«Посмотри, какое солнце!» – «Это же луна!» «Нет, я говорю – это солнце». Свидетелями этого старого как мир шекспировского, спора стали зрители Театра им. Моссовета, пришедшие вчера на первый показ комедии «Укрощение строптивой» в постановке Андрея Кончаловского. Премьера назначена на 22 апреля.
Андрей Кончаловский – из когорты тех замечательных режиссеров, которые способны заставить зрителя поверить в то, что солнце – это луна, и в то, что сам этот дурацкий спор действительно когда-то происходил в реальности. Маэстро филигранно владеет искусством «театра дель арте». К тому же он обладает редкой способностью негласно договориться со зрителем, что всё, что тот увидит, конечно же, суть балаган, цирк и глупость, но это вовсе не означает, что не надо хохотать в голос, плакать навзрыд, а местами и ужасаться.
«Укрощение…» задумывалось Андреем Сергеевичем Кончаловским как первая часть шекспировского триптиха, маэстро собирается ставить еще трагедию «Макбет» и фантазию «Буря». Шекспир для Кончаловского как никогда актуален, потому что это, по его мнению, гремучая смесь «небес и балагана», высокого и низкого, прекрасного и уродливого. Чем, собственно, и является наша жизнь.
Режиссер уже обращался к «Укрощению строптивой» в 2014-м: комедия была поставлена тогда на итальянском языке в Неаполе. Оценивая ее успех, режиссер перенес некоторые удачные мизансцены в новый спектакль. В итоге постановщикам удалось воссоздать дух балагана с проблесками божественной поэзии, облекши это в изящную форму, пронизанную фарсовостью, водевильностью и эксцентричностью. Для нас, живущих в мире глобализации, интернета и бесконечного количества негативной информации, такой праздник жизни сегодня важен и нужен.
История укрощения бешеной Катарины на слуху у всех. Люченцио (Ваня Пищулин), сын пизанского дворянина Винченцио (Владимир Горюшин), приезжает в Падую, где влюбляется в скромную на вид сестру Катарины красавицу Бьянку (Ксения Комарова). Отец девушек Баптиста (Евгений Ратьков) объявляет женихам Бьянки, что, пока он не выдаст старшую дочь, они не могут претендовать на руку младшей. Дворянин Петручио (Алексей Розин), собирающийся поправить свое материальное положение, решается укротить дикую «кошку», грубоватую и склочную Кэт. Таким образом, под сводами дома Баптисты собираются все «официальные» женихи – сам Петручио, Гремио (Алексей Гришин) и Гортензио (Александр Бобровский). На сцене шекспировские страсти проживают вместе с ними блистательный Владислав Боковин (Грумио), невероятно прекрасная в образе Вдовы Ольга Анохина и другие замечательные артисты.
Заглавную роль упрямой, сексуальной, сообразительной Катарины играет Юлия Высоцкая. Актриса делает свою героиню слегка сумасшедшей, экстравагантной, но местами мудрой – эдакий непредсказуемый чертенок в юбке.
К слову, о юбках. Их, как и прочие костюмы, создавала Тамара Эшба. Выбор художницы был продиктован решением Кончаловского перенести действие пьесы из XVII в начало XX века – очень красивое для Италии время. В итоге на сцене спорят между собой воротнички стоечкой, накрахмаленные рубашки, тонкие, как у Дали, усики и традиционные наряды итальянской знати XVII века, что только усиливает градус абсурдности.
Чистая дель арте – это еще и пьеса масок. Маски в спектакле также присутствуют. Причем не только в костюмах, но и в подходе к созданию облика персонажей. Так, например, Петручио всегда воспринимался нами, зрителями, брутальным мачо. (Его вполне мог бы сыграть Александр Домогаров периода «Сирано де Бержерака».) Но Кончаловский уходит от шаблона и находит совершенно иной характер, представив Петручио почти толстячком, эдаким «мужчиной в самом расцвете сил», подвижным, ироничным, в меру циничным, что только добавляет фарса и делает «маску» еще более яркой.
На абсурдную условность в спектакле работают и декорации, придуманные самим Кончаловским. Сценограф-Кончаловский иронично выводит на экране-заднике гигантский кинематографический палец (указующий перст), который собирает в единую картину пазлы стилизованной Падуи. На экране меняются местами здания католической церкви, виллы с арками и колоннами. Двигаются итальянские пейзажи, мчится мультяшный поезд, сыплются дождем афиши коктейльных барных итальянских вечеринок. На сцене тем временем воссоздается уютный итальянский дворик с традиционным фонтаном посредине. Фонтан… фонтанирует. Он ведет себя как живое существо, молчаливо наблюдающее за историей молодых влюбленных, которым, по законам комедии дель арте, постоянно кто-то мешает.
Старинная история эта о любви, расчете, хитростях и страстях неожиданно оказывается гораздо более актуальной, чем самые современные постановки. Даже закрадывается крамольный вопрос: смог бы Кончаловский сегодня поставить свое «Укрощение строптивой» в той же Европе, свихнувшейся на сексизме? Позволила ли бы европейская политкорректность, окончательно вывернутая наизнанку, шекспировскому Петручио буквально «ломать через колено» свою взбалмошную жену Кэт? Сдается, что до финальной сцены, когда хитроумная жена оседлывает-таки своего тирана мужа, как породистую лошадку, Запад мог бы и не дотянуть. В суд бы подали. На Уильяма нашего на Шекспира.
Елена Булова.
Основное фото Александра Авилова / Агентство “Москва”
