22 июля российский актер и режиссер Иван Охлобыстин отмечает 56-летие. День рождения он обычно проводит в кругу близких людей, поднимая бокал и произнося свой традиционный тост: “За друзей!”
– Иван, вы часто снимаетесь в исторических фильмах. А кем были ваши предки?
– Я из тех мест, где находятся Калязин и Серпухов. У меня в роду были и лодочники, и купцы. Во мне много всего разного намешано.
– Генерал Родимцев в своих воспоминаниях написал, что ему очень нравился ваш отец, начальник санитарной службы, что этот человек «никогда не унывал». Было ли какое-то напутствие вашего отца, которое помогло вам в жизни?
– Папа служил военным хирургом. Он прошел три войны, спас такое огромное количество людей, что вполне мог бы стать циником. Ему было семьдесят лет, когда он мне сказал: «Будь реалистом». Отец умер в приемном отделении госпиталя Бурденко, пока ему готовили элитную палату.
– Мне кажется, что вы по натуре – сказочник. Наверное, вам сложновато быть реалистом?
– Сложновато. Я часто думаю о том, что нельзя быть компетентным одновременно во всех вопросах. Ты можешь быть экспертом в чем-то одном. Путь реалиста, о котором говорил отец – это принципиальный дилетантизм. Поэтому я с юмором отношусь к персонам, которые стремятся показать свою компетентность во всём сразу – и в области изящного, и в вопросах сопромата. Человек когда-то взял в руки палку, чтобы извлечь искру и нарисовать на стене пещеры животное. Он при помощи палки произвел оба действия, но что-то ведь было первым. Я уверен, что каждый среди нас в чем-то лучший, и тут необходимо понять для себя, в чем именно.
– Как к вам пришла мысль поступать в театральный?
– Почти тридцать пять лет назад я задумал стать волшебником. И остановился на самой близкой к этому желанию работе – кинорежиссуре. А толчком к этому решению послужили фильм Марка Захарова «Обыкновенное чудо» и монолог теперь уже покойного Олега Янковского.
– Вы ведь потом вместе с Олегом Ивановичем работали на одной картине. Рассказывали ему?
– Да, это было на картине «Царь». Я как-то поведал Олегу Ивановичу, какое влияние его монолог оказал на меня.
– И что он сказал?
– Он вздохнул и изрек: «Боже! Я породил чудовище!»
– Ну, да – если вспомнить ту роль, которую вы играли в этом фильме… Но очень талантливо. Вас, наверное, замучили вопросом, как вы решились перестать служить в церкви?
– Вы знаете, я понял следующее: людей, которые этим интересуются, более тревожит не моя судьба, а своя собственная. По мнению «сугубо осведомленных» в подлинном значении канонов церкви и не имеющих доверия к мнению священноначалия, любой христианин не должен лицедействовать, и как следствие, участвовать в каких-то зрелищных мероприятиях. Включая просмотр телевизионных программ или вызова Деда Мороза ребенку на новогодний праздник. Но ведь при таком подходе, если мы откажемся от полумер, возникает парадоксальная картина: если христианин все-таки позволяет себе участие во всём этом, то он автоматически отрекается от Христа и должен быть отвергнут ( по мнению этих людей) Церковью. Теперь давайте посмотрим на список «отвергнутых»: это многомиллионная телеаудитория и киноаудитория, включая весь телевизионный корпус журналистов, кинорежиссеров, сценаристов, артистов, операторов. Плюс – это все, кто слушает недуховную музыку. Плюс все, кто ходит в театры, на балет, в оперу, водит детей в цирк и на детские представления. Милые уточнения относительно разного уровня духовного вреда в данном случае – сплошное лукавство. Это как беременность: либо есть, либо ее нет.
Фильм нельзя назвать православным, он или содержит нравственную основу, или не содержит. И мысль, что режиссер на роль отрицательного героя должен утверждать адепта сатанинской секты кажется мне абсурдной.
Я ведь, кстати, изначально не думал становиться священником: слишком хорошо знал себя. Этот удел требует особой внутренней дисциплины, я был недостаточно воспитан. Но став священником, я честно служил десятилетие.
– А потом самостоятельно подали Святейшему прошение отстранить вас от служения, пока будете сниматься в кино?
– Не сразу. Три года я сочетал в себе этот долг с работой артиста, и по собственному опыту скажу: этого нельзя делать. И не по причине какой-то особой греховности артистической стези, а потому, что само общество не готово принять подобное сочетание.
– За что у вас болит душа?
– За детей болит. За пусто проведенное время. За глупости, ранее сотворённые. За то, что я всегда был плохим сыном для своей матери. За то, что разочаровал свою любимую и не стал нормальным священником. За то, что вместо увесистых романов, после прочтения которых хотелось бы звездным небом любоваться, «шью гладью» юморески для нескольких сотен уставших от меня столичных мадригалов.
– А что тревожит по большому счету?
– Я в какой-то момент понял, что всё, что делаю, не стоит ничего, если внутри нет любви. Любовь и есть смысл нашей жизни. Вот в это я верю бесконечно.
Беседу вела Елена Булова.
Фото автора
Читайте также
Юрий Грымов: Чем больше занимаюсь режиссурой, тем больше у меня вопросов
Как же он сложен в своих высказываниях. Почему нельзя просто сказать, что реалист – ничему не удивляется, это же так просто.