3 декабря 1921 года в Москве открылась «Школа пластического танца Айседоры Дункан».
«Мое искусство – это стремление выразить правду моего существа в жестах и движениях, – писала Айседора Дункан в одной из своих статей об искусстве танца. – (…) С самого начала я отражала в танце только свою жизнь. (…) Характер ребенка выявляется еще в чреве матери. Перед моим появлением на свет моя мать испытывала большие страдания и находилась в подавленном состоянии. Она не могла ничего есть, кроме замороженных устриц и охлажденного шампанского. Если меня спрашивают, когда я начала танцевать, я отвечаю: «В чреве матери, вероятно, в результате того, что она питалась устрицами и шампанским – пищей богини Афродиты».
Айседора увлекалась танцами с шести лет. В 18 лет она перебралась из Сан-Франциско в Чикаго и стала выступать с танцевальными номерами в ночных клубах. Ее танцы шокировали: Айседора танцевала босиком, в полупрозрачном греческом хитоне. С 1899 года она танцевала в Лондоне, еще спустя год – в Париже. В апреле 1902 года после выступления Айседоры Дункан в Будапеште к ней пришел первый большой успех. В конце 1904 – начале 1905 г. она дала несколько концертов в Санкт-Петербурге и Москве. В 1909 году Дункан открыла школу танца во Франции.
Танец был для Айседоры больше, чем просто танец, она создала собственную философию естественности и свободы.
«Для меня танец не только искусство, позволяющее человеческой душе выявиться в движениях, но он еще и основа целой концепции жизни, более утонченной, более гармоничной, более естественной, – говорила Айседора Дункан. – Танец не есть, как склонны думать многие, сочетание более или менее случайных па, являющихся результатом механической комбинации, которые, если они и могут служить для технических упражнений, все же не смеют и притязать на звание искусства – это лишь средства, а не цель. (…) Искать в природе наиболее прекрасные формы и находить движение, которое выявляет душу этим форм – вот искусство танцовщицы. Только из природы может черпать свое вдохновение танцовщица, точно так же, как и скульптор, с которым у нее так много общего. (…) Я вдохновлялась движением деревьев, волн, облаков, связью, которая существует между страстью и грозой, между легким ветерком и нежностью, и я всегда стремлюсь внести в свои движения немного этой божественной последовательности, которая придает природе в ее целом красоту и жизненность».
В 1913 году Айседора Дункан вновь приехала на гастроли в Россию, где у нее было множество поклонников. А в 1921 году нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский официально предложил ей открыть танцевальную школу в Москве, пообещав финансовую поддержку. 24 июля 1921 года Айседора Дункан приехала в Советскую Россию.
«Приезд Дункан в РСФСР летом 1921 года казался бы явлением удивительным, если бы не ряд обстоятельств, – писала Елена Юшкова в монографии «Влияние культурной политики СССР на школу Айседоры Дункан в Москве в 1920-е годы». – Айседора еще до революции пользовалась в России огромным успехом, была лично знакома со многими представителями российской культуры. Что еще немаловажно, Дункан была революционеркой в искусстве и достаточно авантюристичным и бесстрашным человеком. Кроме того, после потери детей в 1913 году (ее дочь Дердри и сын Патрик погибли вместе с сопровождавшей их гувернанткой в автомобиле, упавшем в реку Сена. – С. И.) она стремилась в «горячие» точки – в 1913 году даже работала медсестрой на Балканах. В репертуаре Дункан уже были «Марсельеза», «Славянский марш», которые описывались современниками как революционные по духу. В начале 1920-х годов она интенсивно искала возможность продолжать свою педагогическую работу, но не смогла реализовать эту идею в Европе. На такую подготовленную почву попало приглашение молодого советского государства».
Абсурд происходящего в тот исторический момент никого не смущал. Пригласить мировую знаменитость, которая мечтала обучать тысячу детей пролетариев, не имея при этом ни помещения, ни средств, ни внятной программы, ни цели существования подобного заведения, – на такое безрассудство не согласился бы, пожалуй, ни один руководитель государства.
«Однако в стране тогда очень остро стоял вопрос о развитии физической культуры пролетариата, которая воспринималась гораздо шире, чем просто физкультура, а также вопрос о развитии образования, – рассказывает Елена Юшкова. – В искусстве пока еще господствовал авангард, допускающий реализацию крайне смелых идей; в общественной жизни царил плюрализм, проявлявшийся в бурных дискуссиях. Кроме того, Дункан в России давно уже воспринималась как символ свободы, ее идеи оказали влияние на развитие балета, драматического театра, на создание многочисленных пластических студий. Почти с самого начала возникновения государства встал вопрос о формировании нового советского человека, который должен быть воспитан по-новому».
Луначарский говорил, что «в деле Дункан заинтересованы три наркомата: Наркоминдел, Внешторг и Наркомпрос, которые постановили оказывать всяческое внимание Дункан, принимая во внимание соображения международной известности актера».
Анатолий Луначарский содействовал выделению под школу особняка на Пречистенке, 20 и подбору обслуживающего персонала. Узнав, кто жил в этом доме до нее, Дункан рассмеялась: «Кадриль, меняемся местами». Бывшими владельцами здания были балерина Большого театра Александра Балашова и ее супруг, чаеторговец. После революции Балашова эмигрировала из России в Париж и купила там дом, ранее принадлежавший Айседоре Дункан.
В августе 1921 года в «Известиях» вышла статья Луначарского под названием «Наша гостья», объяснявшая, почему Айседора приехала в Россию: «Ей, как редкому типу самого подлинного художника, претит та атмосфера, которой заставляют дышать каждого человека нынешние буржуазные господа обнаглевшей, оголенной, разоренной, дышащей ненавистью и разочарованием буржуазной Европы».
Как видим, пропагандистский момент присутствовал с самого начала.
Передовой журналист Михаил Кольцов объяснял советским гражданам, что танцовщица горит желанием «отдать накопленное миллионам людей с полей и фабрик, которым должна быть возвращена первородная радость человеческой пляски, украденная и затаенная в балетных школах». Он формулирует мысль о том, что «в могучей тяжелой ритмике, в счастливой поступи революционных масс – разве не в этом высшее очарование нашей революции в глазах мира?» И тут становится понятна необходимость создания той зрелищной физической культуры, которая впоследствии воплотилась в массовых парадах эпохи сталинизма.
Планировалось, что школа Дункан будет бесплатной для учащихся. Это стало одним из условий приезда Айседоры в Россию. Но очень скоро жизнь внесла коррективы. В первый год работы в «Школу пластического танца Айседоры Дункан» пришли 40 учениц в возрасте от 4 до 10 лет – это было намного меньше, чем было в планах «босоножки», мечтавшей о тысяче девочек. Однако только 40 кроватей помещалось в общежитии.
Обучение танцу по методике Айседоры Дункан начиналось с освоения самых простых элементов: прыжков, марша, бега и ритмичной ходьбы. День воспитанниц был полностью расписан: пластическая гимнастика, плавание, языки и, конечно, общие предметы. Курс обучения был рассчитан на семь лет. Первый этаж особняка был отведен под учебные классы и тренировочные залы, а второй – под спальни. Воспитанницы, одетые в туники и хитоны, танцевали босиком, поэтому учреждение прозвали «школой босоножек».
Вскоре после открытия школы, состоявшегося 3 декабря 1921 года, в финансовой помощи учебному заведению было отказано, и Дункан приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы добывать дрова и еду для детей.
«В апреле 1922 года, когда поддержка американской организации помощи АРА прекратилась, начался набор в платную группу, – пишет в монографии Елена Юшкова. – В октябре 1923 года пресса отмечает, что из 50 человек только 35 учатся бесплатно».
Школа основывалась на принципах пансиона и отрыва детей от неблагоприятного влияния родителей. Девочек погружали в атмосферу красоты и гармонии. Помещения двухэтажного особняка на Пречистенке поражали воображение причудливой смесью ампира и рококо и служили, по словам Ирмы Дункан, приемной дочери и помощницы Айседоры, которая отважилась сопровождать танцовщицу в Россию, «яркой иллюстрацией напыщенной дурной склонности к богатству русского буржуазного интерьера». С одной стороны, это плохо вязалось с российской действительностью, но с другой – вызывало необыкновенный восторг обучавшихся, освободившихся от тягот нехитрого послевоенного быта.
По поводу школы Айседоры Дункан в прессе ведутся бурные дискуссии. Каждое публичное выступление учащихся вызывает споры. Кто-то считает, что школа Дункан – прекрасное начинание, которое надо поддерживать и приветствовать, а кто-то полагает, что движения, которым обучают детей, манерно изысканны, аристократически вычурны и бестемпераментны.
Школа Дункан продолжает бороться за существование. 15 платных учащихся и вечерняя группа приносят некоторый доход, а летом на загородной даче ведутся «огородные работы»: учащиеся запасают для себя на всю зиму картофель.
В августе 1923 года Айседора съездила в Америку, и те, кто негативно отзывался о ее школе и о методике обучения детей, ненадолго затихли: агитационная кампания, которую невольно провела танцовщица на своей родине в пользу большевизма и в результате которой была лишена американского гражданства, получилась вполне удачной для Советского государства. «Дункан вернулась в Россию, с которой она себя считает духовно связанной, – отмечал журнал «Огонёк». – Ее идея о свободном, гармоничном воспитании духа и тела в красоте может, по ее мнению, найти корни только в России».
Образовательная система Айседоры Дункан снова признается крайне полезной.
«Взять бедного пролетарского ребенка и сделать из него здоровое, радостное существо – это большая заслуга», – писал балетный критик В. Ивинг в газете «Правда» после выступления девочек в театре Зимина в Москве.
После смерти Ленина в сфере культуры произошли большие изменения. 26 августа 1924 года вышел декрет особой комиссии Московского отдела народного образования Моссовета о пластических студиях, в котором предписывалось закрыть больше 10 известных студий, а в руководство студии Дункан ввести коммуниста для «проведения политпросветительской работы». И все же летом 1924 года школа Дункан завоевала себе право на дальнейшую жизнь: целых три месяца Ирма Дункан с учащимися школы работала на Красном стадионе, обучая революционным танцам несколько сотен пролетарских детей. В конце обучения процессия в красных туниках, распевая «Интернационал», шла со стадиона на Пречистенку, 20, где с балкона им вторила Айседора.
Осенью 1924 года Дункан поставила несколько революционных танцев на музыку известных песен: «Смело, товарищи, в ногу», «Раз, два, три – пионеры мы», «Молодая гвардия», «Кузнецы», «Дубинушка», «Варшавянка», «Юные пионеры». Интерес «босоножки» теперь всецело сосредоточился на трудовых движениях и процессах борьбы, освобождения, а танец окончательно превращается в пантомиму или мимодраму.
«Отъезд Дункан на Запад стал в 1924 году неизбежен, – говорится в книге-сборнике статей «Время, вперед! Культурная политика в СССР». – Поддержки школа не получала, гастроли танцовщицы по стране не приносили абсолютно никаких средств. И вот уже в конце сентября 1924 года состоялись успешные выступления учениц в Камерном и Большом театрах, которые Айседора сопроводила грустными словами о том, что им нечего есть и нечем платить за электричество. Зато критика после увиденного буквально захлебывается от восторга. «Известия» отмечают, что «вся программа выдержана в строго революционном духе. Реализм переживаний проходит красной нитью через все исполнение». «Рабочий зритель» подчеркивает, что «систему Дункан нужно применять шире, притягивая к обучению ее приемам ВСЕХ пролетарских детей… Рабочие безусловно оценят школу Дункан и захотят, чтобы их дети стали такими же веселыми, жизнерадостными и здоровыми, как ученицы школы Дункан. Это новое начинание нужно всячески поддерживать, сделав его одним из видов массовой работы среди пролетарских детей»».
В 1924-м Дункан уехала. Поначалу она планировала привести в порядок дела в Европе, забрать вещи и вернуться, однако в действительности так и не приехала в Россию.
«Школа босоножек» осталась на попечении Ирмы Дункан и секретаря и переводчика Айседоры Ильи Шнейдера, который позже стал супругом Ирмы. Отсутствие идейного вдохновителя привело к тому, что школа из учебного заведения превратилась в гастролирующую труппу. У девочек не хватало времени на размышления о природе танца, им нужно было зарабатывать деньги.
В 1926 году школа была переименована в Студию имени Айседоры Дункан, от закрытия ее спасало только то, что она ездила по Сибири, а затем – по революционному Китаю. В Китае ученицы Дункан представили публике несколько специально созданных тематических номеров: «Танец китайских девушек», «Танец памяти Сунь Ятсена», «Гимн Гоминьдана».
После трагической смерти Айседоры Дункан в Ницце в сентябре 1927 года как к самой Дункан, так и к ее школе вновь поднимается волна общественного интереса. Спустя год под председательством Луначарского создается Комитет по увековечению памяти Дункан и проводится вечер ее памяти в Большом театре.
Дальнейшую судьбу школы можно назвать выживанием: с гастролей в США в 1928–1930 гг. студийки вернулись без Ирмы, которая развелась со Шнейдером в 1929 году и решила остаться в Америке. Девушки много ездили по Советскому Союзу. После 1930 года больше зарубежных выездов у танцовщиц не было.
Студия окончательно закрылась в 1949 году на фоне борьбы с низкопоклонством перед Западом. Точку в деятельности школы поставила статья А. Анисимова, опубликованная в газете «Советское искусство». В ней рассматривалось «тлетворное влияние безродных космополитов» на советскую эстраду. Автор настоятельно рекомендовал «пересмотреть и деятельность студии Дункан, пропагандирующую болезненное, декадентское искусство, завезенное в нашу страну из Америки, далекое по своему существу от основ реалистического народного искусства».
Ученицы школы после закрытия работали в разных сферах, а в 1963 году попытались возродить школу, но из Министерства культуры был получен суровый ответ:
«Пластический танец как разновидность хореографического искусства органично вошел в искусство классического танца, утратил свое значение для советского зрителя (…) Отдавая должное на определенном историческом этапе, (…) не считаем целесообразным организацию студии пластического танца».
Сергей Ишков.
Фото с сайтов ru.wikipedia.org и kulturologia.ru
