Детская больница имени Филатова на Садовой-Кудринской – поистине уникальное место. Практически все долгое время ее существования – с 1842 года – освещено звездами, и не только небесными. Земными звездами с морщинами поперек лба, проседью на голове и очень ловкими, но вместе с тем натруженными пальцами. Уникальные хирурги со всемирно известными именами работали и продолжают работать в этих стенах. Именно здесь зародилась педиатрия, в этих палатах она лежала, по этим коридорам бегала.
Здесь, в этой больнице, работает известный всей стране детский хирург Александр Юрьевич Разумовский – член-корреспондент Российской академии наук, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РФ, заведующий кафедрой детской хирургии РНИМУ им Н. И. Пирогова, заведующий отделением торакоабдоминальной хирургии. На его счету тысячи операций, многие из которых сложны и уникальны. Тысячи спасенных детских жизней, тысячи исправленных судеб. То, что он делает на операционном столе, кажется чудом. Но так ли это?
– Александр Юрьевич, вы сталкивались в своей работе с чудесным исцелением?
– Нет. Никогда. Чудес не бывает. Я работаю сорок пять лет и ни разу не видел ни одного чуда. Если человек отдает полностью всего себя какому-то тяжелейшему случаю, если он вместе со своими коллегами овладевает в совершенстве всеми современными технологиями – вот тогда случается то, что человек со стороны назовет чудом. Но за каждым потрясающим результатом стоит тяжелейший труд, труд и только труд.
– Расскажите, пожалуйста, насколько изменилась детская хирургия за эти сорок пять лет?
– Когда я пришел в эту больницу, то мы делали 300 операций в год. Работал я тогда в отделении торакальной (грудной) хирургии. В год у нас умирали 12 – 14 детей. Такие цифры примерно одинаковы по всему миру, это были тяжелейшие дети, которых в тех условиях было уже не спасти. В прошлом году мы в том же отделении на той же площади, с тем же коечным фондом сделали уже 3818 операций. И у нас умер один ребенок, очень тяжелый пациент. Увы, но сделать ничего было нельзя.
– Почти 4 тысячи операций за год… просто не верится! Сколько же времени уходит теперь на каждую операцию? Сколько часов в ваших сутках? Сократилось операционное время? Развитие эндоскопии? Или еще какие-то причины?
– Ну, прежде всего – в нашем отделении несколько операционных. Что касается времени, то тут многое зависит от мастерства хирурга. Если хирург хорошо овладевает своей специализацией, то операцию он будет делать очень быстро. Причем есть операции, которые быстро сделать просто невозможно: там сложная, кропотливая работа. Что касается эндоскопии, то это, безусловно, очень большой прогресс в хирургии, он сильно облегчил реабилитацию пациентов, позволил оперировать без постоянного переливания крови. А вот на время операции повлиял по-разному: у каких-то сократил, у каких-то, наоборот, увеличил. Во многих случаях открытую операцию можно сделать быстрее и качественнее, чем лапароскопическую.
– В каких случаях снизилась смертность? Какие операции остаются сложными?
– Большая смертность была в хирургии новорожденных и в грудной хирургии. Сегодня в связи с развитием таких специальностей, как неонатология, реаниматология и анестезиология, а также внедрением эндоскопической техники она значительно снизилась. Большое развитие сейчас получила хирургия печени – раньше врачи не могли подступиться к этому органу со скальпелем. Сейчас, на мой взгляд, в детской хирургии самое сложное – это хирургия поджелудочной железы и желчных путей. Эти разделы нашей специальности ставят очень серьезные задачи перед хирургом. Не кардио, ни нейрохирургия, а именно эти направления. Миллионы проблем есть, к примеру, с желчным пузырем… Да, обращаю внимание: я говорю именно о детской хирургии. Для взрослых – другие критерии.
– Основная разница между организмом взрослого и ребенка заключается в том, что ребенок растет, причем не всегда равномерно. Вы провели уникальную операцию на слишком тонкой трахее новорожденного, который не мог дышать: вырезали узкую середину и соединили достаточно толстые начало и конец. Но как же он рос потом с такой короткой трахеей?
– Тут все обошлось хорошо: трахея была не просто тонкая, а еще и излишне длинная. Но вы совершенно правы: организм взрослого статичен, а у ребенка габариты будут сильно меняться со временем. Я делаю операцию ребенку, которому сейчас несколько месяцев, а прожить он с этим должен до ста лет. Он должен будет пронести через всю жизнь то, что я изменил в его организме. И это никогда не должно доставлять ему страданий. Я должен это учесть. Сейчас ребенок весит 3, 5, 7 килограммов, я соединю ему сосуд, или трахею, или желчные пути – и они должны расти вместе с человеком. И что будет, когда вес этого человека станет 70 килограммов, а то и больше? Все это должно выдержать.
Мы сейчас накопили огромную статистическую информацию о том, что происходит с человеком в послеоперационный период в течение многих лет, и сейчас пересматриваем свои подходы. И я должен знать, что этот человек не будет через 40 – 50 лет вспоминать обо мне плохо.
– Вы говорили о том, что хирургу необходимо хорошо владеть своей отраслью. А какие знания, умения у хирурга важнее всего? Как стать первым?
– А первым быть не надо! Надо быть лучшим. Это самый главный постулат в хирургии. Иногда в погоне за сенсацией, в борьбе за первое место люди совершают неправильные действия, совершенно неоправданные.
Современный хирург должен в совершенстве знать английский язык, потому что это – главный язык современной медицины. В середине прошлого века таким языком был немецкий, до этого – латынь.
Очень важна также мелкая моторика. Новые методы хирургии – эндоскопия – потребовали совершенно иной моторики от хирурга. Поэтому хирург должен постоянно тренироваться, дома вязать узлы, осваивать новые движения.
Нагрузка на современного будущего хирурга увеличилась во много раз, очень много информации, которую он должен усвоить. Люди изучили болезни гораздо глубже, чем это было двадцать лет назад, поэтому хирургу надо постоянно учиться. Все постоянно меняется.
– Как же на все это хватает времени?
– Свободного времени у современного хирурга практически нет. Мы работаем по 14 часов в сутки и еще бесконечно учимся.
– И как все это сказывается на вашем здоровье?
– А вы знаете, положительно! Есть миф, что от тяжелой работы хирург быстро изнашивается. Однако статистика говорит, что это не так: все великие хирурги, которые работали «на износ», по 14 – 18 часов в сутки, на удивление жили очень долго. И долго сохраняли ясность ума и хорошую физическую форму. Мы каждый день вступаем в бой со смертью и побеждаем ее – это продлевает жизнь и нашим пациентам, и нам самим.
Плюс, конечно, свою роль играет постоянная потребность в обучении, о которой я уже говорил, постоянная работа мозга, его обновление.
– А что бы вы могли пожелать родителям тех детей, которые попали в ваше отделение и на операционный стол?
– Я бы пожелал им любить своего ребенка, прислушиваться к нему. И, безусловно, доверять врачу.
В последние годы родители очень сильно изменились. Многие из них приходят с набором информации в голове, которая имеет очень серьезную основу. Это интернет, разговоры с соседями, чтение не совсем достоверной литературы. И эти родители полагают себя собеседниками, равными доктору. И мало кто из них допускает, что для того, чтобы вести полноценную беседу, нужно соответствующее образование, нужен опыт, который надо накапливать десятилетиями, неустанным трудом. А выхваченные фрагменты не могут быть основанием для того, чтобы делать какие-то выводы, а тем более критиковать или осуждать.
Еще одна современная беда – отзывы о врачах. Это, на мой взгляд, абсолютное зло. Нередко бывает так, что родитель не понял, не знает, не расслышал рекомендаций – и обвиняет во всем врача, а врач оказывается беззащитным. Критикуют врача, критикуют больницу, но при этом не несут за это никакой ответственности. Нам совершенно необходимы законы, которые защищают врача от пациента. Ведь мы порой теряем отличных специалистов, которые из-за необоснованной критики уходят из профессии.
– Филатовская больница всегда славилась своими врачами. С самого начала здесь работали замечательные люди, навсегда вписавшие свои имена в историю педиатрии. А каковы, на ваш взгляд, современные студенты? Видите ли вы среди них будущих Филатовых, Исаковых, Терновских, Тольских, Кроненбергов?
– В нашей стране приток людей, которые хотят заниматься детской хирургией, снизился. И есть районы, где их совсем мало. Но в Москве, благодаря усилиям руководства города, так много внимания уделяется здравоохранению, что у нас каждый год приходят молодые люди. Это призвание. Они знают, что их стипендия будет низкой, но все равно приходят. Конечно, надо что-то менять: ординатура должна длиться не два года, а раза в три-четыре дольше. И зарплата в этот период должна быть достаточно большой: на современную зарплату ординатора прожить невозможно. Это грустно, но люди все равно идут, и это настоящие люди, которые любят свою работу. Я вижу современную молодежь – это хорошо сложенные ребята, которые ведут здоровый образ жизни и занимаются спортом, среди них много талантливых. Безусловно, зажгутся и новые звезды детской хирургии.
– Спасибо большое за беседу.
Яна МАЕВСКАЯ.
