9 августа 1942 года в зале Ленинградской филармонии состоялось исполнение Седьмой (Ленинградской) симфонии Дмитрия Шостаковича, которая стала отождествлением борьбы советского народа против фашизма.
22 июня 1941 года в 10 часов утра, как обычно, не опаздывая, Дмитрий Шостакович прибыл в консерваторский Малый зал имени А. К. Глазунова для участия в государственном выпускном экзамене. Однако его проведению помешало радиосообщение народного комиссара иностранных дел СССР Вячеслава Молотова о вероломном, без объявления войны, нападении гитлеровской Германии на Советский Союз.
Шостакович, не колеблясь, подал заявление о зачислении его добровольцем в Красную армию, однако ему отказали. После обращения к советскому народу Сталина по радио 3 июля, в котором он призвал граждан вступать в ряды народного ополчения, Дмитрий Шостакович вторично попросил записать его добровольцем для участия в военных действиях. В итоге после его настойчивых обращений он был зачислен в пожарную команду противовоздушной обороны и заодно ему поручили возглавить музыкальную часть Ленинградского театра народного ополчения.
Известно, что к работе над своей Седьмой симфонией Дмитрий Шостакович приступил за несколько лет до начала войны. Об этом вспоминает его известная ученица и композитор Галина Уствольская, отмечавшая, что в 1939-1940 годах Шостакович рассказывал ей, что почти закончил симфонию, над которой работал. Он упоминал о том, что не знает, как лучше назвать симфонию: «Ленин» или «Ленинская»?
Из воспоминаний композитора известно, что это произведение создавалось в четырех частях и имело программный характер: «Первая часть – юношеские годы Ильича; вторая – Ленин во главе Октябрьского штурма; третья – смерть Владимира Ильича и четвертая – без Ленина по ленинскому пути». Седьмая симфония была включена в план концертного сезона 1941-1942 годов Ленинградской филармонии.
Начавшаяся война внесла серьезные коррективы в содержание и музыкальное звучание Седьмой симфонии. Ленинская тематика была отложена.
Первоначально произведение было задумано в виде вокально-симфонического, с хором на тексты псалмов библейского царя Давида, отобранных для композитора его другом – искусствоведом, музыковедом Иваном Соллертинским. В них Шостакович ощутил сходство с апокалиптическими картинами после первых ленинградских блокадных пожаров. Впоследствии композитор вспоминал: «С болью и гордостью смотрел я на любимый город. А он стоял, опаленный пожарами, закаленный в боях, испытавший глубокие страдания войны, и был еще более прекрасен в своем суровом величии. Как было не любить этот город, не поведать всему миру о его славе, о мужестве его защитников. И какое это было мужество, какая глубокая человечность была скрыта в этой борьбе!»
Вокальная симфония не складывалась. Дело пошло, когда Шостакович отказался от текстовой основы. Позже композитор говорил, что симфоническая музыка выражала его мысли значительно сильнее.
Близкий друг Шостаковича литературовед Исаак Гликман вспоминал, что в первых числах августа 1941 года Дмитрий Дмитриевич по телефону пригласил его прийти к нему на квартиру. Шостакович выглядел похудевшим, задумчивым, усталым и при встрече сказал, что хотел увидеть Гликмана в связи с тем, что хотел показать начало задуманного им симфонического произведения, которое, возможно, «никому не понадобится, раз свирепствует такая небывалая война». Композитор на рояле исполнил «возвышенно-прекрасную» экспозицию и тему вариаций, изображающую фашистское нашествие. И Шостакович, и Гликман были очень взволнованны, а Шостакович даже прослезился… После этого автор музыки произнес: «Я не знаю, как сложится судьба этой вещи. Досужие критики, наверное, упрекнут меня в том, что я подражаю «Болеро» Равеля. Пусть упрекают, а я так слышу войну».
Однажды Дмитрий Шостакович встретил Михаила Зощенко: они были знакомы, Михаил Михайлович, по словам сына Шостаковича Максима, очень ценил и уважал композитора. В разговоре с Зощенко Дмитрий Дмитриевич сказал, что работает над новой симфонией и что в итоге должно получиться хорошо. На вопрос писателя, чему будет посвящена симфония, Шостакович ответил: «Пожалуй, точной темы нет. Но в общем тема военная, борьба, героизм советского народа…»
Первая часть Седьмой симфонии была завершена 3 сентября 1941 года. По своей масштабности и смысловой емкости она могла бы стать самостоятельной симфонией.
«В сложнейшей обстановке прифронтового Ленинграда, когда фашистами 8 сентября был занят Шлиссельбург, а на город сброшено свыше 6 тысяч бомб, Шостакович пишет вторую часть Седьмой симфонии, – рассказывают авторы мнографии о Ленинградской симфонии Л. А. Жуйкова и И. Р. Аухадиев. – Она хрупкая, трепетная, с реминисценцией из Adagio «Лунной» сонаты Бетховена – как образ поруганной человечности в хаосе войны и разрушения. Шостакович завершил вторую часть 17 сентября и в этот день выступил по радио: «Час тому назад я закончил партитуру второй части моего нового большого симфонического сочинения… если удастся закончить третью и четвертую части, то тогда можно будет назвать это сочинение Седьмой симфонией». Поэтесса Вера Инбер слышала выступление композитора по радио и записала в своем дневнике 22 сентября: «Меня взволновало, что в эти дни в осажденном городе, под бомбами, Шостакович пишет симфонию. Значит, искусство еще не умерло, оно еще живо, сияет, греет сердце».
Третью часть композитор определил как торжество жизни, как образ несломленного города. Ее он закончил 29 сентября. В газете «Вечерняя Москва» от 8 октября 1941 года Шостакович рассказывает: «Сейчас я заканчиваю последнюю, четвертую часть. Я никогда не сочинял так быстро, как сейчас». Кольцо блокады сжималось, полным ходом шла эвакуация, а Шостакович не отправлял даже семью: «Я считал, что в Ленинграде я был бы гораздо полезнее». И только когда последовал приказ из Смольного, он смирился. В эвакуацию взял два узла с одеждой, «Симфонию псалмов» И. Ф. Стравинского, партитуру трех частей Седьмой симфонии и куклу для дочери…»
В октябре 1941 года композитор вместе с семьей был вывезен из Ленинграда в Куйбышев (ныне – Самара), где 27 декабря 1941 года и была закончена симфония.
«Я окончательно обосновался в Куйбышеве, – сообщал Дмитрий Шостакович в письме музыковеду Ивану Соллертинскому 10 декабря 1941 года. – Вчера я переехал в отдельную квартиру. До сих пор я жил в комнате, а теперь у меня квартира из двух комнат, и чувствую себя в ней прекрасно. (…) Приступил я к сочинению 4-й и последней части 7-й симфонии».
На титульном листе произведения Шостакович написал: «Посвящается городу Ленинграду».
Получилось масштабное произведение, рассчитанное на 75 минут исполнения и большой состав оркестра. Премьера Седьмой симфонии состоялась 5 марта 1942 года в Куйбышеве.
«Нас с братом Максимом впервые взяли на концерт, это была премьера Седьмой симфонии нашего отца, – вспоминала дочь Дмитрия Дмитрия Шостаковича Галина. – До этого мы присутствовали на репетициях, и наша мама вспоминала: Максим выходил на сцену и начинал дирижировать, так что его приходилось насильно уводить за кулисы».
По воспоминаниям скульптора Ильи Слонима, оркестр начал репетиции Седьмой симфонии в январе 1942 года: «Шостакович взял меня на несколько репетиций. Он сам не пропустил ни одной. Он, бывало, спокойно сидел в каком-нибудь темном углу и высказывал свое мнение только после того, как оркестр переставал играть. По дороге домой он все время хвалил оркестр. За все время, пока шли репетиции, он казался в приподнятом настроении…
На концерте он чувствовал себя несчастным. Публика заставила его выйти на сцену до начала концерта, и он, вытянувшись и без улыбки, кланялся беспощадной толпе поклонников. А после концерта, когда все с ума сходили от восторга, высокий и суровый молодой человек снова поднялся на сцену, как на эшафот».
Составитель книги воспоминаний о Дмитрии Шостаковиче «Великая душа» Михаил Ардов напоминает о невероятной скромности композитора. Вот как Шостакович описывал этот концерт в письме Ивану Соллертинскому: «Живем мы хорошо. 5 марта была исполнена моя 7-я симфония. (…) После 1-й части, которая длится 32 минуты, был антракт. Затем исполнялись 2-я, 3-я и 4-я части. Успех был довольно большой. Великолепно играл оркестр. Самосуд (дирижер Самуил Самосуд – С. И.) был очень хорош в первых трех частях. К последней он немного устал. Как никак, а ему 58 лет. Но во всяком случае и 4-я часть прозвучала достаточно убедительно…»
22 июня 1942 года в Лондоне состоялась зарубежная премьера Седьмой симфонии в исполнении Лондонского симфонического оркестра. В США премьера симфонии состоялась 19 июля 1942 года в Нью-Йорке. Ее исполнил симфонический оркестр нью-йоркского радио под управлением, по просьбе самого Шостаковича, дирижёра Артуро Тосканини. Он отдал ему предпочтение в знак уважения к его мужественному поступку: Тосканини покинул родную Италию, не желая сотрудничать с фашистским режимом. В понимании Шостаковича дирижер Тосканини мог лучше понять чувства автора Седьмой симфонии.
Шостакович мечтал, чтобы его произведение было исполнено в городе, которому оно посвящено. Премьера симфонии № 7 в Ленинграде прошла 9 августа 1942 года в Большом зале Ленинградской филармонии. Дату 9 августа выбрали не случайно. Именно на этот день Гитлер назначил банкет в ресторане гостиницы «Астория», по его расчетам, «город мертвых» должен был капитулировать. Но Ленинград жил и не собирался сдаваться.
Оркестром Ленинградского радиокомитета дирижировал Карл Элиасберг. В дни блокады немало музыкантов симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета умерло от голода. Когда в марте 1942 года возобновились репетиции, то играть в состоянии могли лишь 15 ослабевших физически музыкантов. Именно тогда перед симфоническим оркестром была поставлена государственно важная задача: сыграть Седьмую симфонию Шостаковича. Исполнение в блокадном Ленинграде симфонии имело огромное агитационно-политическое значение: это действие должно было наглядно продемонстрировать советским гражданам и всему миру, что Ленинград живет, борется и сдаваться не собирается. Чтобы выполнить эту политически важную задачу, необходимо было увеличить численность оркестра до 80 человек. Пришлось отозвать музыкантов из военных частей, искали их по объявлениям во фронтовых агитбригадах.
Одного из музыкантов – барабанщика Жавдета Айдарова, упавшего в голодный обморок, дирижер Карл Элиасберг нашел в морге, куда его определили, решив, что он умер. Решив удостовериться в смерти барабанщика, Элиасберг спустился в «мертвецкую» и увидел, что тот еще дышит, сердце бьется. Музыкант был спасен.
Когда состав был набран, оркестрантов поставили на довольствие.
Гобоистка Ксения Матус вспоминала: «На первую репетицию оркестр целиком еще не мог собраться. Многим просто не под силу было подняться на четвертый этаж, где находилась студия. Те, у кого сил было побольше или характер покрепче, брали остальных под мышки и несли наверх. Репетировали сперва всего по 15 минут. Помню, как Карл Ильич Элиасберг сказал: «Ну, давайте…», поднял руки, а они – дрожат… Так у меня и остался на всю жизнь перед глазами этот образ, эта подстреленная птица, эти крылья, которые вот-вот упадут, и он упадет…»
Пианист Александр Каменский просил ставить рядом с роялем раскаленные кирпичи, чтобы время от времени согревать окоченевшие пальцы.
За день до премьеры Элиасберг искал в Ленинграде хотя бы одну картофелину, чтобы накрахмалить манжеты и манишку.
«Карла Элиасберга возили на репетиции симфонии на санках, чтобы он сберег силы для работы (к началу репетиций он вместе с женой провел в больнице несколько недель с диагнозом алиментарная дистрофия – С. И.), – пишут авторы монографии о Седьмой симфонии Л. А. Жуйкова и И. Р. Аухадиев. – Для участия в исполнении сняли солдат-музыкантов с фронта, копию партитуры доставили на военном самолете…»
В день премьеры, 9 августа 1942 года, некоторые оркестранты даже на сцену вышли в валенках: ноги, опухшие от голода, не влезали в концертные туфли. Но и музыкантов, и публику поразило, как ярко горели хрустальные люстры в Большом зале Ленинградской филармонии. За дни блокады они отвыкли от такого света. Зал был полон – 1200 человек. Слезы стояли в глазах всех, кто пришел в тот день на концерт. Каждый из слушателей в великой музыке ощущал веру в победу, жертвенность, способную преодолеть голод, страх и даже смерть, а также безграничную любовь к своему городу и стране.
«Когда мы отыграли, – вспоминала Ксения Матус, – нам аплодировали стоя. Откуда-то вдруг появилась девочка с букетиком живых цветов. Это было настолько удивительно! За кулисами все бросились обниматься друг с другом, целоваться. Это был великий праздник. Все-таки мы сотворили чудо. Вот так наша жизнь и стала продолжаться. Мы воскресли».
С таким воодушевлением они не играли никогда. Поэтесса Ольга Берггольц назвала этот концерт «Днем Победы среди войны». И Элиасберг признавался, что в финале концерта ему на мгновение показалось, что блокада прорвана, немцы побеждены, зло наказано – как в музыке. И те, кто стоя аплодировал музыкантам, тоже на минуту поверили, что больше не будет ни голода, ни обстрелов. Что Ленинград уже выстоял.
Пока музыканты играли, артиллеристы по приказу командующего Ленинградским фронтом генерала армии Леонида Говорова огнем подавляли немецкие позиции. Эта операция получила название «Шквал». Армия обеспечила ленинградцам безопасность: ни одна бомба не упала на улицы, ни один самолет не сумел подняться в воздух с вражеских аэродромов ни во время исполнения симфонии, ни когда люди возвращались из филармонии домой. Наши артиллеристы выпустили три тысячи снарядов по заранее разведанным и намеченным немецким позициям.
Исполнение симфонии транслировалось по радио, а также по громкоговорителям городской сети. Симфонию слышали не только жители города, но и осаждавшие Ленинград немецкие войска. По нацистским документам известно, какой шок и гнев испытало руководство Германии, когда эта симфония была исполнена именно в Ленинграде, который, согласно пропагандистским материалам, уже вымер.
«Седьмая симфония посвящена торжеству человеческого в человеке, – писал Алексей Толстой. – Она возникла из совести русского народа, принявшего без колебаний смертный бой с чёрными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем».
Седьмая (Ленинградская) симфония Дмитрия Шостаковича по праву считается не только одним из важнейших художественных произведений отечественной культуры XX века, но и музыкальным символом блокады Ленинграда.
«Эта, Седьмая «Ленинградская», пожалуй, единственный пример в мировой музыкальной литературе, когда музыкальное произведение стало памятником, это памятник», – говорит Юрий Башмет.
Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича назвали «первыми залпами по Рейхстагу».
В 1985 году на стене здания Ленинградской филармонии была установлена мемориальная доска с текстом: «Здесь, в Большом зале Ленинградской филармонии, 9 августа 1942 года оркестр Ленинградского радиокомитета под управлением дирижёра К. И. Элиасберга исполнил Седьмую (Ленинградскую) симфонию Д. Д. Шостаковича».
В 2006 году часть Рабочей улицы в Самаре, где Дмитрий Шостакович жил в эвакуации и завершил партитуру симфонии № 7, была переименована в улицу Шостаковича. Двумя годами ранее была открыта мемориальная доска, посвященная завершению симфонии, а в 2019 году в Самаре в сквере у здания театра оперы и балета появился памятник Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу.
Сергей Ишков.
Фото с сайта mus.academy
