В середине марта 1978 года Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, находясь в Париже, из теленовостей узнали о том, что лишены советского гражданства.
«Выехавшие в зарубежную поездку М. Л. Ростропович и Г. П. Вишневская, не проявляя желания возвратиться в Советский Союз, вели антипатриотическую деятельность, порочили советский общественный строй, звание гражданина СССР, – говорилось в статье «Идеологические перерожденцы» в газете «Известия» от 16 марта 1978 года. – Они систематически оказывали материальную помощь подрывным антисоветским центрам и другим враждебным Советскому Союзу организациям за рубежом. Так, в 1976 – 1977 годах они дали несколько концертов, денежные сборы от которых пошли в пользу белоэмигрантских организаций. Формально оставаясь гражданами Советского Союза, Ростропович и Вишневская по существу стали идейными перерожденцами, ведущими деятельность, направленную против Советского Союза, советского народа. <…> Учитывая, что Ростропович и Вишневская систематически совершают действия, наносящие ущерб престижу СССР и несовместимые с принадлежностью к советскому гражданству, Президиум Верховного Совета СССР постановил лишить советского гражданства М. Л. Ростроповича и Г. П. Вишневскую за действия, порочащие звание гражданина СССР».
Вернемся немного назад. В 1969 году, когда начались гонения на Александра Солженицына, Мстислав Ростропович и Галина Вишневская предложили писателю поселиться у них на даче в Жуковке (все пожитки писателя уместились в узел из залатанной наволочки), а в 1970-м Мстислав Леопольдович отправил в большинство центральных советских газет открытое письмо в защиту друга. В Москве шутили, что у Ростроповичей нобелевский лауреат в сторожах (8 октября 1970 года Солженицыну присудили Нобелевскую премию по литературе «за нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы»).
Вскоре начали травить и Ростроповича. Существует легенда, что после успешных гастролей в Америке Мстислава Ростроповича вызвали на ковер и потребовали отдать заработанные деньги. Он сказал, что за деньгами надо съездить домой. Пошел в магазин и на весь гонорар купил невероятно дорогую вазу, принес чиновникам и бросил ее им под ноги. Ваза разлетелась на мелкие осколки. Один из них Мстислав Леопольдович положил в карман и сказав: «Я взял свою долю, остальное – ваше», развернулся и вышел.
Непокорного Ростроповича вызывала на ковер и министр культуры СССР Екатерина Фурцева.
«Ростроповича Фурцева боготворила, – писал в книге «Фурцева. Екатерина Третья» Дмитрий Шепилов. – Когда в 64-м году после серьезной ссоры с женой Слава пытался покончить с собой и оказался в больнице, Фурцева примчалась к нему, помогала с лекарствами, всячески его поддерживала. А потом, насколько я знаю, помирила с Вишневской».
Но на этот раз Фурцева сказала Ростроповичу:
«Вы покровительствуете Солженицыну. Он живет у вас на даче. В течение года мы не будем пускать вас за границу».
«Никогда не считал, что выступать перед своим народом – наказание», – пожал плечами Мстислав Леопольдович.
Александр Солженицын жил в гостевом доме на даче у Ростроповича и Вишневской пять лет.
Отношения с властью у пары были сложные. Вот что вспоминала о событиях тех лет Галина Вишневская:
«Последний раз меня выпустили на концерты в США в 1969 году, и сопровождался отъезд огромным скандалом в Министерстве культуры и ЦК. <…> За неделю до отъезда меня вызвал секретарь парторганизации театра Дятлов, и впервые за все годы работы в театре мне был задан вопрос: почему я не посещаю политзанятий?
Надо признаться, что я была единственной из всего трехтысячного коллектива театра, действительно ни разу не почтившей своим присутствием эти идиотские сборища утром по вторникам.
— А, собственно, зачем?
— Ну чтобы быть в курсе мировых событий.
— Меня интересуют другие события: у меня домработница ушла, а мне спектакль завтра петь. И кто в таком случае будет стоять в очереди и варить обед?
— Но вы подаете плохой пример молодежи. Видя, что вы отсутствуете, они тоже не приходят на занятия.
— Вот и воспитывайте их, а меня оставьте в покое. Не ходила и не буду ходить.
На другой день мне позвонили из Министерства культуры и сказали, что Большой театр отказался подписать мою характеристику на поездку в Америку, что мои гастроли аннулируются… Разрешить проблему могла только лично Фурцева: по-видимому, она пожелала на виду всего коллектива меня воспитывать, чтобы другим неповадно было. Ведь самое большое наказание — не пустить за границу.
Мне стало противно до омерзения от этой наглости: обирают до нитки да еще выставляют эти поездки как особое к тебе расположение… Да пошли они все к чертовой матери, поезжайте сами и пойте.
Позвонила Славе в Нью-Йорк и рассказала, что меня не выпускают, потому что театр не дает характеристики. Я на политзанятия не хожу.
— Да что они, с ума сошли? Пойди к Фурцевой.
— Никуда не пойду. Я не девчонка — обивать пороги кабинетов.
— Но здесь же объявлены твои концерты, как они могут не пустить тебя?
— Они все могут.
…Слава связался с посольством в Вашингтоне и объявил, что, если я не приеду на гастроли, он аннулирует все свои концерты и уезжает в Москву. Но перед этим даст интервью «Нью-Йорк таймс»… Видя, что запахло хорошим скандалом, в дело включился советский посол Добрынин. И пошел у него перезвон с Москвой, а когда звонит из Америки советский посол, это дело нешуточное. И Фурцева получила нагоняй.
Прошел день-другой, и Катя (Катерина Ивановна Фурцева. — С. И.) вызвала меня к себе:
— Галина Павловна, что произошло?
— Наверное, вам все уже рассказали. Я могу только добавить, что я совершенно не нуждаюсь в подачках в виде гастролей за границу. Я езжу прославлять русское искусство, а вместе с ним и советское государство… То же самое делает мой муж — играет каждый день до крови на пальцах.
— Кто же посмел издеваться над вами, народной артисткой Советского Союза? — заорала Катя и вперила свой взгляд в парторга. Тот от столь неожиданного поворота стал заикаться:
— Кат-т-т-терина Алексеевна, дело в том, что Галина Павловна не по-по-сещает по-литзанятий.
— Какие такие политзанятия?! Как вы смеете?!— и хвать кулаком по столу. — Это вам не 37-й год!
От такого мозгового завихрения Кати мы все вылупили на нее глаза, а она зашлась, орала на них, недавних партнеров по игре, как на мальчишек. И они, красные от стыда, молча слушали бабий разнос <…>»
Одни наказания сменялись для «непокорных» другими. Ростропович стал в Большом театре персоной нон-грата, ему начали отказывать в гастролях.
Галина Вишневская в 1971 году получила орден Ленина, однако ее имя перестало звучать в СМИ, что бы она ни спела — все падало в бездонную пропасть. Оттого перед отъездом Большого в Ла Скала в 1973-м певица предупредила Фурцеву: если в заметках о гастролях ее имя вновь вычеркнут, она молчать не станет, расскажет об этом всему миру.
В марте 1974 года к прочим неприятностям добавилась очередная война с коллегами по театру. На этот раз казус белли стала запись «Тоски». На «Мелодии» готовили пластинку с оркестром Большого театра, тенором Владимиром Атлантовым и его женой Тамарой Милашкиной. Узнав об этом, певшая премьеру этой оперы Галина Вишневская выхлопотала у секретаря ЦК по идеологии Петра Демичева параллельную запись с собой, Зурабом Соткилавой и дирижером Ростроповичем. Сражение она проиграла.
Путь в столичные театры Мстиславу Ростроповичу был заказан, концерты в провинции не приносили отдачи.
«Это была медленная смерть, — описывала Галина Павловна тогдашнее состояние мужа. — Кончилось бы пьянкой под забором или в петле».
В том же марте 1974-го она убедила супруга написать письмо Брежневу с просьбой о зарубежной командировке на два года: она не видела другого выхода для себя, мужа, для их карьеры и семьи. Мстислав Леопольдович долго сопротивлялся, но, устав от травли, вскоре понял, что это правильно. Их просто выживали из Советского Союза. Впоследствии музыкант благодарил жену:
«Именно ей, ее духовной силе я обязан тем, что мы уехали из СССР тогда, когда во мне уже не оставалось сил для борьбы, близко подходя к трагической развязке…»
Брежнев им выехать на длительные гастроли разрешил. И супруги уехали в Париж. Вернее, первым 26 мая за границу отправился Мстислав Леопольдович. Одна из дочерей Ростроповича и Вишневской в тот год поступала в консерваторию, и Вишневская задержалась на пару месяцев, чтобы она могла взять академический отпуск. Сохранилась уникальная фотография, на которой музыкант с виолончелью и собакой подходит к трапу. Ньюфаундленд Кузя (собаку Ростроповичу подарили в 60-е годы восхищенные его выступлением канадцы) в последний момент отказался двигаться с места, Галине Павловне пришлось почти лечь рядом и долго его уговаривать.
«Из Москвы меня вышибли 26 мая 1974 года, все отобрав на таможне, – вспоминал Мстислав Ростропович. – «Это же мои награды», – сказал я таможеннику, сгребавшему конкурсные медали, значок лауреата Сталинской премии. – «Это, гражданин Ростропович, – отвечал таможенник, – награды не ваши, а государственные». – «Но вот и международные награды, и они не из латуни, из золота». – «А это – ценные металлы, которые вы хотите вывезти за границу!» Мне оставили только собаку Кузю. А в Англии бедного Кузю сразу схватили и бросили за решетку. В карантин. На полгода. И мне, самому оставшемуся без гроша, ничего не оставалось, как страдальца навещать и носить ему передачи…»
Они уезжали без денег и без реальных контрактов, которые заключают на годы вперед…
В своей книге «Галина. История жизни» Вишневская вспоминала, что о лишении ее и Ростроповича советского гражданства они с мужем узнали в марте 1978 года в Париже, слушая по телевизору последние известия.
«Меня буквально душила ярость, когда я получила этот плевок в лицо!» – написала Галина Павловна.
Мстислав Леопольдович воспринял новость еще тяжелее.
На следующий день, 17 марта 1978 года, супруги выступили в столице Франции на пресс-конференции, на которой заявили о своем возмущении действиями советских властей и публикацией «Известий». Галина Вишневская, в частности, сказала:
«В СССР управляют не законы, а люди, управляющие этими законами. Я не признаю власть этих людей! Никто не имеет права лишать меня Родины».
Ростропович и Вишневская заявили, что никогда не занимались политикой, все силы отдают только своему искусству, а предъявленные обвинения — акт мести за проявленную человеческую солидарность по отношению к гонимым людям. Кроме того, было обнародовано письмо Брежневу, в котором говорилось:
«Мы не признаем Вашего права на акт насилия над нами пока не будут предъявлены конкретные обвинения и дана возможность законной защиты от этих обвинений. Мы требуем над нами суда в любом месте СССР, в любое время с одним условием, чтобы этот процесс был открытым».
Галина Вишневская добавила личную приписку:
«В советском государстве судьбу людей решает не Закон, а люди, управляющие этими законами. Я не признаю права этих людей насильно лишать меня земли, данной мне Богом».
Между тем в Москве была развернута целая кампания по дискредитации музыкантов. От Ростроповича отреклись все, кто только мог, его исключили из Союза композиторов…
В годы вынужденной эмиграции карьера Галины Вишневской и Мстислава Ростроповича расцвела как никогда. Галина Павловна не только пела, но и режиссировала оперные спектакли в крупнейших театрах мира. В 1982 году она объявила о завершении оперной карьеры на представлении «Евгения Онегина» в парижской Гранд-опера. Оперой дирижировал ее супруг, постановка вызвала небывалый интерес. Вишневская посвятила себя преподавательской деятельности, продолжая записывать пластинки.
Мстислав Ростропович стал ведущим дирижером Запада. На протяжении многих лет он руководил Национальным симфоническим оркестром в Вашингтоне, работал при этом в Бостоне, Берлине, Лондоне. И везде ему сопутствовали успех и признание. Английская королева лично посвятила его в рыцари, Германия наградила Офицерским крестом, а Франция – орденом Почетного легиона. Обладатель всех мыслимых наград, Ростропович дружил с президентами и членами королевских домов. Маршрут торжеств его 60-летия в марте 1987-го включал Париж, Лондон и Токио. Ростропович играл у разрушенной Берлинской стены, организовывал концерты в пользу Армении после землетрясения… И все 16 лет вынужденной эмиграции и он, и Вишневская оставались «истинными солдатами русской музыки».
10 ноября 1989 года председатель Верховного Совета СССР Михаил Горбачёв подписал постановление Президиума ВС «О восстановлении в гражданстве СССР некоторых лиц, проживающих в настоящее время за границей». Документ был опубликован 15 ноября в «Ведомостях народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР». В нем говорилось, что «в 70 – 80-е годы имели место факты необоснованного лишения советского гражданства ряда лиц в связи с их выездом за границу и выступлениями, которые расценивались как порочащие высокое звание гражданина СССР и наносящие ущерб престижу СССР».
В феврале 1990 года Национальный симфонический оркестр США должен был гастролировать в Москве и Ленинграде. Тогдашний министр культуры СССР Николай Губенко сделал все возможное, чтобы за месяц до этого Ростроповичу и Вишневской было возвращено советское гражданство (сами они подавать такое прошение отказались).
Музыканты летели из Токио, Галина Павловна выходить в Москве отказывалась до последнего. Но ее уговорили. В Шереметьеве были развернуты плакаты «Гале и Славе — слава», «Спасибо за Солженицына!».
Российского гражданства музыканты так и не приняли.
«Вернули — как лишили: не спрашивая, — объясняла Галина Павловна. — Естественно, никаких извинений, сожалений. Даже не хватило ума — свалить все на Брежнева. Такое впечатление, будто выбросили вещь на свалку, а потом одумались».
Как и Мстислав Леопольдович, она умерла со швейцарскими документами.
Словно в извинение за все принесенные несчастья, Галину Вишневскую назначили почетным членом Московской консерватории.
Она выступала в качестве актрисы на сцене МХАТа, затем открыла в столице собственный Центр оперного пения.
«В России получила — в России отдаю», – говорила она, имея в виду мастерство.
В 2006 году Галина Вишневская стала председателем жюри Открытого международного конкурса оперных артистов. Мстислав Леопольдович преподавал сразу в двух консерваториях – Московской и Ленинградской. Пара много занималась благотворительной деятельностью.
После вынужденной эмиграции Ростропович прожил в России 17 лет, Вишневская – 22. Оба похоронены на Новодевичьем кладбище Москвы.
Сергей Ишков.
Фото ru.wikipedia.org, .culture.ru, kulturologia.ru
