16 мая 1939 года на своей даче в Переделкине сотрудниками НКВД был арестован знаменитый писатель, участник Гражданской войны и автор сборника рассказов «Конармия» Исаак Бабель. Ему предъявили обвинения в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже. При обыске был изъят весь его архив, который до сих пор не найден.
«В пять часов утра меня разбудил стук в дверь моей комнаты, — пишет супруга Бабеля Антонина Пирожкова в своей книге «Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле — и не только о нем» (Москва, АСТ, 2013 г.). — Когда я ее открыла, вошли двое в военной форме, сказав, что они должны осмотреть чердак, так как разыскивают какого-то человека. Оказалось, что пришедших было четверо, двое полезли на чердак, а двое остались. Один из них заявил, что им нужен Бабель, который может сказать, где этот человек, и что я должна поехать с ними на дачу в Переделкино. Я оделась, и мы поехали. Поехали со мной двое. Шофер отлично знал дорогу и ни о чем меня не спрашивал.
Приехав на дачу, я разбудила сторожа и вошла через кухню, они за мной. Перед дверью комнаты Бабеля я остановилась в нерешительности; жестом один из них приказал мне стучать. Я постучала и услышала голос Бабеля: «Кто?» – «Я». Тогда он оделся и открыл дверь. Оттолкнув меня от двери, двое сразу же подошли к Бабелю. «Руки вверх!» — скомандовали они, потом ощупали его карманы и прошлись руками по всему телу — нет ли оружия. Бабель молчал. Нас заставили выйти в другую, мою комнату; там мы сели рядом и сидели, держа друг друга за руки. Говорить мы не могли».
Считается, что мотивом к преследованию Исаака Бабеля послужила критическая оценка его творчества высокопоставленными военными – Климентом Ворошиловым и Семёном Будённым, имевшими большие претензии к циклу рассказов «Конармия». Бабель попал в Первую Конную армию в 1920 году в качестве военного корреспондента телеграфного агентства ЮгРОСТА и вел подробные дневниковые записи. Публикация его «Конармии» вызвала серьезные упреки в «антипатии делу рабочего класса». Основанием для такой оценки послужили описываемые автором случаи мародерства буденновцев, их жестокость по отношению к жителям еврейских местечек на территории Украины и Польши, а также другие негативные черты красных кавалеристов. Вокруг «Конармии» в советской печати развернулась дискуссия.
Будущий Маршал Советского Союза Семён Будённый, командовавший конармией в годы Гражданской войны, после выхода в свет в 1924 году первых рассказов Бабеля назвал его в газете «Красная новь» «дегенератом от литературы». На этот выпад отреагировал в «Правде» Максим Горький, который покровительствовал Исааку Бабелю:
«Читатель внимательный, я не нахожу в книге Бабеля ничего «карикатурно-пасквильного», наоборот: его книга возбудила у меня к бойцам «Конармии» и любовь, и уважение, показав их действительно героями, – бесстрашные, они глубоко чувствуют величие своей борьбы».
Горький акцентировал внимание на преимуществах книги и в письме Сталину назвал Исаака Бабеля «умнейшим из наших литераторов».
Бывший член Реввоенсовета конармии Климент Ворошилов, впоследствии также Маршал Советского Союза, в открытый спор вступать не спешил. Он пожаловался в ЦК ВКП(б) на «неприемлемый» стиль «Конармии». Сталин, словно подводя итоги дискуссии, заявил, что Бабель «писал о вещах, которые не понимал».
В отдельные издания «Конармии» 1926 и 1933 годов Бабель все же внес значительные изменения и дополнения. Многие исследователи творческого и жизненного пути Бабеля полагают, что уступки автора «Конармии» и «Одесских рассказов» советским канонам освещения событий революции и Гражданской войны не спасли его от ареста.
Другая версия причины преследования Исаака Бабеля — слишком близкие отношения с наркомом внутренних дел Николаем Ежовым, который в ноябре 1938 года был смещен со своего поста, а 10 апреля 1939-го арестован своим преемником Лаврентием Берией в кабинете Георгия Маленкова. Новый шеф НКВД с первых же недель нахождения в должности повел борьбу с окружением опального предшественника. Многие видные чекисты оказались репрессированы в этот период. Их судьбу разделили и те, кто хорошо знал Ежова вне службы.
После смерти Горького среди знакомых Исаака Бабеля не осталось фигур, пользовавшихся подобным влиянием в стране и авторитетом у партийного и советского руководства. Примерно с этого же времени Бабеля практически перестали печатать.
Накануне своего ареста Исаак Бабель уехал на дачу в Переделкино, попросив на следующий день привезти к нему режиссера снятого по автобиографии Горького фильма «Мои университеты» Марка Донского и его ассистентов. Вечером 15 мая члены съемочной группы должны были заехать за Антониной Пирожковой в Метропроект (она там работала инженером): все вместе они предполагали выдвинуться в Подмосковье. Помимо Антонины Николаевны, в квартире ночевали жена писателя Михаила Макотинского Эстер, приятельница хозяев жилища Татьяна Стах, не успевшая на последнюю электричку за город, домработница и 2-летняя дочь Бабеля Лида.
Татьяна Стах в письме к писателю Илье Эренбургу от 8 ноября 1961 года так вспоминала события дня ареста Бабеля:
«В ту злополучную ночь я, засидевшись у Антонины Николаевны, опоздала на дачный поезд (жили мы за городом) и осталась у них ночевать. Я проснулась от электрического света. Двое мужчин в штатском стояли у письменного стола и возились с телефоном. Итак, когда эти деятели вошли в кабинет, они первым делом обчистили стол, вынули из стола абсолютно все и перешли к шкафу. Оттуда забрали еще какие-то папки и огромное количество писем — от Р. Роллана, от Пятакова, Рыкова, Горького, от тысячи людей, которых знал И.Э. (Исаак Эммануилович Бабель. — С. И.). Это был «достойный» улов! Они были счастливы, такие имена им и не снились… Когда они набрели на книгу Троцкого, где было написано: «Лучшему русскому писателю Ис. Эм. Бабелю», ликованию их не было предела».
Местонахождение 15 папок с рукописями Бабеля, 11 записных книжек и 7 блокнотов до сих пор неизвестно.
«Когда кончился обыск в комнате Бабеля, они сложили все его рукописи в папки, заставили нас одеться и пойти к машине, — пишет Антонина Пирожкова в своей книге. — <…> «Ужаснее всего, что мать не будет получать моих писем», — проговорил Бабель и надолго замолчал. Я не могла произнести ни слова. Сопровождающего он спросил по дороге: «Что, спать приходится мало?» — и даже засмеялся. Уже когда подъезжали к Москве, я сказала Бабелю: «Буду Вас ждать, буду считать, что Вы уехали в Одессу… Только не будет писем…». Мы доехали до Лубянки и въехали в ворота. Машина остановилась перед закрытой массивной дверью, охранявшейся двумя часовыми. Бабель крепко меня поцеловал, проговорил: «Когда-то увидимся…» — и, выйдя из машины, не оглянувшись, вошел в эту дверь».
Бабель оказался в cамой страшной тюрьме НКВД (спецобъекте №110) — Сухановской, расположенной в постройках бывшего Свято-Екатерининского мужского монастыря, находящегося в окрестностях нынешнего города Видное Московской области. Оттуда мало кому удавалось выйти живым.
Первый допрос состоялся через две недели после ареста. Из книги члена Союза писателей СССР, руководителя Комиссии СП по наследию репрессированных российских писателей Виталия Шенталинского «Рабы свободы. В литературных архивах КГБ» (Москва, издательство «Парус», 1995):
«Вы арестованы за изменническую антисоветскую деятельность. Признаете ли вы себя в этом виновным?» – начал допрос помощник начальника следственной части НКВД Лев Шварцман, до недавнего повышения – замначальника следственной части Главного управления госбезопасности НКВД. «Нет, не признаю», – ответил Бабель. «Как совместить это ваше заявление о своей невиновности со свершившимся фактом вашего ареста?» – «Я считаю свой арест результатом рокового стечения обстоятельств и следствием моей творческой бесплодности… что могло быть расценено как саботаж и нежелание писать в советских условиях». «Вы хотите тем самым сказать, что арестованы как писатель? Не кажется ли вам чрезмерно наивным подобное объяснение факта своего ареста?». Бабель тут же соглашается, что, да, «за бездеятельность и бесплодность писателя не арестовывают». «Тогда в чем же заключается действительная причина вашего ареста?» – <…> «Я много бывал за границей и находился в близких отношениях с видными троцкистами», – не поддается на уловку следователя Бабель. «Потрудитесь объяснить, почему вас, советского писателя, тянуло в среду врагов той страны, которую вы представляли за границей? Вам не уйти от признания своей преступной предательской работы…».
Следователь зачитывает Бабелю выдержки из протоколов допросов ранее арестованных писателя Бориса Пильняка и заведующего отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б) Алексея Стецкого (оба к тому времени уже казнены), в которых они называют Бабеля участником троцкистского заговора против советской власти.
Документальных свидетельств о применении к писателю физического, а также психологического воздействия в виде угрозы репрессий в отношении членов семьи нет. Однако на это может косвенно указывать тот факт, что через несколько дней после начала допросов в протоколе появилась запись слов Бабеля о его готовности «дать исчерпывающие показания».
Следствие инкриминировало Бабелю участие в «антисоветской троцкистской группе», которую якобы возглавлял до ареста в феврале 1937 года редактор журнала «Красная новь» Александр Воронский (расстрелян в августе 1937 года), а также стандартный набор обвинений в «заговорщической террористической деятельности», шпионаже в пользу разведок Франции и Австрии.
Из обвинительного заключения по делу Исаака Бабеля 13 октября 1939 года:
«Следствием по делу вскрытой контрреволюционной троцкистской организации среди писателей и работников искусств было установлено, что активным участником ее является Бабель Исаак Эммануилович. <…> Следствием установлено, что еще в 1928-29 гг. Бабель вел активную контрреволюционную работу по линии Союза писателей… что последний еще в 1927-28 гг. знал о контрреволюционном заговоре, подготовляемом Ежовым Н.И., с которым он, помимо личной связи, был связан через его жену Хаютину (умерла)… В 1938 г. Бабель вошел в заговорщическую организацию, созданную женой Ежова… и по заданию Ежовой готовил террористические акты против руководителей партии и правительства. <…> В 1934 г. и до момента ареста Бабель являлся французским и австрийским шпионом… передавал шпионские сведения — о состоянии воздушного флота, экономике советского государства, о оснащении и структуре Красной Армии, сведения об происходивших в стране арестах, о настроениях советской интеллигенции, в частности писателей и др.».
Бабель признал себя виновным, но в том же октябре 1939-го на допросе, который оказался последним перед судом, неожиданно для следствия отказался от части показаний:
«Я оклеветал некоторых лиц и дал ложные показания в части моей террористической деятельности. <…> Мои показания ложны в той части, где я показал о моих контрреволюционных связях с женой Ежова – Гладун-Хаютиной. Также неправда, что я вел террористическую деятельность под руководством Ежова. <…> Показания в отношении Эйзенштейна С. М. (кинорежиссера. — С. И.) и Михоэлса (Соломон Михоэлс, театральный актер. — С. И.) мною вымышлены…».
Прокуратура торопила следствие с передачей дела, поэтому отказ Бабеля от некоторых показаний в следственной части Главупра госбезопасности проигнорировали. Одновременно Бабель направил в Прокуратуру при Верховном Суде СССР заявление, в котором привел длинный список людей, оговоренных им. «Людей этих я знаю как честных и преданных советских граждан», – написал он, объясняя свои действия «малодушием».
Обвинительное заключение Исаак Бабель получил 25 января 1940 года. Этим же числом датировано его обращение к председателю Военной коллегии ВС СССР Василию Ульриху:
«…Мною в показаниях оклеветан ряд ни в чем не повинных людей. Ходатайствую о том, чтобы по поводу этих заявлений был до разбора дела выслушан прокурором Верховного Суда».
Дело Бабеля рассматривалось в закрытом режиме 26 января 1940 года в «Бутырке».
«Признаете ли вы себя виновным?» – спросил Ульрих. «Нет, виновным себя не признаю. Все мои показания, данные на следствии, – ложь. Я встречался когда-то с троцкистами – встречался и только…», – ответил Бабель. Категорично отверг он и другие обвинения – связь с французской и австрийской разведкой, участие в террористической деятельности. В последнем слове он еще раз подчеркнул:
«Я ни в чем не виновен, шпионом не был, никогда никаких действий против Советского Союза не совершал. В своих показаниях возвел на себя поклеп…»
Однако попытка Бабеля опровергнуть показания, данные на следствии, была обречена на провал. В заранее подготовленном приговоре констатировалось, что судебным следствием вина подсудимого по всем эпизодам дела установлена, он приговаривается к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в 1 час 30 минут 27 января 1940 года.
Факт расстрела Исаака Бабеля скрывался. Супруга писателя Антонина Пирожкова регулярно подавала запросы о состоянии заключенного (осужден сроком на 10 лет без права переписки) и получала ответ: «Жив, здоров, содержится в лагерях». При реабилитации в декабре 1954 года ей выдали справку о том, что Бабель умер в 1941 году от паралича сердца, и лишь в 1984 году стал известен точный год смерти.
14 лет спустя после расстрела Бабель был реабилитирован, приговор в его отношении отменен по вновь открывшимся обстоятельствам, а уголовное дело прекращено. В надзорном деле прокуратуры подшиты три комплиментарных отзыва о жизни и творчестве Бабеля – Екатерины Пешковой (бывшая жена Горького), Ильи Эренбурга и Валентина Катаева.
Прах писателя захоронен в общей могиле №1 Донского кладбища.
Из воспоминаний Антонины Пирожковой: «Как-то, возвратившись от Горького, Бабель рассказал: «Случайно задержался и остался наедине с Ягодой. Чтобы прервать наступившее тягостное молчание, я спросил его: «Генрих Григорьевич, скажите, как надо себя вести, если попадешь к вам в лапы?». Тот живо ответил: «Все отрицать, какие бы обвинения мы ни предъявляли, говорить «нет», только «нет», все отрицать — тогда мы бессильны».
Из воспоминаний Надежды Мандельштам (1960-е годы): «Бабель рассказал, что встречается только с милиционерами и только с ними пьет. <…> Слово «милиционер» было, разумеется, эвфемизмом. Мы знали, что Бабель говорит о «чекистах»… О. М. (Осип Мандельштам. — С. И.) спросил, почему Бабеля тянет к «милиционерам». Распределитель, где выдают смерть? Хочется вложить персты? «Нет,— ответил Бабель,— пальцами трогать не буду, а так потяну носом: чем пахнет?»
Сергей Ишков.
Источник фото ru.wikipedia.org
