Чтобы предвидеть будущее, надо быть свободным.
«Был старик, застенчивый, как мальчик, Неуклюжий, робкий патриарх. Кто за честь природы фехтовальщик? Ну конечно, пламенный Ламарк».
Любимый поэт советской интеллигенции Осип Мандельштам посвятил свое стихотворение гениальному эволюционисту Жану Батисту Ламарку, французскому последователю английского Эразма Дарвина.
Будущий великий русский ученый, армянин Виген Артаваздович Геодакян был тогда ребенком семи лет от роду. Сегодня все то же самое можно сказать и о нем.
25 января Вигену Геодакяну исполнилось бы сто лет.
В этом же году прошло шестьдесят лет со времени первой его публикации по проблеме пола.
В преддверии юбилея историк науки Сергей Багоцкий провел в Московском обществе испытателей природы тематическое заседание, на котором сказал: «Виген Артаваздович Геодакян был философски мыслящий инженер. А потом он увидел ассоциации между техникой и биологией. Начал сперва, почему существуют мужчины и женщины. А потом эти идеологии для самых разных биологических систем предлагал».
Конец цитаты.
Его научный успех обеспечен не только поддержкой академика Бориса Астаурова. Подобных интеграторов науки именно в русской науке было несколько. Они решали проблему мира людей. Геодакян по образованию технолог кожевенного дела и затем выпускник Института стали, кандидат технических наук по калориметрии, причем для измерений тепла был сделан специальный прибор.
Докторскую диссертацию Виген Геодакян защищал у Бориса Астаурова по эволюционной теории пола.
Хорошо помню его лекции. Он фонтанировал идеями и не был связан порочными условностями науки высших достижений или политическими презумпциями с точным указанием, что должен писать признанный ученый. На последний дискуссионный съезд Всероссийского общества генетиков и селекционеров Геодакяна просто не пустили. Потом, как он сам сказал, извинились. А дальше уже смысла не было.
Таким образом, Виген Артаваздович Геодакян мог предвидеть будущее исключительно потому, что он был свободным по своей генетической конституции. Существенную роль сыграло научно-техническое образование. Этот автор не был связан условностями ангажированной статусной науки и остался глух к взрывному мифотворчеству прекрасного нового мира.
Виген Геодакян построил свою теорию пола на основе инвариантной или, скажем так, идеальной модели мужского и женского. Самое удивительное, она работает повсеместно, даже в организации банковской системы.
В нынешних условиях человечеству все более остро нужны носители классического идеала. Наш маленький зоопарк рискует превратиться в Ноев ковчег среди тотального пожара с потопом.
Есть такой удивительный тип ученого, больше характерный для России. Но и во Франции тоже иногда бывали. Его не надо сжигать на костре или устраивать против него травлю. Он совершенно не умеет себя защищать и продвигать в мир людей свои идеи. Трудно понять, нужна ли таким слава. Статусная наука просто не признает его и их труды. Могла бы и вовсе не замечать, если б не было поддержки и публикаций в научно-популярной периодике, развитой в прежней России.
Вигена Геодакяна и Владимира Эфроимсона поддержал академик Борис Астауров. Он был директором института биологии развития, осколка замученного Института экспериментальной биологии, великого Николая Кольцова.
Назову для примера: системщик Вадим Ратнер, палеонтолог Александр Раутиан, биофизик и эволюционист Юрий Чайковский, специалист по геномике Вадим Попов, генетик ментальных нарушений Иван Юров, молекулярный генетик Владимир Гвоздев.
Последний в моем списке академик. Но сегодня слава, чины, богатства, все это ровно ничего не значит.
Люди очень разные, и общего у них то, что они великие ученые и их достижения живут и умирают вместе с автором, от которого не отчуждаются. Общечеловеческое знание их не инкорпорирует.
Существенные куски знания не входят ни в школьные, ни даже в вузовские учебники. Сегодня из них удаляют наиболее ярких представителей русской науки. Традиционный курс биологии не соответствует реальности или потребностям человека в понимании себя самого. Не дает представлений, что вообще с нами может быть и что в нашей воле можно сделать для будущего.
Из-за отсутствия адекватной науки уперлась в потолок возможностей общественная дискуссия по таким ключевым моментам, как пикирующая демография, центробежность института семьи, взрывная эволюция патогенов, рост носителей генетических девиаций с готовностью к антиобщественному поведению или отсутствию ресурса знаний для планирования пространственного развития.
Науку принудительно превратили в погремушку для умственно отсталых, воспитанных по методикам Марии Монтесори, и отдали на откуп кривлякам-блогерам, соискателям дурной славы. Люди в массе не ведают, насколько и чем опасно нарушать законы природы. Им недоступны сами эти законы.
Рутинной стала ситуация на мероприятиях по популяризации науки, когда слушатели умнее выступающего, и спасает проект профессиональный модератор, для которого наука не отличается от цирка или морального стриптиза.
Наследию Вигена Геодакяна повезло. Его сын Сергей Геодакян взял на себя миссию увековечивания научных достижений отца.
Я не знаю, что может быть важнее и сложнее – совершить открытие или добиться его включения в общечеловеческое знание?
Построение картины мира по отдельным ее сегментам климатологии или эволюционизма производится почти автоматически при наличии политического заказа с презумпцией предопределенного результата. Примеров особенно много в экономике. Не может называться таким словом обоснование роста издержек, но так сделали. Вся так называемая гуманитарная наука нужна только для обоснований какой-нибудь лжи, по-английски мисинформации.
Чтобы создавать концепции с обоснованием собственного преимущества, попытались всю науку вернуть в средневековый гуманитарный формат. Каждая новая революция с ротацией элит выявляет несостоятельность ангажированной науки, потому что любая революция – это всего лишь очередная попытка арогенеза на общественном поле. Приходится начинать с чистого листа, изобретая то, что уже было описано другими словами. Поскольку поток новых знаний в генетике растет, одновременно растет значимость задачи сведения накопленных знаний в единую, доступную для преподавания концепцию. Вот этого ученые категорически не умеют, потому что нужно договариваться в вербальной дискуссии, а они только стулья ломают от ярости.
Например, ключевой процесс эволюции арогенез у палеонтологов выглядит серией однотипных разрозненных попыток формирования признаков будущего таксона высокого уровня. Поскольку стирается грань аналогии и гомологии, генетика тут ни при чем или почти ни при чем, работает самоорганизация.
У некоторых эволюционистов это уникальное усложнение организации с выходом на новую адаптивную среду. Физиологи ВНД могут верить в наследование благоприобретенных признаков и примеры находят. Биофизик мог бы рассказать о воплощении нового формата самоорганизации, иногда с коэволюцией. Большинство ученых где-то слышали совершенно точно, что процесс эволюции очень медленный, и у человека его нет, хотя история говорит о постоянных изменениях. А для селекционера это вообще регулируемая биотехнология получения нового сорта или породы.
Кто попытается соединить это все воедино, рискует остаться не понятым никем. А мы описали появление языка Пушкина в макроэволюционной терминологии. Схема универсальная.
Самой запутанной сделали сферу вопросов, которыми занимался Виген Геодакян. В то же время самое важное для любого человека, что надо было бы включить в школьный курс биологии для исключения гендерного безумия с политической окраской. Как будто специально подобрал.
Особенность моделей Вигена Геодакяна в том, что они не требуют адаптации для встраивания в общедоступную науку, так как сделаны «под ключ». Подобных прецедентов в истории науки немного, но они есть. Например, идея мема Ричарда Докинза, трех видов популяций (видов) Верна Гранта, волн жизни Сергея Четверикова или пассионарности Льва Гумилёва.
Достаточно заменить гнилые и изначально кривые детали на модели Вигена Геодакяна.
Вместо этого его исключили из научной дискуссии, чтоб не мешал серьезным дядям решать крупнейшее задачи современности, как они себя подают обществу.
Современность меняется, с ней плывут задачи, и только точное знание остается инвариантным относительно конъюнктуры. Оно могло бы соединить людей и во времени, и в пространстве.
Выдающийся историк генетики Василий Бабков говорил мне, что знание – это только то, что описано. Ему повезло, свои собственные работы он опубликовал в монографии «Московская школа эволюционной генетики». Затем, уже после загадочной смерти автора, его исторические изыскания по трем разным направлениям евгеники опубликовали коллеги по Институту истории естествознания и техники. Была издана толстенная книга «Заря генетики человека». Сегодня чрезвычайно актуально для доказательной интерпретации событий в мире. Труды классиков советской евгеники другим способом практически недоступны, направление уничтожено еще до войны. На практике методы улучшения качества людей активно применялись, привели к успеху и частично используются до сих пор.
Я назвал здесь всех тех, чье творческое наследие не вошло в статусную науку, но я им постоянно пользуюсь. Все просто и не ново: с Васей Бабковым мы учились в одной школе №144 на Новопесчаной и познакомились в МГУ на школьной олимпиаде. Вигена Геодакяна и Тимофеева-Ресовского удалось послушать на лекциях и затем пригласить на наш студенческий кружок кафедры генетики. Руководство кафедры было недовольно.
Нелепость в том, что научное наследие Вигена Геодакяна об эволюционном значении двуполости, дифференциальной асимметрии полушарий мозга, двухкомпонентном составе генома и генетической предопределенности терроризма уже попало на порог всеобщего признания. А потом произошла революция мироустройства, и с ней начался процесс выхолащивания науки, чтобы не мешала.
Сергей Геодакян выбрал самый, казалось, неудачный момент истории для своей миссии. Проводить в жизнь заведомо обреченные попытки нежелательно, в восприятии аудитории наука смешивается с маргинальностью, обильно представленной на научном поле. Напоминает судьбу системщика Александра Малиновского в эпоху редукционизма. Сын второго человека в новом государстве воспринимался таким же чудиком, как Геодакян, только популярности Александра Богданова не было. Когда эпоха сменилась и синергетика на волне холизма заняла свое почетное место, о родоначальнике не вспомнили.
Есть и такой момент, что начинать надо в эпохе перемен на фоне вакуумного дефицита.
Вот только я абсолютно не понимаю, как. Со своим опытом парламентского корреспондента длиной в четверть века я не нашел в парламенте человека, который знал бы о текущем состоянии науки.
Андрей Кокошин в бытность свою депутатом пытался выполнять роль интегратора науки, подобно Борису Астаурову. Успеха его миссия не получила, ученые уже не могли рассказать о своих достижениях.
С тех пор ситуация в науке лучше не стала, скорее хуже, на мой взгляд. И инфодемия выявила крах глобализующей англосаксонской науки. Была фактически показана правота Ламарка, Шмальгаузена, Чайковского, Тимофеева-Ресовского.
Моих нечаянных учителей следовало бы назвать представителями альтернативной науки, и, возможно, это было бы правильно. Да вот беда, они сами носители той истины, которая не имеет альтернативы.
Виген Геодакян занимает в галерее истинных талантов достойное место.
Увековечение его научного наследия – не просто дань уважения памяти ученого. Оно нужно живым для будущих поколений.
Значимость миссии Сергея Геодакяна невозможно переоценить. Очень хочется, чтобы у него получилось.
Среди прочего, Сергей Геодакян оказался вовлечен в самопроизвольный процесс определения роли армян в мире, идущий за пределами Армении в России. Сравнение армян с евреями не очень удобно. Мой личный опыт таков, что больше всего неприятностей и даже горя принес человек по фамилии Шапиро, а обеспечил возможность жить дальше Асланян. Оба профессора нашей кафедры генетики.
Армяне в среднем честнее, и Пашинянов у них меньше Соросов, Олбрайт или Ротшильдов. А Геодакянов относительно больше среди таких безответных служителей науки, каким был мой отец Израиль Файнберг.
Есть такие люди, способные пронзать пространство-время. В аллегорическом фильме Джаника Файзиева «Вратарь Галактики» названо транспортацией. Они спасают человечество от козней ученого, вставшего на путь зла по причине ревнивой вторичности на фоне породившего его гения.
Лев Московкин.