17 октября ведущему актеру театра «Сфера» заслуженному артисту России Александру Алексееву исполняется 70 лет. В московском драматическом театре «Сфера» он служит с апреля 1989 года. На счету у юбиляра более 20 актерских работ, среди которых главные роли в спектаклях «Старший сын», «Затейник», «Без вины виноватые», «Вишневый сад», «Дачники», «Лес» и другие. Александр Алексеев – лауреат театральной премии имени А. Д. Попова, а также лауреат диплома ХIV Международного театрального фестиваля «Золотой Витязь». В канун юбилея состоялась наша беседа.
– Александр Александрович, для вас юбилей – это праздник или будни? Какие итоги можете подвести?
– Для меня это не то и не другое. Это такой объективный момент, не зависящий от тебя, когда интересно оглянуться назад, посмотреть, что ты успел, попытаться посмотреть вперед и определиться с тем, чего ты хочешь в дальнейшем, да еще в таком возрасте, когда выбор уже не очень велик. Это возможность отблагодарить, пообщаться с теми людьми, которые были рядом на этом пути, особенно в нашем деле, это твои коллеги, в первую очередь твоя семья, которая была с тобой, это твои друзья, которые не работают в театре, но так или иначе влияют на твою жизнь. Это возможность сказать спасибо, что не забыли, отметили, это все очень важно. Какие итоги? Хорошо, что было много хорошего. Было много больших удач, было много неудач, причем больших неудач, хотелось бы поменьше их, но с этим уже ничего не поделаешь. Жизнь, как говорится, не вернуть назад. Как говорит мой герой в спектакле «Затейник»: «Все пишем кровью сразу в одну общую тетрадь. Ничего нельзя начать сначала». Считаю, что моя жизнь в театре, в общем-то, сложилась очень удачно. Мне повезло и с педагогами, и с людьми, под руководством которых я работал в театре, мне повезло с партнерами, а среди них было очень много хороших и ярких артистов. Что-то не удалось, но это естественно – нельзя объять необъятное, так же как нет предела совершенству. Но в принципе я считаю свою жизнь удачной и благодарен Богу за то, что она именно такая, а не другая.
– В театре «Сфера» особая атмосфера и передача действия пьесы. Что нужно уметь актеру вашего театра, чтобы добиться понимания зрителя? Есть ли какие-то особые секреты?
– Это важнейший вопрос существования этого театра. Я считаю, что актеру прежде всего нужно быть бесконечно уважительным к зрителю, тактичным по отношению к нему, потому что смысл наш не в том, чтобы показать себя, продемонстрировать себя, а в том, чтобы пригласить его на разговор. Этот разговор никоим образом не должен начинаться с того, чтобы занять его место в разговоре, а потом устраивать диалог с самим собой, ведь тогда зритель будет сидеть и недоумевать, зачем он тут. И если повести себя по отношению к нему неуважительно, нетактично, он не вступит с тобой в беседу, потому что любой человек, если не чувствует к нему расположения, уважения, он не захочет с тобой разговаривать. Тем более он приходит посмотреть спектакль, а не к психологу, чтобы делиться своей бедой. Когда зрители попадают в наш театр в первый раз, для них это открытие, особенно то, что они видят перед собой не только актеров, но и других зрителей. И у наших актеров стоит большая задача сосуществовать со зрителем, разговаривать с ним, пытаться прожить вместе с ним какие-то ситуации, психологические моменты. Вообще это театр «из души в душу». Есть разные виды искусства: есть искусство для ума, есть искусство для глаз, а есть театр для души. И здесь без доверительности, такта и культуры разговора, культуры общения никуда не деться. Без этого театр будет бессмысленным, тогда это будет то, что абсолютно никого не тронет. Есть театры с эффектными постановками, с фантастическими декорациями и всякими постановочными наворотами. Да, они будут удивлять, восхищать, но это не тронет ни душу, ни сердце зрителя. Наш театр не занимается этим: мы не пытаемся переодеть в современную одежду героев пьес Островского, или превратить в гомосексуалиста Гаева в «Вишневом саде» у Чехова, или завесить сцену какой-то совершенно сумасшедшей декорацией типа цирковой, на которую все будут глядеть. Ведь все это будет забыто на следующий день, а театр для души – нет. Что касается секретов, да, они есть и они простые. Мы находимся в центре площадки, у нас зритель со всех сторон, и вот здесь нужно уметь разговаривать со всеми, а не отдельно с кем-то, потому что когда ты вдруг подходишь и начинаешь в зале разговаривать с одним человеком, то все остальные чувствуют себя дураками. «А мы, собственно, для чего пришли?» – могут они спросить. Надо уметь разговаривать со всеми, но в то же время и для каждого. А для этого нужно чувствовать, что за спиной у тебя такой же зритель, как и напротив. И даже если его там нет, то ты должен играть так, как будто он есть. И он должен слышать твой голос, а это определенный настрой. Этому надо учиться, тренироваться, не все это понимают. Валерий Баринов, мастер и народный артист, вообще сказал: «Я вышел на эту сцену и почувствовал себя голым». Это действительно так, тебе просто не за что спрятаться на этой сцене. А для этого надо обладать этой техникой и, конечно, речью.
– За годы, что вы служите в театре, у вас сложился определенный репертуар. Есть ли любимые роли? Схожи ли эти персонажи с вашим мироощущением?
– Начнем с конца. Если ты серьезно относишься к тому, что ты играешь, так или иначе все роли каким-то образом соприкасаются с твоим мироощущением, иначе это невозможно сыграть. Как я безотносительно к кому-то буду играть что-то? В этом мне помог мой педагог Надежда Степановна Аронецкая – ученица Ильи Яковлевича Судакова. Что касается ролей, мне в этом смысле повезло. Мое амплуа – характерный артист с возможностями играть серьезные роли, отягощенные «социальностью», лиричностью, с героическими оттенками. Есть роли, которые что-то в твоей жизни кардинально определяют, служат какими-то этапами. Когда я пришел в театр «Сфера», я пришел в тот момент, когда из труппы уходил в то время очень известный и популярный артист Владимир Трещалов, и я заменил его во всех ролях. Но это было только начало. Могу сказать без ложной скромности, поскольку я сыграл за него сразу очень много ролей, Екатерина Ильинична Еланская сразу заметила мою способность быстро меняться и стала доверять мне в новых спектаклях эпизоды. Дошло до того, что в спектакле «Роковые яйца» у меня было 12 эпизодов. Меня едва успевали переодевать за кулисами из женщины в мужчину и наоборот, выталкивали на сцену, как в театре Райкина. И я в этом плане был «королем эпизода»! Это был один этап в жизни. А потом волею каких-то судеб и звезд в театре сложилась такая ситуация, что мне доверили Хамберта в «Лолите». Получился очень хороший спектакль, популярный, востребованный в Москве. И этот момент послужил началом моего совершенно другого этапа в театре, когда мне стали доверять роли более серьезные, масштабные, роли, определяющие в какой-то мере звучание спектакля, составляющие серьезную художественную часть. Потом был период, когда в 2000 году появился Потап Чапурин в «В лесах и на горах». Эта роль создавалась с большим трудом. Казалось бы, простой русский мужик, купец, сложенный из абсолютно ясных деталей, совершенно прозрачный. И мы дошли до того, что ни я, ни Еланская не знали, что делать. Не получалось, и все, а объяснения этому не было, и, как бы мы ни старались, все было мимо и это мы все прекрасно ощущали. Чудо произошло буквально на последнем прогоне – меня «понесло», а Еланская не стала меня останавливать. Потом мы с ней встретились за кулисами, и она сказала: «Саша, вы знаете, в вашем варианте это нужно играть так, как вы играете. Во всех остальных вариантах вы играете неправильно». И опять же получился очень серьезный спектакль, по-настоящему русский, про русских людей, про большую любовь, про измену, предательства, страсти. Этот спектакль пользовался бешеным успехом, достать на него билеты было невозможно. И этот спектакль очень многое дал мне, для театра он был бесценен. Потом был уход куда-то в сторону более русской классики, в лирику. У меня появился Лотохин в «Красавце мужчине». Мне очень сильно вновь помогла в трактовке роли Екатерина Ильинична, которая нашла не просто прагматичного купца, который реально смотрит на вещи и спасает своих племянниц и всяких родственниц. С ее подачи мы создали лиричного и нежного человека, который понимает этих женщин. Он не просто «хороший полицейский», он сочувствующий человек, который понимает, что «сердце женщины мягче воска», и относится к ним с нежностью. Потом пошел немножко другой период, в котором у меня было очень много любимых ролей, все они доставляли мне большую радость. Был Мессершман в «Приглашении в замок». Потом была роль, которая для меня была очень важной, – Юсов в «Доходном месте». Появился на малой сцене Брусков в «В чужом пиру похмелье». Он мне был бесконечно дорог. Мы замечательно этот спектакль играли. Если бы не состарилась наша молодежь, а не мы, то мы бы до сих пор бы и играли. Затем случилась трагедия – умерла Екатерина Ильинична, и на ее место пришел Александр Викторович Коршунов. У него свой взгляд на театр, на драматургию, он совершенно самобытен, но при этом он старается сохранить все важные стороны творчества Екатерины Ильиничны. Театр в этом плане, конечно, трансформировался, пошел немного другой репертуар, нежели при Екатерине Ильиничне, но и мне, слава Богу, в нем нашлось место. Потом появился Сарафанов из «Старшего сына», который потребовал огромных усилий. Самое страшное в этой роли было не скопировать рисунок Леонова, который был славен и невероятно хорош в этой роли. Здесь было миллион трудностей, я, по-моему, утомил всех, сам себя, мы даже конфликтовали с режиссером. Очень дорог Гаев в «Вишневом саде», таких ролей я до этого не играл, опять же спасибо Коршунову за то, что доверил мне играть эту роль. Я получил от этого большое удовольствие, опыт и понимание каких-то вещей, пьесы, самого Чехова. Потом появился спектакль, который по сей день идет с большим успехом, – «Затейник» Розова. Вообще у меня ролей гораздо больше, но я называю те роли, которые имеют для меня большое значение. Остальные роли для меня находятся в общем ряду. Они, конечно, все касаются моего мировоззрения. По моему глубокому убеждению, ты должен играть не свое представление о персонаже, а играть его правду. Каждый человек, так же как и каждый персонаж, имеет свою правду. Может, для кого-то он негодяй, а по нему, так ему цены нет. И я стараюсь играть правду того человека, которого я играю. А для этого он должен сочетаться с моим мироощущением, и я стараюсь понять его. Конечно, тот же Юсов – человек малоприятный в каких-то вещах, но где-то он мне очень понятен и близок. Пусть это будет звучать странно, но то, с какой яростью он защищает семью, свой уклад жизни и традиции, может украсить любого человека. Другое дело, как он это делает. Однако и его правду надо уважать.
– В труппе театра много молодых актеров. Чем, на ваш взгляд, отличается новое поколение служителей искусства от вашего?
– Не согрешу ни разу, говорил это раньше, но я считаю нашу труппу сильнейшей в Москве. Это абсолютно не шутейно. По той творческой дисциплине, по той слаженности, сработанности, подчинению себя и своих каких-то интересов общей задаче, «общему маневру» нам нет равных. Люди, которые ко мне приходят на спектакли, все говорят: «Блестящая коллективная работа!» Не зря «Затейник» получил приз «За лучший ансамбль» на фестивале «Волжские театральные сезоны» в Самаре! В отношении творческой дисциплины, уважения к общему решению, к законам самого театра и к зрителю наш театр воспитан прекрасно. Началось это с Екатерины Ильиничны Еланской и продолжается. В этот театр попадают «по группе крови». Либо ты признаешь такое существование в театре, либо ты будешь делать другой театр, свой личный, в другом месте. Что касается молодых актеров, они приходят сюда и попадают в эту атмосферу. Кто не выдерживает, тот уходит совершенно естественным путем. Конечно, уходят официально по разным причинам, но истинная причина именно в этом – он здесь не приживается, он не попадает в это понимание, в это театральное мироощущение. Что еще можно сказать про молодое поколение, которое пришло в наш театр? Я скажу так – в каких-то вещах оно умнее нас, они быстрее мыслят. Оно более прагматичное, но это такой век, наверное. Что мне не нравится в нем – оно менее образовано. Вот это заметно сразу. Появилось такое модное, ничем не прикрываемое отношение к театру – ходить в театр на работу, а не на репетиции. Вместо того, чтобы сказать: «Пойдем сыграем спектакль», они говорят: «Пойдемьте поработаем». Наверно, это возможно, но внутреннее содержание уже не то. Еще бывает так, что на репетиции они «сидят» в телефоне. Нас за это вышибали из зала коленом под зад. И мы в молодости не допускали ничего подобного. Сейчас это стало в порядке вещей. Мне это не очень нравится, а в остальном они такие же, как мы, шебутные, увлекающиеся, особенно я сужу по нашей молодежи. Там, где я работал в антрепризе, там довольно «холодноносые», прагматичные молодые люди, которые приходят отработать, заработать деньги, потом разворачиваются совершенно спокойно и исчезают, ничего не оставляя ни после себя, ни для себя. Как в том анекдоте: «Пушкина проходили?» – «Проходили. Но мимо». Этим они и отличаются, но таков мир. Противостоять ему трудно, очень трудно, но очень нужно. Поэтому я считаю, что наш театр один из супернеобходимых театров в Москве. Вообще о театре сейчас очень мало пишут, надо больше писать о живых человеческих душах.
– Люди вашей профессии всегда в поиске, в развитии. В чем (или в ком) вы находите вдохновение выходить на такую необычную сцену театра «Сфера»?
– Поиск существует тогда, когда ты не желаешь останавливаться в том, что ты делаешь, а хочешь продолжать служить этому делу, участвовать в нем. Тогда и существует поиск. Если ты развиваешься, значит, ты растешь. Вдохновение мое в материале, который мне предлагается. Я получаю огромное удовольствие от поиска моего места в материале, от того, что мне предстоит сделать для этого, в понимании того, совпадает ли мое понимание роли с режиссерским прочтением. Это те мысли, которые меня захватывают, и я готов ради этого делать многое. Меня это заводит, я становлюсь не просто сослуживцем, я становлюсь «подельником», и мне это нравится, мне этого хочется, я от этого получаю счастье. Я не иду просто на работу, я иду на репетицию. Как только я впервые попал в «Сферу» и посмотрел на эту удивительную сцену, у меня не было ни грани сомнения в том, что таким и должен быть этот театр! Настолько органично соединялись в нем сценография, режиссерское решение и актерская игра, настолько точно была реализована авторская идея, настолько это было понятно и ясно, настолько меня все это веселило и устраивало, что мне даже и мысли не пришло, что это не мое. Для меня сцена «Сферы» никогда не была «необычной». Наоборот, мне на ней всегда было спокойно, комфортно и легко. И если бы «Сфера» пошла в сторону обычного портального театра, то это был бы совершенно другой театр.
Нина ДОНСКИХ.
Фото из архива театра «Сфера»
