраля 1840 года на балу у графини Александры Лаваль в ее особняке на Английской набережной в Петербурге. Одни утверждали, что Эрнест ухаживал за молодой вдовой, княгиней Марией Алексеевной Щербатовой, в которую был влюблен Лермонтов. Другие говорили, что причиной раздора поэта и атташе стала красавица-немка Тереза фон Бахерахт. По мнению третьих, ссора началась из-за обиды Баранта за всю французскую нацию.
За два месяца до бала Барант-старший пригласил на прием во французское посольство Михаила Лермонтова как уже известного русского поэта, однако перед этим он через А. И. Тургенева разузнавал о том, действительно ли Лермонтов в своем стихотворении «Смерть поэта» поносит не только Дантеса – убийцу Пушкина, а всю французскую нацию. Удостоверившись, что это не так, посол отправил Лермонтову приглашение. Однако, видимо, Барант-младший все же был обижен на поэта.
Одна часть русского общества считала, что причиной поединка было «соперничество в любви и сплетни», «салонное волокитство», «заносчивый характер» Лермонтова, другая часть была уверена в том, что поэт отстаивал «национальную честь русских».
Евдокия Ростопчина в письме к Александру Дюма сообщала:
«Несколько успехов у женщин, несколько салонных волокитств вызвали против него (Лермонтова. — С. И.) вражду мужчин; спор о смерти Пушкина был причиной столкновения между ним и г. де Барантом, сыном французского посланника…»
Противостояние молодых людей вылилось в дуэль, которая состоялась 18 февраля 1840 года в том же месте, где Пушкин стрелялся с Дантесом, на Черной речке. Секундантами были Алексей Аркадьевич Столыпин по прозвищу Монго (Мунго) и граф Рауль д’Англес. Сначала Лермонтов и Барант дрались на шпагах, потом взялись за пистолеты.
Когда история стала известна, ее разбирала комиссия военного суда. 11 марта 1840 года Михаила Лермонтова арестовали. По приказанию командира лейб-гвардии Гусарского полка генерал-майора Н. Ф. Плаутина он написал объяснительное письмо:
«…16 февраля, на бале у графини Лаваль, господин Барант стал требовать от меня объяснения насчет будто мною сказанного. Я отвечал, что все ему переданное несправедливо; но так как он был недоволен, то я прибавил, что дальнейшего объяснения давать ему не намерен. На колкий его ответ я возразил такой же колкостью, на что он сказал, что если б находился в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело. Тогда я отвечал, что в России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и что мы меньше других позволяем себя оскорблять безнаказанно. Он меня вызвал, условились и расстались.
18 числа, в воскресенье, в 12 часов утра, съехались мы за Черною речкою на Парголовской дороге. Его секундантом был француз, которого имени я не помню и которого никогда до сего не видел. Так как господин Барант почитал себя обиженным, то я предоставил ему выбор оружия. Он избрал шпаги, но с нами были также и пистолеты. Едва успели мы скрестить шпаги, как у моей конец переломился, а он слегка оцарапал мне грудь. Тогда взяли мы пистолеты. Мы должны были стрелять вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, а я выстрелил уже в сторону. После сего он подал мне руку, и мы разошлись».
Комиссия военного суда установила, что Барант промахнулся, а Лермонтов действительно выстрелил в сторону. Не стрелять по правилам дуэли он не мог, а за выстрел вверх его могли посчитать трусом. У поэта Николая Рубцова есть такие строчки:
Напрасно дуло пистолета
Враждебно целилось в него;
Лицо великого поэта
Не выражало ничего!
Уже давно, как в божью милость,
Он молча верил в смертный рок.
И сердце Лермонтова билось,
Как в дни обидчивых тревог.
Когда же выстрел грянул мимо
(Наверно, враг не спал всю ночь!),
Поэт зевнул невозмутимо
И пистолет отбросил прочь…
Виссарион Белинский назвал эту дуэль «вздором»:
«…Барант (салонный Хлестаков) слегка царапнул его по руке <…>»
Русский дипломат, сенатор Александр Булгаков рассказал, что, когда Эрнест де Барант потребовал драться на шпагах, Михаил Лермонтов ответил, что он не французский маркиз, а русский гусар, шпагой не владеет: у русских сабли, а не шпаги, но готов дать сатисфакцию, которую от него требуют.
«Съехались в назначенное место, дрались, никто ранен не был, и когда секунданты стали их разнимать, то Лермонтов сказал Баранту: я исполнил вашу волю, дрался по-французски, теперь я вас приглашаю драться по-русски на пистолетах, — на что Барант согласился, – писал А. Я. Булгаков. – Русская дуэль была посерьезнее, но столь же мало кровопролитная, сколь и французская…»
К слову, о пистолетах. В исследовании «Пропавший дневник Пушкина» Владимир Фридкин пишет:
«…Георгий Михайлович (праправнук Пушкина Г. М. Воронцов-Вельяминов) рассказал мне об одной из своих пушкинских находок. Он разыскал во Франции дуэльные пистолеты, участвовавшие в дуэли Пушкина и Дантеса, одним из которых был убит Пушкин. Георгий Михайлович нашел их в одном небольшом частном музее почты в Лимре, около Амбуаза. Это были те самые пистолеты, которые Эрнест де Барант, сын французского посла в Петербурге, одолжил д’Аршиаку, секунданту Дантеса. Позже эти пистолеты участвовали в дуэли между Эрнестом де Барантом и М. Ю. Лермонтовым».
Встретились на том же месте, стрелялись теми же самыми пистолетами… Неслучайные случайности.
Троюродный брат Лермонтова, Аким Шан-Гирей, в своих воспоминаниях писал о том, откуда взялись пистолеты, иначе:
«Нас распустили из училища утром, и я, придя домой часов в девять, очень удивился, когда человек сказал мне, что Михаил Юрьевич изволили выехать в семь часов; погода была прескверная, шел мокрый снег с мелким дождем. Часа через два Лермонтов вернулся, весь мокрый, как мышь. «Откуда ты эдак?» — «Стрелялся». — «Как, что, зачем, с кем?» — «С французиком». — «Расскажи». Он стал переодеваться и рассказывать: «Отправился я к Мунге, он взял отточенные рапиры и пару кухенрейтеров, и поехали мы за Черную речку. Он (Эрнест де Барант. — С. И.) был на месте. Мунго подал оружие, француз выбрал рапиры, мы стали по колено в мокром снегу и начали; дело не клеилось, француз нападал вяло, я не поддавался. Мунго продрог и бесился, так продолжалось минут десять. Наконец он оцарапал мне руку ниже локтя, я хотел проколоть ему руку, но попал в самую рукоятку, и моя рапира лопнула. Секунданты подошли и остановили нас; Мунго подал пистолеты, тот выстрелил и дал промах, я выстрелил на воздух, мы помирились и разъехались, вот и все».
О том, что эта дуэль – «совершенная противоположность истории Дантеса», писал поэт, литературный критик, историк, мемуарист Петр Вяземский.
«Здесь действует патриотизм, – говорил он. – Из Лермонтова делают героя и радуются, что он проучил француза».
Поговаривали, что государь отнесся к этой истории снисходительно, заявив, что если бы Михаил Лермонтов подрался с русским, то он знал бы, что с ним сделать, но из-за того, что дуэль произошла с французом, три четверти вины поэта слагается.
Баранту-младшему было настоятельно рекомендовано покинуть Россию, однако его отец с этим не торопился: Проспер де Барант опасался, что возвращение сына в Париж после скандального поединка испортит ему карьеру дипломата. И все же в конце марта Эрнесту де Баранту пришлось уехать во Францию.
«Вероятно, переведут молодца в армию, – писал Виссарион Белинский о дальнейшей судьбе Лермонтова. – В таком случае хочет проситься на Кавказ, где приготовляется какая-то важная экспедиция против черкес. Эта русская разудалая голова так и рвется на нож. Большой свет ему надоел, давит его, тем более что он любит его не для него самого, а для женщин. <…> Ну, от света еще можно бы оторваться, а от женщин — другое дело. Так он и рад, что этот случай отрывает его от Питера».
Барант-младший не был привлечен к суду, но он знал официальные ответы своего противника. Эрнест обиделся. Он негодовал и утверждал, будто слова Лермонтва о том, что поэт стрелял в сторону, — неправда. Друзья рассказали Лермонтову о поведении Баранта-младшего, и 22 марта арестованный Михаил Юрьевич пригласил Эрнеста к себе на Арсенальную гауптвахту для объяснений.
«Я спросил его: правда ли, что он недоволен моим показанием? Он отвечал: «Точно, и не знаю, почему вы говорите, что стреляли не целя на воздух». Тогда я отвечал, что говорил это по двум причинам. Во-первых, потому, что это правда, а во-вторых, потому, что я не вижу нужды скрывать вещь, которая не должна быть ему неприятна, а мне может служить в пользу; но что если он недоволен этим моим объяснением, то когда я буду освобожден и когда он возвратится, то я готов буду вторично с ним стреляться, если он этого пожелает, – такой диалог Эрнеста Баранта и Михаила Лермонтова приводит в своей статье Эмма Герштейн. – После сего г. Барант, отвечав мне, что он драться не желает, ибо совершенно удовлетворен моим объяснением, уехал». За это тайное свидание с Барантом суд дополнительно обвинил Лермонтова в попытке вызвать Баранта на дуэль вторично.
13 апреля 1840 года суд огласил решение о переводе Лермонтова в Тенгинский пехотный полк, участвовавший в военной экспедиции на Кавказе.
Проспер де Барант, считавший, что репутации его сына Лермонтов нанес серьезный ущерб, обратился за помощью к шефу жандармов Бенкендорфу. От поэта требовали, чтобы он письменно принес Баранту-младшему извинения. Кроме того, Лермонтов должен был признать свое показание о выстреле «на воздух» ложным. Барантам не понравилось, что в обществе говорят о благородстве Михаила Юрьевича, который специально стрелял, не целясь, тогда как Эрнест целился, но промахнулся.
Поэт с требованиями не согласился, и Бенкендорфу пришлось отступить.
В январе 1841 года отличившийся в боях против горцев Михаил Лермонтов получил отпуск. Он отправился в Москву, а оттуда – в Петербург. Поэт просил об отставке, но ее Лермонтову не дали. В марте Михаил Юрьевич посетил известную гадалку Александру Кирхгоф, которая напророчила поэту, что в Петербурге он больше никогда не окажется, а отставку получит такую, после которой уже ни о чем просить не станет. 15 июля 1841 года Лермонтов был убит на дуэли с Николаем Мартыновым. Все сбылось.
Эрнест де Барант, несмотря на хлопоты его родителей, в Россию так никогда и не вернулся.
И еще — о роковом оружии. Во время визита Михаила Горбачева во Францию 6 июля 1989 года президент Франсуа Миттеран передал ему дуэльные пистолеты, которыми сначала стрелялись Пушкин и Дантес, а затем, по некоторым данным, Лермонтов и Эрнест де Барант. Видимо, Миттеран намеревался превратить этот памятник смертельной вражды в знак сердечного согласия. Однако из-за такого «подарка» французы взбунтовались. Миттерану пришлось ограничиться предоставлением пистолетов на временную выставку с условием возвращения их через полгода. Министерство культуры СССР распорядилось выставить их во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в Ленинграде, в последней квартире поэта, на Мойке, 12.
Сначала дуэльные пистолеты были выставлены наряду с несколькими предметами живописи, графики и извлечениями из военно-судного дела Дантеса в так называемом Зеленом зале, на втором этаже дома на Мойке; однако через несколько дней помещение над этим залом было затоплено горячей водой, и с потолка рухнул огромный кусок штукатурки. Кое-кто из сотрудников музея увидел в этом перст судьбы… Пистолеты перенесли в квартиру Пушкина, на «гончаровскую половину».
Через 6 месяцев пистолеты вернулись во Францию.
В начале 2007 года знаменитые пистолеты вновь пересекли российскую границу: их доставили в Москву, в Государственный музей А. С. Пушкина для экспонирования на выставке «Русский поединок», открывшейся накануне стосемидесятой годовщины со дня смерти поэта.
Многочисленные предложения продать пистолеты французы всегда отвергали.
Сергей Ишков.
Фото um.mos.ru
