14 февраля 1966 года завершился уголовный процесс, фигурантами которого стали Андрей Синявский и Юлий Даниэль. Писателей обвинили в том, что они своими произведениями, изданными за рубежом, опорочили советский государственный и общественный строй.
Этот процесс, который вел председатель Верховного суда РСФСР Лев Смирнов, подробно освещался в «Известиях» и «Литературной газете». Так, например, в «Известиях» секретарь московского отделения Союза писателей Дмитрий Еремин в статье «Перевертыши» назвал произведения Синявского и Даниэля «пасквильными», «образчиками антисоветской пропаганды», и даже более того – «выстрелами в спину народа, борющегося за мир на земле и за всеобщее счастье».
Андрей Синявский и Юлий Даниэль, публиковавшиеся на Западе под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак, были арестованы 13 сентября 1965 года.
«Я тайными каналами преправлял за границу рукописи и, скрывая свое имя, печатался на Западе под псевдонимом Абрам Терц, – писал в 1982 году Андрей Синявский в статье «Диссидентство как личный опыт». – Меня разыскивали как преступника, я знал об этом и понимал, что рано или поздно меня схватят (…) В результате само писательство приобретало характер довольно острого детективного сюжета, хотя детективы я не пишу и не люблю и, как человек, совсем не склонен к авантюрам. Просто я не видел иного выхода для своей литературной работы, чем этот скользкий путь, предосудительный в глазах государства и сопряженный с опасной игрой, когда на карту приходится ставить свою жизненную судьбу, свои человеческие интересы и привязанности. Тут уж ничего не поделаешь. Надо выбирать в самом себе между человеком и писателем. Тем более опыт писательских судеб в Советском Союзе дает понимание, что литература – это рискованный и подчас гибельный путь, а писатель, совмещающий литературу с жизненным благополучием, очень часто в советских условиях перестает быть настоящим писателем».
5 декабря 1965 года в Москве на Пушкинской площади несколько десятков человек провели манифестацию. У некоторых из них были в руках плакаты «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!». Арест литераторов вызвал огромное возмущение в кругах интеллигенции. Это был первый арест за инакомыслие после хрущевской «оттепели».
Манифестантов разогнали, но суд был объявлен открытым. Возможно, его сделали таким из-за огласки истории с Синявским и Даниэлем за рубежом и прошедшей на Пушкинской площади демонстрации. Надо сказать, что открытость суда была условной: вход в здание, где проходил процесс, начавшийся 10 февраля 1966 года в одном из залов Московского областного суда, охранялся милицией, а внутрь пускали по спецпропускам. Попасть туда просто с улицы было невозможно.
По воспоминаниям супруги Андрея Синявского Марии Васильевны Розановой, зал был набит непонятными людьми, которым было совершенно наплевать на происходящее.
«Мы с женой Даниэля с самого начала решили записывать все, что услышим, – рассказывала впоследствии Мария Васильевна. – Стенографии мы не обучались и договорились, что одну фразу будет записывать она, следующую я. (…) Из всех наших записей мы и составили потом нечто вроде отчета о процессе, потому что стенограммой в полном смысле слова это назвать нельзя».
В первый же день судебного процесса Синявский и Даниэль не признали своей вины по статье 70 УК РСФСР, часть 1 (антисоветская агитация и пропаганда) ни полностью, ни частично.
Синявский пытался объяснить суду, что в его произведениях изложены не политические взгляды и убеждения, а его писательская позиция, что ему, как писателю, близок фантастический реализм с его гиперболой, иронией и гротеском: «Я не политический писатель. Ни у одного писателя его вещи не передают политических взглядов. Художественное произведение не выражает политических взглядов. Ни у Пушкина, ни у Гоголя нельзя спрашивать про политические взгляды. Мои произведения – это мое мироощущение, а не политика».
Прокурор потребовал не читать в зале суда литературных лекций. Его поддержал судья: у нас, мол, не литературный диспут, а исследование состава преступления.
12 февраля гособвинитель О. П. Темушкин заявил: «Синявский и Даниэль – люди с двойным дном, внутренние эмигранты. (…) Я обвиняю Синявского и Даниэля в антигосударственной деятельности. Они написали и добились издания под видом литературных произведений грязных пасквилей, призывающих к свержению строя, распространяли клевету, облекши все это в литературную форму. То, что они сделали, не случайная ошибка, а действие, равнозначное предательству. Я прошу, учитывая все – и то, что они не раскаялись, и первостепенную роль Синявского – приговорить Синявского к максимальной мере наказания – семи годам лишения свободы с отбытием в колонии усиленного режима и пяти годам ссылки, а Даниэля – к пяти годам с отбытием в колонии усиленного режима и трем годам ссылки».
В свою очередь, адвокаты литераторов считали, что суду не удалось доказать антисоветский характер их произведений и обнаружить умысел в подрыве или ослаблении Советской власти. Но мнения защитников суд во внимание не принял.
«Доводы обвинения меня не убедили, – сказал в своем последнем слове, которое он превратил в манифест свободы творчества, Андрей Синявский. – Я хочу напомнить некоторые аргументы, элементарные по отношению к литературе. С этого начинают изучать литературу: слово – это не дело, а слово; художественный образ условен, автор не идентичен герою. Это азы, и мы пытались говорить об этом. Но обвинение упорно отбрасывает это как выдумку, как способ укрыться, как способ обмануть. (…) Позиция обвинения такая: художественная литература – форма агитации и пропаганды; агитация бывает только советская и антисоветская, раз не советская, значит – антисоветская. Я с этим не согласен. Я считаю, что к художественной литературе нельзя подходить с юридическими формулировками».
Юлий Даниэль, в свою очередь, высказался в последнем слове так: «(…) Игнорирование всего, что мы говорим, глухота ко всем нашим объяснениям характерны для этого процесса. Нам говорят: оцените свои произведения сами и признайте, что они порочны, что они клеветнические. Но мы не можем этого сказать, мы писали то, что соответствовало нашим представлениям о том, что происходило. (…) Никакие уголовные статьи, никакие обвинения не помешают нам чувствовать себя людьми, любящими свою страну и свой народ».
Суд удовлетворил просьбу прокурора: Синявскому дали семь лет лишения свободы, Даниэлю – пять. «Перевертыши», как их окрестила советская пресса, были наказаны. Юлию Даниэлю не помог даже тот факт, что он – участник Великой Отечественной войны, был ранен, награжден медалью «За отвагу».
«Где причины падения двух людей, считавших себя интеллигентными? – задавался вопросом журналист Юрий Феофанов в статье в газете «Известия», вышедшей 13 февраля 1966 года. – Одной из них мне кажется явная крайняя идейная распущенность, моральная безответственность подсудимых. Полная утрата ими гражданских патриотических чувств родила ненависть к нашему государственному строю, к идеям коммунизма, к образу жизни советских людей. Все это привело подсудимых к прямым враждебным действиям».
17 февраля на заседании секретариата правления московского отделения Союза писателей РСФСР рассмотрели вопрос об антисоветской деятельности Андрея Синявского. Было признано, что он нарушил устав писательской организации, тайно публикуя за рубежом под псевдонимом свои произведения, «не совместимые с коммунистической идеологией и прямо направленные на подрыв строительства нового общества». Секретариат постановил исключить Синявского из членов Союза советских писателей. Профком литераторов, где состоял на учете Юлий Даниэль, поступил аналогично.
После скоротечного судебного процесса открылся XXIII съезд КПСС. На имя съезда поступило письмо, подписанное 63 советскими писателями. В нем говорилось: «Осуждение писателей за сатирические произведения – чрезвычайно опасный прецедент, способный затормозить процесс развития советской культуры. Ни наука, ни искусство не могут существовать без возможности высказывать парадоксальные идеи, создавать гиперболические образы. Сложная обстановка, в которой мы живем, требует расширения, а не сужения свободы и художественного эксперимента. С этой точки зрения процесс над Синявским и Даниэлем причинил уже сейчас больший вред, чем все ошибки Синявского и Даниэля.
Синявский и Даниэль – люди талантливые, и им должна быть предоставлена возможность исправить совершенные ими политические просчеты и бестактности. Будучи взяты на поруки, Синявский и Даниэль, скорее бы осознали ошибки, которые допустили, и в контакте с советской общественностью сумели бы создать новые произведения, художественная и идейная ценность которых искупит вред, причиненный их промахами.
По всем этим причинам просим выпустить Андрея Синявского и Юлия Даниэля на поруки. Этого требуют интересы нашей страны. Этого требуют интересы мира. Этого требуют интересы мирового коммунистического движения».
Фраза «нельзя сажать за книги» впервые в советской истории прозвучала настолько отчетливо. Письмо подписали Лев Аннинский, Павел Антокольский, Белла Ахмадулина, Юрий Домбровский, Вениамин Каверин, Юрий Левитанский, Юнна Мориц, Юрий Нагибин, Виктор Школовский, Булат Окуджава, Николай Панченко, Давид Самойлов, Корней Чуковский, Илья Эренбург и другие.
В ответной статье секретариат Союза писателей СССР – Константин Федин, Сергей Михалков, Николай Тихонов, Константин Симонов, Леонид Соболев, Константин Воронков, Василий Смирнов и Алексей Сурков – высказался против Андрея Синявского и Юлия Даниэля.
2 апреля 1966 года нобелевский лауреат Михаил Шолохов с трибуны XXIII съезда КПСС разоблачил «предательскую антисоветскую сущность» Синявского и Даниэля.
«Я принадлежу к тем писателям, которые, как и все советские люди, гордятся, что они малая частица народа великого и благородного, – писал автор «Тихого Дона». – Все мы – члены одной огромной семьи. (…) С горечью констатирует русская народная мудрость: «В семье не без урода». Но ведь уродство уродству рознь. Думаю, что любому понятно: ничего нет более кощунственного и омерзительного, чем оболгать свою мать, гнусно оскорбить ее, поднять на нее руку! Мне стыдно не за тех, кто оболгал Родину и облил грязью все самое светлое для нас. Они аморальны. Мне стыдно за тех, кто пытался и пытается брать их под защиту, чем бы эта защита ни мотивировалась. Вдвойне стыдно за тех, кто предлагает свои услуги и обращается с просьбой отдать им на поруки осужденных отщепенцев. (…) И еще я думаю об одном. Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием, ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни!».
После этого кампания в защиту осужденных разгорелась с новой силой. Лидия Чуковская и Юрий Галансков написали в ответ на речь Шолохова открытые письма, широко распространившиеся в самиздате.
«Всякому понятно, что значит уничтожить литератора физически, но далеко не всякий понимает, как протекал в России процесс умерщвления литературы, – писал Юрий Галансков. – Писатель находится под гипнозом всеобщего обаяния коммунистическими идеалами, с одной стороны, а с другой стороны, он совершенно не может принять отвратительную коммунистическую действительность с ее сталинскими концлагерями и всеобщей вздорностью. Коммунистические концлагеря мешают ему воспевать коммунистические идеалы, а коммунистические идеалы мешают критиковать коммунистические концлагеря. Наступает или состояние творческого паралича, или писатель начинает мошенничать; в том и другом случае он умирает как литератор».
Из протоколов судебных заседаний и протестных писем журналист Александр Гинзбург составил сборник «Белая книга», за что в 1967 году его самого арестовали и осудили на пять лет по той же, что и Синявский с Даниэлем, 70-й статье.
Газета «Таймс» поместила письмо 48 зарубежных писателей, среди которых были Франсуа Мориак, Генрих Белль, Гюнтер Грасс, Альберто Моравиа, Артур Миллер, Грэм Грин, Айрис Мердок, Джон Уэйн. В нем говорилось: «Мы верим в правоту этих писателей (А. Синявского и Ю. Даниэля. – С. И.) и в то, что их произведения будут опубликованы на родине, и поэтому обращаемся к совести и чувствам советских руководителей и просим освободить двух наших коллег, чьи книги считаем серьезным вкладом в современную литературу».
После отбытия срока судьбы Синявского и Даниэля сложились по-разному. Юлий Даниэль после освобождения жил в Калуге, публиковался как переводчик под псевдонимом Юрий Петров. Затем вернулся в Москву. Скончался от инсульта 30 декабря 1988 года. В последнем и единственном для советской прессы интервью успел сказать перед смертью: «Я чист перед своей совестью».
Синявский в 1973 году эмигрировал во Францию и стал профессором русской литературы в университете Париж IV Сорбонна. Умер 25 февраля 1997 года.
«Процесс Синявского – первый открытый политический процесс при советской власти, когда обвиняемые от начала до конца – от предварительного следствия до последнего слова подсудимых – не признавали себя виновными и приняли приговор как настоящие люди, – писал Варлам Шаламов в «Письме старому другу». – (…) Пресловутых «признаний» в этом процессе нет. Это первый процесс без этой преступной «специфики», которой дышало сталинское время (…) Случись это двадцать лет назад – Синявского и Даниэля застрелили бы в каком-нибудь подвале МГБ или пустили на следственный «конвейер», когда следователи меняются, а обвиняемый стоит на месте много часов, много суток, пока воля подследственного не будет сломлена, психика подавлена. А то вводят сыворотку, подавляющую волю, по страшному примеру открытых процессов 30-х годов. Или если не готовят к открытым процессам, то убивают прямо в коридоре… И букет следственных статей был бы совсем другой: 58-я статья – измена родине, вредительство, террор, саботаж. (…) Их пример велик, их героизм бесспорен. Синявский и Даниэль нарушили омерзительную традицию «раскаяния» и «признаний» (…), сумели удержать процесс на литературоведческой грани, в лесах гротеска и научной фантастики, не признаваясь и не признавшись в антисоветской деятельности, требуя уважения к свободе творчества, к свободе совести. В этом великая принципиальность этого процесса. (…) Вывод. Дело Синявского и Даниэля – первый советский открытый процесс, политический, когда обвиняемые по 58-й статье не признавались в своей вине».
17 октября 1991 года в «Известиях» появилось сообщение о пересмотре дела Синявского и Даниэля за отсутствием в их действиях состава преступления.
Сергей Ишков.
Фото с сайта ru.wikipedia.org
