Далеко не все знают, что история большого пролетарского писателя Максима Горького начиналась… с попытки суицида. 12 декабря 1887 года в Казани, на высоком берегу над рекой, за оградой Троицко-Феодоровского монастыря 19-летний Максим Пешков в приступе юношеской депрессии выстрелил себе в грудь, прострелив легкое.
«В смерти моей прошу винить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце» – такие строки оставил потомкам Максим Пешков. Монастырский сторож, вовремя подоспевший, срочно вызвал полицию, и Пешков был отправлен в земскую больницу, где перенес операцию. Пуля сердце, к счастью, не задела. «Человеколюбие» стало одной из любимых тем в творчестве писателя.
Впрочем, писателем он смог назвать себя далеко не сразу. Чувствуя растущую внутри творческую силу, главный герой спектакля Павла Пархоменко (в исполнении Василия Симонова) отправляется за благословением к Владимиру Галактионовичу Короленко (Олег Форостенко).
Писатель Короленко, в ту пору уже широко известный благодаря своим публицистическим выступлениям, встретил Пешкова прохладно, но способности его все же оценил. В доме Короленко состоялась показательная «порка» первого произведения Пешкова (замечательно решенная режиссером сцена), после которой, собственно, Горький и был «крещен на полет», отправившись в путешествие по Руси. По Руси, оказавшейся богатой на емкие и правдивые образы людей, встречи с коими стали «университетами» писателя.
В основу сценической версии Павла Пархоменко, кроме «Записок проходящего» (первое название цикла рассказов «По Руси»), легли эпизоды горьковской трилогии «Детство», «В людях», «Мои университеты», а также очерки и переписка с современниками. Это обстоятельство превратило театральное действо в почти детективное исследование горьковской эпохи, где внутренний мир каждого из героев рассматривается режиссером словно под гигантской лупой.
Перед зрителем за пару часов проносится панорама жизни простого русского человека конца XIX века. Сам Пешков становится немым наблюдателем чужих драм и радостей, проходит по касательной к этим жизням, а иногда и зримо вторгается в ключевые события.
Вот он, молодой парень, попадается в любовные сети взрослой красавицы Ольги Каминской, которая готова крутить роман, но не решается ради Пешкова оставить своего престарелого, «слабого», но весьма удобного в бытовом отношении супруга Болеслава, в окладистой бороде которого постоянно «прячутся хлебные крошки».
Вот писатель оказывается свидетелем пожара, сгубившего целую деревню, жители которой даже не подозревали, что погибший в огне юродивый Нилушка обладал даром видения будущего, свойственного евангельским пророкам и русским старцам.
Вот в порыве человеколюбия Пешков доносит до дома пьяную проститутку Машку с «детскими чистыми глазами» на обезображенном лице. И знакомится с ее сыном, не по годам взрослым, с сухими, неподвижными ногами – «Машкино утешеньице». Ничем не может он помочь бедному семейству, разве что принести радующемуся ребенку квасу, новые коробочки из аптеки и наловить в них жуков: с ними мальчик азартно играет, находя в насекомых черты пьяных и бессовестных клиентов матери.
В процессе странствий Максим Горький становится свидетелем драмы на пароходе, где не находящий себе покоя Яшка (Евгений Кравченко) задирает пассажиров. В герое свербит прошлое: он стал свидетелем убийства отца родными дядей и братом. С ужасом рассказывает Яшка, как кричал отец, как брызнула кровь, каким страшным образом запечатлелась в его сознании народная мудрость: «Ты пролей слезу, а кровь — не тронь, не твоя!»
Четвертую часть своей знаменитой трилогии Горький, кстати, задумывал написать под названием «Среди интеллигенции», но не случилось… В некоем смысле идея эта реализована в спектакле Павлом Пархоменко через эпилог и косвенное проявление в спектакле пантеона таких ключевых фигур русской культуры, как Шаляпин, Толстой, Станиславский, Чехов, Андреев, Репин, так или иначе связанных с писателем.
Среди постановочных находок обращает на себя внимание символичная сценография Полины Фадеевой, которая умело подчеркнула аскетичность быта русского человека конца XIX века: сломанная металлическая кровать, стол, стул, железная печурка с высокой трубой, связки книг на полу, старое круглое зеркало, повсеместные пучки высохшей травы. А над всем этим – роскошная хрустальная люстра, прикрытая по периметру той же травой, – на первый взгляд неуместная. Но с какого-то момента эта люстра начинает восприниматься как намек: вроде бы и нет в героях спектакля, в простых этих людях ничего особенного – хрупки, как сухая трава, выжжены солнцем неустроенности. Грешат, «дуркуют», дерутся, судят, но ведь и каются потом, и крестятся, и с Богом ведут длинные разговоры. Так что если копнуть вглубь, если разгрести сухостой, то под ним порой такая хрустальная красота может открыться, что и словами не передать!
Именно сочное горьковское слово намертво цементирует весь спектакль, не давая его составным частям развалиться, а героям – превратиться в историческую пыль. Все персонажи – типичные представители предреволюционного времени: они честны перед собой настолько, насколько это возможно. У каждого своя трагедия, каждый проходит свои «университеты».
Спектакль «По Руси» – очень выигрышная, с актерской точки зрения, история: вахтанговские артисты предстают в нескольких, зачастую полярных образах. В постановке, кроме уже названных, заняты замечательные актеры Наталья Масич, Анна Ляхова, Сергей Барышев, Василий Цыганцов, Иван Захава, Дарья Щербакова.
«По Руси» Павла Пархоменко – редкий на театре случай обращения режиссера к литературе, которая действительно способна воочию напомнить, чем на самом деле жила патриархальная Россия конца XIX века.
Елена Булова.
Фото автора и Театра Вахтангова
