13 декабря 1938 года в Москве в своем кабинете в редакции газеты «Правда» был арестован известный писатель и публицист Михаил Кольцов.
27 сентября 1938 года под грифом «Совершенно секретно» народный комиссар внутренних дел Союза ССР Николай Ежов и начальник ГУГБ УГБ НКВД СССР Лаврентий Берия направили Сталину «…справку по агентурным и следственным материалам на Кольцова (Фридлянда) Михаила Ефимовича — журналиста». В ней были изложены все факты биографии Кольцова, характеризующие его «как врага народа».
Обратимся к реальной биографии писателя, выдающегося советского журналиста, которого знала вся страна, голос которого звучал на международных конгрессах, к мнению которого прислушивалось руководство коммунистической партии и государства.
Моисей Фридлянд (Михаил Кольцов) родился 2 июня 1898 года в Киеве в семье ремесленника-обувщика Ефима Моисеевича. Спустя два года родился его брат Борис, который так писал в своих воспоминаниях:
«С первых дней своей сознательной жизни я привык видеть его рядом с собой — веселого, озорного, смелого. Привык ощущать его покровительство, ласку, заботу. Привык все новое и интересное узнавать от него, привык верить его словам, смеяться его шуткам, следовать его советам, радоваться его радостям, огорчаться его огорчениям <…> Для меня Миша всю жизнь оставался старшим — не старшинством возраста, а старшинством духовной зрелости, ясного ума, глубокого понимания жизни».
После переезда родителей в Белосток Михаил учился в реальном училище, где вместе с Борисом издавал рукописный школьный журнал: брат (будущий художник и карикатурист) иллюстрировал издание, а Михаил — редактировал. В 1915 году Кольцов поступил в Психоневрологический институт в Петрограде, где начались его первые шаги в журналистике. Вскоре бурные события 1917 года заставили его бросить учебу и увлекли строительством новой республики.
Михаил Кольцов вступил в большевистскую партию, в годы Гражданской войны редактировал армейскую газету, руководил отделом печати в наркомате иностранных дел, а с 1920 года начал работать в главной газете страны – «Правде». Его статьи, очерки и фельетоны регулярно публиковались на страницах «Правды», вызывая огромный общественный интерес. Кольцов рассказывал в своих материалах о крупнейших стройках и культурных событиях, вел репортажи из разных концов страны.
Михаил Кольцов был не только талантливым журналистом, но и отличным организатором. Он создал такие издания, как журналы «Крокодил», «Чудак», «За рулем», «Советское фото», «Женский журнал», «За рубежом», «Иллюстрированная газета», восстановил журнал «Огонек» и был его первым редактором, организовал мощное современное издательство «Жургаз», на полиграфической базе которого выходило несколько книжных серий, в том числе «Жизнь замечательных людей». По инициативе Кольцова в Москве открылся первый в стране детский музыкальный театр, было осуществлено первое издание полного собрания сочинений Антона Павловича Чехова, организована под Москвой зона отдыха – Зеленоград, где он был избран первым председателем горсовета.
Михаил Ефимович внес большой вклад и в создание отечественной авиации. Он возглавил общественный комитет по строительству самолета-гиганта «Максим Горький», в который вошли видные конструкторы, деятели культуры, писатели, военные.
«25 ноября 1930 года «Комсомольская правда» опубликовала очерк Кольцова «Хочу летать», обращенный к молодежи. Этот громкий призыв получил широкую поддержку. А в дни, когда общественность страны отмечала 40-летие литературной деятельности А. М. Горького, Кольцов выступил в печати с конкретным предложением: «Давайте в честь нашего Горького построим огромный, невиданный агитационный самолет! Самолет-гигант имени писателя-гиганта — Максима Горького!» – рассказывается в книге племянника Кольцова, журналиста-международника Михаил Ефимова «Он был «слишком прыток». Жизнь и казнь Михаила Кольцова».
По идее создателей на борту этого самолета должен был размещаться весь комплекс средств массовой агитации — редакция газеты, типография, фотолаборатория, радиоустановка и т. д.
Во время первомайской демонстрации 1935 года это чудо отечественной авиации появилось над Красной площадью, а вся страна слушала голос Кольцова, который вел прямой радиорепортаж прямо с борта самолета.
«Летающий «Максим Горький» стал своеобразным символом мощи Советского Союза, – рассказывает Михаил Ефимов в своей книге. – Именно так его воспринимали в стране и за рубежом. <…> В тот момент, когда «Максим» появился над Красной площадью, в репродукторах раздался голос Кольцова — командира эскадрильи имени Горького, который вел репортаж прямо с борта самолета: «Большевистская печать горда и счастлива тем, что на созданном при ее помощи самолете-гиганте имени нашего Горького может открывать сегодня парад Военно-воздушных сил!»
Наверное, в молодой советской печати не было журналиста, который бы чаще Михаила Кольцова выезжал в зарубежные командировки.
«Кольцов оказывался всегда в самых жарких и трудных местах, пробивался туда, куда советского человека, не говоря уж о корреспонденте большевистской «Правды», не подпускали на пушечный выстрел, – пишет племянник Кольцова. – Порой ему приходилось ездить под чужой фамилией и с паспортом иностранного государства. А. М. Горький даже корил его за такой авантюризм. Дескать, не солидно известному журналисту, писателю, издателю подвергать себя такой опасности».
Под видом корреспондента «Правды» Михаил Кольцов был направлен в Испанию во время гражданской войны 1936 – 1939 годов, где стал негласным политическим и военным советником Коминтерна при республиканском правительстве. Книга «Испанский дневник» стала образцом документальной прозы. О легальной части своей работы Кольцов рассказал от первого лица, а о тайной – от имени Мигель Мартинес.
«Кольцова, а тем более Мигеля Мартинеса, можно было увидеть на разных участках фронта, в самых разных городах сражающейся Испании, в обществе самых разных лиц, представлявших, наверное, весь спектр политической жизни страны», – пишет Михаил Ефимов.
В гражданской войне в Испании Кольцов принял участие не только в качестве специального корреспондента «Правды», но и как политический советник республиканского правительства. В своем романе «По ком звонит колокол» Эрнест Хемингуэй вывел его под фамилией Карков и назвал одной из самых ярких и авторитетных фигур в борьбе с врагами республики.
После возвращения из Испании в 1937 году Кольцов был избран в Верховный Совет РСФСР, введен в состав редколлегии «Правды», стал членом-корреспондентом Академии наук СССР, возглавил Иностранную комиссию Союза писателей СССР. Одним из немногих советских журналистов он был награжден двумя боевыми орденами.
Его эрудиция и способности не могли не поражать. Михаил Ефимович свободно говорил по-немецки и по-французски, никогда всерьез не изучая языки, а на конгрессе писателей в Барселоне сделал свой доклад на испанском «без бумажки».
И вот 13 декабря 1938 года — арест. Накануне вечером на открытом партийном собрании в Доме писателей Кольцов сделал большой доклад в связи с выходом в свет «Краткого курса истории ВКП(б)». Литературная Москва до отказа заполнила зал писательского клуба. А на следующий день Кольцова арестовали.
Брату Михаила Кольцова, Борису Ефимову, удалось добраться до председателя Военной коллегии Василия Ульриха. «В чем обвинили Кольцова?» – спросил Ефимов. «Как вам сказать… – промямлил Ульрих, – различные пункты 58-й статьи… Довольно ершистый у вас братец. Колючий. А это не всегда полезно… А вам я советую спокойно работать и поскорее забыть об этом деле».
Борис Ефимов вспоминал:
«Есть в биографии каждого человека дни, полоснувшие по жизни, как нож по телу. Рана затягивается, но болезненный рубец остается навсегда. И вся жизнь разделяется на ДО этого дня и ПОСЛЕ. Таким днем стало для меня 13 декабря. Накануне я лег спать обыкновенным, ничуть не хуже других, советским человеком, а встал братом «врага народа» <…> Кольцов рассказывал мне о последней встрече со Сталиным. Миша докладывал о поездке в Испанию, об интербригадах. Беседа длилась три часа, и в конце ее Сталин стал вести себя странно: ерничал, гримасничал, называл Михаила на испанский манер Мигуэлем… А когда Кольцов уходил, остановил его в дверях и, прищурившись, спросил: «У вас есть пистолет?» Кольцов ответил, что есть. «А вы не думали из него застрелиться?» – «Нет, – ответил Кольцов. – Не думал». – «Вот и хорошо» – закончил разговор Хозяин».
Кольцов не мог, а может, и не хотел поверить в то, что он «уже конченый человек».
«Он свято верил в Сталина, ему нравился его характерный стиль поведения, его ум, его неспешная рассудительность, его шутки, – рассказывает Михаил Ефимов. – После каждой встречи с ним Кольцов старался передать брату запомнившуюся ему мелочь и даже интонации его реплик. Он ни на минуту не сомневался, что Сталин ведет страну правильным курсом и именно в этом гарантия успеха. Луи Арагон в своих мемуарах привел слова Кольцова, которые он как-то сказал ему: «Запомните — Сталин всегда прав!».
Вместе с тем Кольцов совершенно искренне не мог понять, почему так стремительно растет число врагов в стране, почему самые достойные люди, которые прославились еще в годы революции, проявили себя на полях Гражданской войны, на стройках, в научных лабораториях, на колхозных полях и в заводских цехах, даже старые коммунисты и соратники Ленина — все они оказываются «врагами народа». Он говорил: «Я сам, как последний обыватель, ничего не знаю, ничего не понимаю, растерян, сбит с толку, брожу впотьмах».
<…> Кольцов не мог представить себе, что стал статистом в «Театре Сталина», для которого любимой забавой была игра в «кошки-мышки». Уже заранее избранную жертву он временами милостиво привлекал к себе, всячески обласкивал, а потом в самый для нее неожиданный момент хватал своими острыми когтями и уничтожал…».
На суде Михаил Кольцов скажет, что его били «по лицу, по зубам, по всему телу».
«У каждого человека есть свой порог выносливости. Кольцов перешел его, – говорится в книге М. Ефимова «Он был «слишком прыток». Жизнь и казнь Михаила Кольцова». – 23 марта 1939 года в деле появляются «личные показания», собственноручно им написанные на 34 (!) страницах, которые 9 апреля были перепечатаны на машинке. Если в первом протоколе допроса каждое измененное слово аккуратно визировалось арестантом, то эти страницы сплошь перечеркнуты. Некоторые страницы написаны вообще другим почерком: то ли их писал его мучитель, то ли у него просто не слушались руки <…> Нет сил читать эти «личные показания». Приведу лишь отдельные выдержки. «Мелкобуржуазное происхождение и воспитание создали те элементы мелкобуржуазной психологии, с которыми я пришел в период Октябрьской революции на советскую работу и впоследствии в большевистскую печать. Начав с работы в Наркомпросе под руководством А. Луначарского, я был восхищен его «свободными» либерально-примиренческими взглядами в отношении целого ряда враждебных советскому государству фактов и явлений и, в частности, его благодушным отношением к буржуазной литературе и прессе, даже если они нападали на советскую власть. <…> В 1918 – 1919 годах я принимал участие в буржуазных газетах и даже поместил в них несколько статей антисоветского содержания, выражая свое раздражение по поводу репрессий, которые советская власть применяла к своим врагам…».
Жена наркома Николая Ежова – Евгения – была редактором «Иллюстрированной газеты», и Кольцов как член редколлегии встречался с ней (одной из версий о причине ареста Михаила Кольцова является версия о его близких (любовных) отношениях с Евгенией). Однажды Ежов даже принимал Кольцова вместе с Бабелем на своей даче…
На очной ставке с Кольцовым теперь уже бывший нарком Ежов сказал:
«Я понял, что Ежова связана с Кольцовым по шпионской работе в пользу Англии».
Во внутренней тюрьме на Лубянке Кольцова держали почти 15 месяцев. Как и многие другие, он не выдержал пыток…
«Заговорщицкая организация в Наркоминделе ставила задачей добиться сдвигов вправо в международной, внутренней и культурной жизни СССР, т. е. толкать СССР по пути буржуазного развития, – говорилось в протоколах дела. – Для этой цели данная организация использовала свое влияние и положение на фронте международной политики, стремясь создать обстановку вокруг СССР, соответствующую целям и намерениям организации, чтобы, соответственно используя эту обстановку, заставить правительство СССР предпринять те или иные шаги, желанные для организации…».
1 февраля 1940 года Кольцов был приговорен к смертной казни по обвинению в шпионаже.
Советская власть дала ему все, о чем можно мечтать, она же его и убила.
Любопытна запись Корнея Чуковского, сделанная им в дневнике от 22 ноября 1931 года, когда Кольцов находился на вершине своей популярности:
«…Я к Кольцовым. Они в Доме правительства. Он принял меня дружески любовно… Роскошь, в которой живет Кольцов, ошеломила меня. На столе десятки закусок. Четыре большие комнаты. Есть даже высшее достижение комфорта, почти недостижимое в Москве: приятная пустота в кабинете. Он только что вернулся из совхоза где-то на Украине. «Пустили на ветер столько-то центнеров хлеба. Пришлось сменить всю верхушку…».
В протоколе закрытого судебного заседания военной коллегии Верхсуда СССР говорилось: «Подсудимый ответил, что виновным себя не признает ни в одном из пунктов предъявленных ему обвинений. Все предъявленные ему обвинения им самим вымышлены в течение 5-месячных избиений и издевательств над ним и изложены собственноручно…».
Дата смерти Михаила Кольцова долгие годы оставалась неизвестной. Даже на его могильной плите, установленной близкими Кольцова много лет спустя, стоит другой год (после кремации Михаила Кольцова прах был захоронен на Донском кладбище, в общей могиле №1, недалеко от которой М. Е. Кольцову установлен кенотаф у могилы его родителей).
«Лишь когда, наконец, удалось вытащить на свет этот листок бумаги, составленный в пыточном ведомстве на Лубянке, были окончательно определены годы жизни невинно убиенного человека: 12.6.1898 (по новому летоисчислению) — 2.2.1940. За этим неказистым «тире» сокрыто все земное существование Михаила Ефимовича Кольцова, которое длилось 41 год, 7 месяцев и 21 день. Как видно, Судьба была не очень щедра по отношению к нему», – пишет Михаил Ефимов.
В 1954 году Михаил Кольцов был реабилитирован.
Закончу статью словами самого Кольцова:
«Я пишу не для себя. Мне холодно и одиноко в высоких одноместных башнях из слоновой кости на гриппозных сквозняках мировой скорби. Я чувствую себя легко у людского жилья, там, где народ, где слышны голоса, где пахнет дымом очагов, где строят, борются и любят. Я себя чувствую всегда в строю. Я себя чувствую всегда на службе.
Отличное чувство».
Сергей Ишков.
Фото с сайтов kulturologia.ru и ru.wikipedia.org
