25 декабря 1905 года в южнофинском городе Таммерфорсе прошла большевистская конференция, на которой впервые встретились Владимир Ленин и 26-летний делегат из Тифлиса Иосиф Джугашвили.
Таммерфорс в то время был крупнейшим рабочим центром, имевшим очень сильную социал-демократическую организацию левого направления. Конференция проходила в Народном доме финских рабочих, где находился штаб Таммерфорсской красной гвардии.
На этой конференции многие делегаты впервые встретили Ленина, чье имя было для всех большевиков знаменем партии. В числе других был и Иосиф Джугашвили, молодой, но уже широко известный в большевистских кругах. Встретив Ленина, он был разочарован прежде всего внешностью Ильича. Джугашвили ожидал увидеть большого человека, «не только политически, но, если угодно, и физически большого, потому что Ленин рисовался мне великаном». Вместо этого перед Иосифом предстал самый обыкновенный мужчина средних лет, скромный, ничем не выдающийся.
К слову, публицист Николай Валентинов так писал о Ленине:
«Он никогда не пошел бы на улицу «драться», сражаться на баррикадах, быть под пулей. Это могли и должны были делать другие люди, попроще, отнюдь не он. В своих произведениях, призывах, воззваниях он «колет, рубит, режет», его перо дышит ненавистью и презрением к трусости. Можно подумать, что это храбрец, способный на деле показать, как не в «фигуральном», а «в прямом, физическом смысле» нужно вступать в рукопашный бой за свои убеждения. Ничего подобного! Даже из эмигрантских собраний, где пахло начинающейся дракой, Ленин стремглав убегал. Его правилом было «уходить подобру-поздорову» – слова самого Ленина! – от всякой могущей ему грозить опасности. Мы знаем, например, из его пребывания в Петербурге в 1906 – 1907 гг. (он жил тогда под чужим именем), что эти опасности он так преувеличивал и пугливое самооберегание доводил до таких пределов, что возникал вопрос: не есть ли тут только отсутствие личного мужества?»
Сталин же после первой встречи с Лениным вспоминал:
«Только впоследствии я понял, что эта простота и скромность Ленина, это стремление остаться незаметным или, во всяком случае, не бросаться в глаза и не подчеркивать свое высокое положение, — эта черта представляет одну из самых сильных сторон Ленина, как нового вождя новых масс, простых и обыкновенных масс глубочайших «низов» человечества».
Заочная встреча Джугашвили с Лениным случилась двумя годами раньше, в 1903 году. 12 февраля 1924 года газета «Правда» в заметке «Речь на вечере кремлёвских курсантов 28 января 1924 г.» приводила такие слова Сталина:
«Впервые я познакомился с Лениным в 1903 году. Правда, это знакомство было не личное, а заочное, в порядке переписки. Но оно оставило во мне неизгладимое впечатление, которое не покидало меня за всё время моей работы в партии. Я находился тогда в Сибири в ссылке. Знакомство с революционной деятельностью Ленина с конца 90-х годов и особенно после 1901 года, после издания «Искры», привело меня к убеждению, что мы имеем в лице Ленина человека необыкновенного. Он не был тогда в моих глазах простым руководителем партии, он был её фактическим создателем, ибо он один понимал внутреннюю сущность и неотложные нужды нашей партии. Когда я сравнивал его с остальными руководителями нашей партии, мне всё время казалось, что соратники Ленина — Плеханов, Мартов, Аксельрод и другие — стоят ниже Ленина целой головой, что Ленин в сравнении с ними не просто один из руководителей, а руководитель высшего типа, горный орёл, не знающий страха в борьбе и смело ведущий вперёд партию по неизведанным путям русского революционного движения».
Впечатление, по словам Сталина, настолько запало ему в душу, что он поделился им со своим близким другом, находившимся в эмиграции, а тот в свою очередь показал восторженное письмо Джугашвили Ленину. Через некоторое время Иосиф, будучи уже в ссылке в Сибири, получил от Владимира Ильича ответное послание.
«Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период, – рассказывал позже Иосиф Виссарионович. – Только Ленин умел писать о самых запутанных вещах так просто и ясно, сжато и смело, — когда каждая фраза не говорит, а стреляет. Это простое и смелое письмецо ещё больше укрепило меня в том, что мы имеем в лице Ленина горного орла нашей партии. Не могу себе простить, что это письмо Ленина, как и многие другие письма, по привычке старого подпольщика, я предал сожжению…»
Вернемся к встрече Сталина и Ленина в Таммерфорсе, когда Ильич предстал перед будущим «вождем народов» вовсе не «горным орлом», каким он его себе представлял, а невысоким, с уже намечавшимися залысинами, очень скромным человеком.
Джугашвили не понравилось, что Ильич не заставил себя ждать, а прибыл на мероприятие раньше большинства делегатов и, пристроившись в каком-то углу, скромно и просто разговаривал с самыми обычными, ничем не примечательными людьми. Только потом Сталин оценил, что отсутствие рисовки, эффектных жестов и фраз выгодно отличало речи Ленина от речей обычных «парламентских» ораторов.
Особенно поразила молодого Джугашвили сила логики в речах Ильича:
«Меня пленила та непреодолимая сила логики в речах Ленина, которая несколько сухо, но зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет ее в плен, как говорят, без остатка».
Впечатлений Ленина о первой встрече с Джугашвили не сохранилось – возможно, никакого особого впечатления на него молодой большевик тогда и не произвел. Зато, говорят, на одном из заседаний ЦК в конце 1917 года, когда встал вопрос о кандидатуре на должность народного комиссара по делам национальностей, Ленин предложил кандидатуру Сталина. Кто-то выдвигал другого кандидата, говоря, что тот человек умный и толковый. Но Ленин лишь отмахнулся: «Ну, туда умного не надо, пошлем туда Сталина».
Мнение Ильича о Сталине стало известно во многом благодаря «Письму к съезду», которое уже тяжелобольной Ленин написал в конце 1922 года. Из-за скорой смерти Владимира Ильича документ стали называть его фактическим завещанием. В нем Ленин назвал Сталина «грубым» и предложил ЦК рассмотреть вопрос о его отставке с должности Генерального секретаря РКП(б).
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека, – писал Ильич. – Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места (с должности Генерального секретаря РКП(б). — С. И.) и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. <…>».
В мае 1924 года на XIII съезде РКП(б) Надежда Крупская зачитала «Письмо к съезду». В ответ Сталин тут же заявил о том, что готов уйти в отставку (за ним уже было большинство, и Сталин не сомневался в том, что на посту генсека он останется):
«Что ж, я действительно груб. Ильич предлагает вам найти другого, который отличался бы от меня только большей вежливостью. Что же, попробуйте найти».
За Иосифа Виссарионовича тут же вступились соратники.
«Ничего, – говорили они. – Нас грубостью не испугаешь, вся наша партия грубая, пролетарская».
Вопрос об отставке был поставлен на голосование. Большинство, как и ожидалось, поддержало Сталина.
Крупская в 1926 году как-то заметила:
«Если бы Володя сейчас был жив, он, наверное, сидел бы в тюрьме…»
Однако история, как известно, не имеет сослагательного наклонения.
Сергей Ишков.
Фото kulturologia.ru
