Институт молекулярной генетики РАН проводил в понедельник очередную ежегодную конференцию «Стабильность, изменчивость и экспрессия геномов», посвященную 95-летию со дня рождения Романа Бениаминовича Хесина-Лурье.
Организатором конференции неизменно выступает академик Владимир Гвоздев. В ответ на вопрос «МП» о принципе подбора докладов академик ответил просто – тех, кого люблю. После паузы добавил: кто общался с Хесиным.
Практически каждый участник благодарил Хесина за участие в своей судьбе. Однако при его жизни все было не так просто, время было острое. К тому же Хесин обладал уникально твердым характером. Он верил только в то, что делал сам, и никогда не уступал. Не умел публиковать по-английски. В результате его пионерские работы по непостоянству генома практически неизвестны на Западе, только один коллега за рубежом Петер Гайдушек цитировал Хесина, причем с 60-х гг. Последняя статья с цитированием Хесина вышла в 2010 году. Это большая редкость признания отечественного ученого.
Сейчас все говорят о его непререкаемом авторитете. Однако при жизни вокруг него всегда существовала какая-то турбулентность и его сотрудники с ним открыто спорили, что было невозможно ни с одним другим руководителем в науке. Может, Хесин и был строптивым, но мне он запомнился тем, что его вообще не интересовало, как будет сделано то, что он не считает существенным.
Хесин был редчайшим организатором науки, он активно работал сам и при этом столь же активно продвигал других, прежде всего своих сотрудников, которых всех выпустил на профильные секции Международного генетического конгресса в Москве в 1977 году. Затем в своем докладе на пленарном заседании конгресса каждого назвал и описал его достижения.
Хесин также проводил подбор докладчиков для ежегодной Школы по молекулярной биологии в Мозженке под Звенигородом. Эту школу тоже много вспоминали в понедельник, она оказала серьезное влияние на развитие генетики.
В это трудно поверить со стороны, но в науке так не было принято! Каждый продвигал только себя и жестко расправлялся с инакомыслием в своей лаборатории.
Хесин начал на должности одного из четырех ассистентов на кафедре генетики биофака МГУ. Вернулся после тяжелого ранения с фронта.
Научный расцвет Хесина пришелся на острое время, когда уже готовилось постсоветское разрушение науки. Его вклад в части непостоянства генома был обеспечен верностью идеологии настоящей генетики. Для него мутация выражалась не в конкретной поломке ДНК, а в том, каким становился весь организм – носитель этой мутации.
Монография Хесина «Непостоянство генома» вышла в 1984 году с эффектом разорвавшейся бомбы. До этого приличные ученые считали и геном и хромосомный набор стабильными. Любые факты нестабильности воспринимались как лженаука и отметались.
Хесину вынуждены были верить. Аналогично когда он произнес впервые слово «ген» на Съезде Всесоюзного общества физиологов, биохимиков и фармакологов в 1959 г. в Минске, зал взволновался. Это слово воспринималось как обсценная лексика.
Сейчас роль Хесина выполняет его ученик и сотрудник Владимир Гвоздев. Между прочим, если бы не дискриминация российских ученых, он должен был быть дважды лауреатом Нобелевской премии – за мобильные элементы генома и регуляторную роль коротких РНК.
Любовь Гвоздева к коллегам оказалась адекватной, все доклады конференции сильные и все принесли научную новизну. Представлены новые факты организации теломерного блока ДНК-РНК-белок. Показано родство теломеразы обратной транскриптазе. Получены новые данные о роли системы теломера-теломераза в канцерогенезе.
Представлены прогрессивные исследования по поиску методов подавления канцерогенеза. Первые клинические испытания показали феноменальный результат и были запрещены, когда в России имплементировали систему США, запретительную для внедрения разработок за пределами США.
Весьма интересными оказались исследования Макроэволюции вирусов. Практически все материалы конференции нетривиальны, как правило, опровергают картину науки, построенную на мифах и заблуждениях.
Короче, слухи о гибели российской науки оказались преувеличенными. Что в свою очередь диссонирует с восприятием научной среды реформы Академии как беды похуже, чем была при Лысенко. Почему наука выжила и даже процветает, это отдельный вопрос, достойный самостоятельного изучения.
Лев МОСКОВКИН.
