В Москве прошло прощание с народной артисткой РСФСР Ларисой Голубкиной, которая скончалась 22 марта 2025 года на 86-м году жизни после тяжелой и продолжительной болезни.

Предлагаем вашему вниманию часть интервью, которое некоторое время назад взяла на кинофестивале у Ларисы Ивановны Голубкиной кинообозреватель «Московской правды» Елена Булова.
– Лариса Ивановна, вы объездили много стран мира. Никогда не закрадывалось желание остаться за рубежом? Ведь у вас неоднократно была такая возможность?
– Конечно, возможность такая была. Я ездила за границу с 1963 года нон-стопом. Была возможность где-то взбрыкнуть, остаться, выйти замуж. Если бы я захотела. Но я не хотела никогда. Я вообще заметила, что у многих, кто хочет жить за границей, у них кружится голова: они видят что-то яркое и блестящее, и, как сороки, кидаются в чужие страны.
Мне же такое даже в голову не приходило. Вот я – большой любитель ходить. Всю жизнь ходила по долам, по горам – по швейцарским, баварским и тому подобным. Когда я куда-то приезжаю, то, имея хорошую зрительную память, впитываю в себя деревья, листочки: как они висят, как стоят дома, как устроены дороги. Все это меня радует безмерно. Радует красота, ухоженность маленьких городков, которая присутствует за границей. Но это ведь, прежде всего, повод посмотреть на себя.
В процессе жизни ты про себя что-то начинаешь понимать. Я поняла, что мы, русские, часто обращаем внимание на «блеск сорок», на мишуру, нам хочется собрать стеклышки в кучку. И радоваться им. А за стеклышками мы зачастую не видим и не ценим того, что имеем здесь.
– Вы сейчас сравниваете нашу жизнь с жизнью в Европе?
– Я не сравниваю. Я смотрю, какое мировоззрение у людей было 200 лет назад, когда мы еще жили в землянках, были под властью богатых людей, и работали на кого-то, а не на себя. И смотрю на то, как изменилось оно сейчас. Но изменилось ли оно на самом деле?
Сейчас пришло такое время, когда ты можешь уже обратить внимание на себя. Потому что блеск, который нас так радует за рубежом, начинается с себя. Ну вот пример: стоит продавщица за прилавком, обслуживая людей, и может позволить себе шлепнуть перед ними о прилавок, скажем, свежую рыбину. Да так шлепнуть, что брызги полетят на вашу одежду. Мелкое такое бытовое хамство. Но ведь она же тоже придет, скажем, в парикмахерскую, и ей там могут вырвать клок волос. Или резануть эти волосы так криво, что потом стыдно будет на люди показаться. Мы все завязаны друг на друге, про это не надо забывать ни на одну минуту. В Европе, куда так стремятся наши соотечественники, это давно поняли.
– Мы с вами разговариваем, сидя в Гатчине на фестивале. Вы часто бываете в Санкт-Петербурге?
– Я снялась в Ленинграде в фильме «День счастья», и с 1963 года ежегодно нон-стопом три-четыре раза в год обязательно бываю в Питере – гастроли, концерты. У меня здесь после «Дней счастья» появилась приятельница и наставница Марья Осиповна Давыдова, которая была старше на 24 года. Жила на углу Некрасова и Восстания.
У меня был ритуал – я всегда жила в гостинице «Астория», и, приезжая утром, с поезда шла в гостиницу, звонила ей и ее маме. Они традиционно меня ждали на завтрак. А это так важно, что где-то тебя традиционно ждут! Ее мама всегда была красиво одета, с белоснежным платком носовым в руке. Накрывалась белая скатерть в гостиной. Стоял старинный, красного дерева, круглый стол. Мы завтракали – творожок с утра, кофе из Англии. А когда ее мама умерла, Марья Осиповна однажды накрыла мне на кухне, и я оскорблено сказала, что на кухне есть не буду, чтобы не нарушать традицию (это, конечно, была игра). Я ездила к Марии Осиповне вплоть до ее смерти. У нас была прелестная компания – Алиса Фрейндлих, Иннокентий Смоктуновский захаживал, Михаил Глузский. В этот гостеприимный дом постоянно кто-то заскакивал проведать, кто-то приходил завтракать, кто-то обедать. Бывали званые ужины.

– А «хулиганства» по молодости в этой компании случались?
– Я была странная, пугливая какая-то, и при этом очень свободолюбивая. Меня приглашали везде – и на правительственные приемы, на встречу Нового года в Кремль.
– Ого, в Кремль?!
– Да, это было еще при Хрущёве. 1964 год, встреча Нового года, я была приглашена в Кремль с группой товарищей-артистов. Это был один из переломных моментов – наше правительство «раскопалось»: обычно они отмечали Новый год в своем узком кругу, а тут впервые пригласили весь дипломатический корпус и артистов.
Дело проходило в знаменитом буфете на верхнем этаже дворца. Напротив сцены стоял длинный правительственный стол. Все было сурово и строго – даже выходить на сцену надо было по пропускам, три кордона следовало пройти. И вот мой первый выход – коленки трясутся. Вышла и, естественно, глаза побежали по членам правительства – они стояли за длинным столом передо мной в ряд. Стоял с краю Хрущёв, а у его левой руки на столе виднелся огромный фазан с большим хвостом. А по центру стоял высоченный министр обороны Гречко.
В разгаре новогоднего праздника актеров особо заметных пригласили в зимний сад, где нас встречал Хрущёв со своей женой, а сзади стоял Брежнев со своей. Рядом находился известный певец Юрий Гуляев. Жена Гуляева висела на руке у Хрущёва. А Хрущёв говорил: «Я тут ехал в машине, включаю радио, ты так хорошо поешь!» А я вот думаю: «Возьмешь ноту или нет?! Взял! Молодец!» Гуляев тут же запел в полный голос, на всю катушку.
На том концерте я была ведущей, и мне разрешили спеть «Давым-давно» и «Лунные поляны». Коронка у меня на голове к тому времени уже была ого-го какая! Я потом от ее долго не могла избавиться!
– Ну, вам «Гусарская баллада» подарила, сколько помнится, не только коронку, но и поврежденную ногу на все оставшиеся годы. Вы на съемках ведь прыгали с балкона пять раз…
– Да, эта травма дала о себе знать через много лет. Но вернемся на новогодний вечер. Гуляев спел. А потом принесли баян, и на нем заиграл Брежнев. И вдруг ко мне подходит Аджубей, берет меня за руку, и говорит: «Сейчас мы все поедем к Хрущёву на дачу».
Вот тут и сказалась моя «хулиганская» сущность, с которой мы начали. Я была вовсе не дурой и понимала, что не надо ехать на правительственную дачу ночью ни при каких обстоятельствах. И решила бежать. Так, кстати, поступают одни только непрактичные идиотки. Практичные умные барышни пользуются моментом – и выпрашивают для себя все, что им нужно. Я же попросила дать мне машину до дома, и пока все начали бегать и искать эту машину, я тихонько выскользнула из «замка», как Золушка, через Боровицкие ворота. Время было три часа утра.
По проспекту ехала коричневая с бежевым «Волга» – редчайшая машина. Такая, я знаю, была у Микояна. Ясно было, что за рулем был не Микоян. Тогда ведь ночью можно было сесть в любую машину ничем не рискуя. В машине оказались ребята. Они мне предложили ехать с ними отмечать Новый год. Я на всякий случай сказала, что «мне будет муж из Франции звонить», хотела их напугать. У меня тогда никакого мужа в помине не было. А потом в одном из ребят узнала человека с «Мосфильма» из реквизиторского цеха. Самое забавно, что как раз он-то меня не узнал. И стал говорить, что он режиссер, обещая меня снять в кино. Мне стало очень весело, очень хотелось его проучить и узнать, чем все это кончится. И я поехала с ними на Беговую, в компанию. Я была уже известная актриса и, разумеется, в той компании меня узнали. Мой знакомый ошалел, залез ко мне в сумку, достал паспорт, убедившись, что я действительно, Голубкина. Потом со мной он, конечно, стал совсем по другому разговаривать. Зато я узнала, как подобные мужики «ловят на крючок» всяких дурочек, которые развешивают уши.
Позже этот человек уехал в Америку, и мы, уже будучи в Нью-Йорке на гастролях вместе с Андрюшей Мироновым, случайно его там встретили. Сидели, с удовольствием смеялись, вспоминая ситуацию.
А с того новогоднего вечера прошел год, и меня снова пригласили в Кремль. У власти уже был Брежнев. И я имела удовольствие наблюдать во время выступления ту же сцену, тот же стол, только на месте Хрущёва теперь стоял Леонид Ильич. И у него по левую руку, на том же самом месте, высился приготовленный фазан.
Из всего этого я сделала вывод: никогда не следует покупаться на посылы власть имущих и не стоит сдаваться обстоятельствам из-за собственных страхов! Если бы я уши развесила при Хрущеве, то что бы я делала при Брежневе? Так что в своей жизни от этих встреч я ничего не имела. К счастью. Хотя, справедливости ради, нужно оговориться: было уже совсем другое время. Если б я такое вытворила при Берии или Сталине, то там бы уже не открутилась. Очевидцы рассказывали, что во времена Берии просто указывали на дам и говорили «Эта, эта, эта» – и некоторые молодые женщины потом выбрасывались из окон. Мое легкомыслие было в какой-то степени продиктовано временем. Но и я сама никаких подобных связей не хотела. А моя приятельница актриса после этой ночи вышла замуж за коменданта Кремля.
– Ну, я думаю, что вы потом тоже неплохо вышли замуж (смеемся)… Кстати, а как Андрей Миронов сделал вам предложение?
– Просто предложил выйти за него. Сначала я сказала: «Андрюша, не хочу», и соврала, что у меня есть дети – сын и дочь, которых родила после десятого класса. «А кто он?!» – грозно спросил Андрей. – «Капитан дальнего плаванья». Я вообще любила розыгрыши. Но Андрей мне поверил, и при этом сказал: «А я их усыновлю!» Это, конечно, подкупило.

– Он вас, видимо, очень любил… Хотя в Вас после съемок у Рязанова вся страна была влюблена.
– Тогда я своих поклонников не видела. Но прошло много времени, я периодически встречаю интересных мужчин, которые мне действительно говорят: «Я был в вас влюблен». А я спрашиваю: «А где же вы тогда были все это время?»
После смерти Андрея были мужчины, которые делали мне предложение, но я про себя говорила: «Зачем?» Чтобы выйти замуж, нужна патологическая любовь, когда считаешь, что другого хода нет. Или – необыкновенная забота. А у меня, слава Богу, есть дочь и внуки. Мне есть о ком заботиться!
– А когда вы встретили Андрея, то почувствовали, что это ваша судьба?
– Да Господь с вами, это все сказка. Никто ничего не почувствовал. Меня с ним познакомила Наташа Фатеева – он был в нее влюблен, поднадоел, она была старше него и не слишком его ценила. Он был молодой мальчишка – в 21 год в нее влюбился. Наташа рассказывала, что Андрей даже у нее под окнами стоял. А у Наташи были другие задачи. И вот как-то мы были с ней за границей, разговорились по душам, и вдруг она сказала: «Слушай! Я знаю, с кем тебя познакомлю!» И на своем дне рождении познакомила меня с Андрюшей. Он тут же переключился.
– А как вы, два талантливых и уже известных в кино человека, сосуществовали вместе на съемочной площадке? Вы же вместе снимались в фильме «Трое в лодке, не считая собаки»…
– Ну, там были еще и Ширвиндт с Державиным! И это была не единственная совместная работа – мы вместе с Андрюшей ездили на концерты. Часть концерта работала я, часть он. А между частями был дуэт. Я думаю, что если бы мы вместе все время работали, то больше комплексовала бы я.
– Почему? Вы, как актриса, ничем ему не уступаете, как актеру.
– Ну, не знаю… Например, я ездила за границу, и вполне нормально говорила там со всеми по-английски. А при Андрее стала комплексовать, потому что он мне стал делать замечания. Он знал язык в совершенстве, учил его с детства. Андрей меня одергивал, я зажималась.
Кроме того, в советский период жизни было не принято играть вместе женам, мужьям, детям. Только сталевары были потомственные. А про актеров сразу говорили «ну, с ними все понятно!», «это его по блату взяли», про степень таланта при этом забывая.
Хотя я была очень популярна, но женское чутье подсказало, что не надо Андрею напоминать, что я тоже не лыком шита. Все мужчины такие – должны быть первыми! А он был явный лидер. Хотя чем дальше мы были вместе, тем интереснее нам было друг с другом. Как-то режиссер Алла Сурикова передала мне его слова на отдыхе: «Чем дальше мы вместе живем, тем больше я люблю Ларису».
– А правда, что Андрей был чрезвычайно чистоплотен, не мог обходиться без салфеточек?
– Это, кстати, первое, что меня смутило в молодом возрасте. У него была квартира, и у меня. У Андрея был патологический порядок. И я знала, что если он ко мне идет, нужно все вылизать. С годами я поняла, что это, возможно, единственный его недостаток, который мог бы меня раздражать. А все остальное было просто прекрасно.
– Когда к вам гости приходили, вы сами готовили?
– Я все делала сама. У нас было определенная компашка, но чаще всего приходили Шура Ширвиндт и Гриша Горин.
– А как Андрей к Маше как он относился?
– Ну как он мог к ней относиться, если она с ним была с полугода. Он и до школы ею занимался, и в школу ходил на собрания. Ей, как что, все время говорили: «А у тебя мама и папа такие, а ты…» Как будто из-за этого нужно учиться лучше учиться. Но это удел детей известных родителей. Педагоги в этом смысле бывают глупы до невероятности.
– Как вы отнеслись к тому, что Маша стала актрисой?
– Она в 15 лет начала сниматься в фильме «Ребро Адама»: я вздрогнула, потому что меня не было в Москве, когда ей предложили сниматься. Подумала, что она вышла на улицу, и ей, как и мне когда-то, пообещали «съемочный процесс». Я испугалась, примчалась: кто, что, чего? Режиссер Вячеслав Криштофович показал ее пробу, уверяя: «Да, она органична, как кошка на экране. Вы посмотрите, что она вытворяет. А я ведь просто с ней разговариваю». В 13 лет, когда начинается перелом, важно понять, куда ребенок пойдет.
Умер Андрей, Маша на некоторое время оказалась предоставлена сама себе. Она училась во французской школе. Но начала сниматься, и уже никаких других направлений перед ней не маячило.

– Вы на фестивале Аллы Суриковой получили приз «За вклад в комедию». Вы себя больше ощущаете комедийной актрисой или драматической?
– Мне, конечно, хотелось бы больше комедийные роли играть. Когда я что-то говорю на сцене, а зрители в зале смеются, такое удовольствие от того получаю! Но в Театре Российской Армии с комедиями тяжеловато, конечно. Зато я там много Островского переиграла.
– А с кино как у вас сейчас отношения складываются?
– Они не складываются, а вычитаются. Я считаю, что женщина в кино должна сниматься до 45 лет. Ну кого можно сыграть в моем возрасте? Только тетку, которая может до смерти заговорить журналистку.
– Самоирония – великая вещь! Огромное спасибо за интересный рассказ.
– Рада, если он кому-то будет интересен.
Елена Булова.
Фото автора